В тулупе с поднятым воротом, в высокой меховой шапке и тяжелых бахилах, Кробов был архетипом ампира в манере одеваться. Образ завершался длинной, почти по пояс, усеянной ледышками бородой, топорщившейся из-под полумаски, и круглыми очками-светофильтрами.
    В здешних широтах такой наряд был, увы, не прихотью и не капризом, но насущной необходимостью. Под толстым слоем резины, ткани и овчины, из которых был скомбинирован тулуп, у Кробова имелся плотно связанный шерстяной комбинезон, а под ним, в свою очередь – сеть опутывавших тело трубок и электродов, отвечавших за обогрев и стимуляцию разрядами. Провода и основные трубки – ребристые, глянцево-черные – из обшитых нитью отверстий на тулупе выходили наружу, соединяясь с ранцем циркуляции, вмещавшем в себе аккумулятор, электронасосный блок и бензиновый моторчик. 
      Заправочный клапан был поднят, и под ним зияла манжета воронки, уводящей в пустой сейчас топливный бак. Ранец тянул вниз, но без него – никак, и Кробов давно привык к постоянному натяжению затянутых ремнями компенсаторов скелета.

    Кробов потянул за рычаг, и на щитке подъемника, вмороженного в ледяное основание, загорелся транспарант «Подъем».
    Шум в наушниках радиосвязи сменился твердым голосом:
- Кробов, ты снова не травил по малой, разобьешь мне стабилизаторы.
Кробов не ответил, поскольку замечание невидимого собеседника было несколько запоздалым.
    Загудели трансформаторы тока, и змеи кабелей потянулись на ставшие нехотя вращаться кольцевые блоки.
    Вода у нижнего края проруби вскипела, почернела, вздыбилась, и, извергая струи продувки, на поверхности появился батишкап.
    Когда маневровые винты на пилонах остановились, фонарь батишкапа открылся, и из машины выбрался, щурясь на свету, пилот Акимов. Он ухватился за свисавший сверху страховочный фал, и осторожно, чтобы не поскользнуться и не упасть в воду, перешел с машины на деревянный помост причальной площадки.

    Кробов помог Акимову выбраться из проруби.
- В общем, дело обстоит таким образом, - начал Акимов, как только с помощью Кробова избавился от гермошлема из блестящей латуни. – На глубине сто пять, в квадрате Днепр-Два, - следы повреждения на обшивке. Поврежденная секция полностью затоплена, но второй корпус выдержал, показатели давления в норме. Думаю, трубопровод проживет еще день-два совершенно спокойно, - и Акимов вытер пот со лба разогретым полотенцем.
- Это не очень хорошо, - коротко ответил Кробов. – Враг близко.
- А что мы сделаем, вдвоем, ни тебе гибу-втулок, ни тебе ацетатных прокладок? Может, ты сам спустишься туда, и начнешь монтировать ремонтный пузырь на трубе? Вот тот-то же. Наша задача – выявлять неисправности. Пусть инженеры думают, чего да куда. Смотри лучше, чтобы твое ружьишко не дало осечки в случае чего.
- У меня все работает, - бросил Кробов, и скрылся в вагончике-бытовке, прилепившемся на торосе, в окружении следов от гусениц вездеходов.
Акимов нацепил полумаску, и занялся укладкой своего снаряжения.

    Вечером Кробов принимал телеграмму. Лента медленно выползала из стрекочущего станка, и Кробов, безввучно шевеля губами, читал сообщение. Акимов равнодушно разглядывал матовое стеклянное блюдо радара, по которому водили хороводы зеленые точки светового сигнала, высвечивая маркеры донного рельефа. Рядом с радаром подмигивали из-за щелей кожуха лампы – радиоприемник на массивной подставке, с тремя никелированными рукоятками-верньерами, передавал звуки, выловленные из безбрежных волн радиоэфира.
- Нам присылают группу ледорубщиков, числа девятого будут, если метеосводки не врут, - резюмировал Кробов, и выключил телеграфный станок.
    Акимов отхлебнул горячего сиропу, и меланхолически заметил:
- Ждали ремонтников, а присылают ледорубщиков. Красота, финифть, серпом по почечуйке. Плакали наши сверла, втулки, – и шумно втянул терпкий воздух, насыщенный травяным ароматом из чашки.
- Думаю, сверла они привезут, - изрек Кробов, открывая ножом консервную банку, из которой немедленно стало вываливаться розовое пористое месиво. – Паштет будешь?
- Нет, я архангельский не ем, они туда что-то добавляют, отчего потом ладони болят, - Акимов улегся на тахту с намерением уснуть. – Последи за радаром. Мне буквально часа два передохнуть, глаза устали.

    Кробов аккуратно скрутил бумажную полоску телеграфной ленты в рулончик, и положил в капсулу из-под диафильма. На полочке возле рабочего стола капсулы с архивом сообщений образовывали стройные ряды, войско свидетелей и бесстрастных летописцев.
    Разложив на картонке бутерброды, Кробов подсел к радару. Белый шум, множество шепотов и мелодичных сигналов, искаженных потрескиванием атмосферного электричества, лились из динамика, затянутого сеткой. Акимов храпел, и иногда вздрагивал во сне.

    Вездеходы с бойцами задержались на сутки. Утром одиннадцатого Кробов проснулся от рева двигателей, не торопясь, оделся, и вышел встречать гостей.

    Из-за вогнутой чаши горизонта ослепительно-белой безжизненной равнины показались сначала серые дымы, а затем - небольшой караван из невыносимо медленно ползущих, похожих на черепах, вездеходов.

    Бойцы в каракулевых пилотках поверх шлемов посыпались из раскрытых люков замерших гусеничных машин, и под крик командира построились в шеренгу по стойке «смирно». Командир поприветствовал Кробова коротким салютом, и после ответного жеста дал бойцам знак разворачивать палатки.
    Вскоре база наполнилась жизнью. Под взглядами Кробова и только что покинувшего бытовку Акимова бойцы споро и ухватисто сбрасывали тяжелые ящики с вездеходов, и волокли их к проруби. Заработали компрессоры – в снежном поле одна за другой стали вздуваться грязно-белые купола палаток. Рядом возникли пирамиды, составленные из зачехленных ледорубов.
      Кробов задумчиво поглаживал цевье магнитной винтовки на своем плече, и изредка кашлял, отчего из прорезей в полумаске шли струйки пара.
- Как думаешь, почему они здесь? Может, боевая обстановка ухудшилась? – спросил стоявший рядом Акимов, наблюдая за перемещениями бойцов.
- Потому что приказ, - отрезал Кробов, и оставил Акимова одного, направившись к командиру.
- Здравия желаю, Кробов, обходчик «Днепра» - представился Кробов.
- Здравия желаю, товарищ Кробов. Капитан Шубоцын, Франце-Иосифовский отдельный разведбат пятьдесят первой дивизии, - козырнул командир.
- Чем обязаны, товарищ Шубоцын?
- Обязаны гостеприимством, товарищ обходчик, - и Шубоцын хохотнул в полумаску, в шутливой форме давая понять, что рассказывать много он не собирается.
- Понимаю. Пока не поставили палатки, заходите греться.
- Вас понял. Я пришлю сержанта, передадите ему оперативный журнал, посмотрим, что у вас там. Поступаете в мое распоряжение до убытия группы, - и протянул Кробову запечатанный пакет.
    Сверла и втулки они не привезли.

- Все-таки, я думаю, что все это неспроста. Ледорубщики, артиллерия – видел мортиру? – все такое. Что-то тут готовится. Что-то назревает, - рассуждал Акимов, когда они с Кробовым пили обжигающий чай. – Я думаю, будет драка.
- Будет драка – будем драться, - заметил Кробов.
- Да как там драться, ни одной субмарины у них! Сам знаешь, не наши души нужны врагу, известно что. Одному мне не справиться, у меня – только торпеды.
- Знаю, да.
- Я когда вчера слушал эфир, прорвалось на длинных,  с аберрацией: «Мороз крепчает, мороз крепчает», и все, представляешь?
- Может, метеосводка наших? – предположил Кробов.
- Нет, Кробов, это не метеосводка. Я думаю, это сигнал к наступлению. Кончится наше тепло. Вместе с нефтью кончится.
*******************************************

    Враг напал внезапно. Враг всегда нападал внезапно. Сначала радиоприемник взорвался треском характерных помех, и частотомер показал пятнадцать герц. Зеленые точки на радаре, сделав очередной круг, высветили хвосты траекторий, глубина – сорок. Акимов бросился вон из бытовки, следом выбежал Кробов, взводя на ходу ружейную пружину пускателя.

    В небе сияли звезды осветительных ракет, и повсюду сновали бойцы. Командир кричал, не переставая, в громкоговоритель:
- На позицию три-один, батарею - к бою! Южное направление – к контакту товсь! Бугульмин, Каналиков – ко мне!

    Мортира медленно поворачивалась на лафете, укрепленном на широких салазках. Взревели и тронулись вездеходы, и лопасти тепловентиляторов бешено закрутились.

    Пока Акимов возился в проруби с двигателем батишкапа, Кробов пытался разглядеть, откуда наступают, но видел только марево над торосами, в рваных сполохах ракет.
- Ну как ты там? – крикнул Кробов вниз, где в тусклых отсветах подвесных прожекторов качалось на волнах судно.
- Дай минуту, закусило вентиль! – у Акимова не получалось запустить винты.
- Не могу ждать, там же оборудование, нужно готовить!
- Дай минуту!  Мы не можем оставить трубу без защиты!

    В это мгновение лед под ногами качнулся, и с оглушительным стоном, от мощи которого, сыпая искрами, лопнули провода на разводках, обрушил стены проруби прямо в воду, взметнув многометровый фонтан. Акимова накрыло вместе с батишкапом массой воды и ледяного крошева, лестницу сорвало со стены, она ударилась о корпус судна, перевернулась, и исчезла в глубине. Тросы подъемника натянулись, как струны, и тут же звонко лопнули, рассекая лед у ног Кробова. Кробов едва успел отпрыгнуть в сторону от бивших и извивавшихся стальных хлыстов, покатился, закрыв лицо рукавицами.
    Когда ледяная пыль осела, Кробов подполз к краю проруби, едва не соскальзывая вниз по образовавшемуся сколу. Вода внизу крупно пузырилась, в ее толще вспухали щары подводных взрывов. От удара сорвало прожекторы, и Кробов не мог толком разглядеть, осталось ли что-нибудь от батишкапа на поверхности.
- Прощай, Акимов, - прошептал Кробов, рванул ремень с плеча, припадая на ушибленную при падении ногу, побежал туда, где начинался бой.

    Мортира тяжко и раскатисто ухнула, изрыгнув столб дыма и раскаленных ошметьев закладки, откатилась на салазках. Тут же закричал боец стрелкового расчета, катаясь в собственной хлынувшей крови – ему перебило  лафетом руку.
    Из жерла мортиры в ночное небо взлетело гигантское ядро, вращаясь в воздухе, медленно поплыло в сторону торосов, из-за которых выползала и вилась пелена живого и движущегося. Упав на торосы, ядро загорелось – сработали заряды – и все в протуберанцах пламени покатилось, разламывая и сминая ледяные горы, грохоча и сотрясая равнину.

    Из громкоговорителя раздалась команда, которую Кробов, потрясенный полетом ядра, не расслышал, увидев только, как бойцы первой линии обнажили длинные, закрученные винтом острия ледорубов, и бросились в атаку с криком, сливавшимся в монолитное «За трубу!!»

    Враг приблизился на расстояние выстрела, и теперь Кробов различал холодное свечение глаз боевых снеговиков, единой волной накатывавших с двух направлений. Из общей их массы выделялись тяжелые снеговики, не спеша, как казалось отсюда, передвигавшие свои туши в окружении прочей мелюзги.

    Кробов прицелился, и выстрелил в снеговика из отделившегося на правом фланге авангарда. Ружье издало резкий хлопок – воздух мгновенно стал разреженным –  и заточенный титановый диск снаряда исчез в снежном тумане.
- Это вам за Акимова, суки! – кричал Кробов, но голос его терялся в канонаде.

    Облако тысяч снежков поднялось над равниной, и рухнуло на позиции защитников.
Трещины шириной с шоссе зазмеились по льду, нагромождая его в острые гребни, с хрустом расседаясь. Из трещин один за другим на поверхность выпрыгивали, и скользили навстречу защитникам массивные кристаллы льда, маневрируя в потоках картечи и тепловых струй, неотвратимо приближаясь.

    Бойцы-ледорубщики и первая волна атакующих схлестнулись в ожесточенной рукопашной. Ледорубы перемалывали снег и лед, разваливая врагов на комья, но силы противника значительно превосходили числом.
«Это конец», - билась в голове единственная мысль. Кробов механически взводил ружье, и стрелял, не целясь, наугад, в стену, нависшую над базой.

- ТЕПЛО ЛИ ТЕБЕ, ДЕВИЦА?!! – нечеловеческий вопль раздался, заглушая звуки сражения. – ТЕПЛО ЛИ ТЕБЕ, КРАСНАЯ?!! – и снеговики смяли остатки авангарда ледорубщиков, стремительно преодолевая противотанковые ежи и заградительные костры.

    Кробов понял. Все кончено. Все точно кончено. Он поправил на голове запревшую изнутри шапку, забросил бороду на плечо, и вскинул винтовку.

      В эту секунду его толкнули в спину. Кробов обернулся, замахнувшись прикладом.

    Акимов, в помятом шлеме, но живой – живой! – тянул его за собой, показывая на провал проруби.
- Как ты выбрался?! Как ты выбрался?!  - твердил Кробов, пока они бежали, хотя и знал, что Акимов его не может слышать посреди чудовищной какофонии.
    Батишкап, с оторванным пилоном, ткнулся в стену проруби. Акимов и Кробов, поддерживая друг друга, покатились по ровной плоскости скола, и, едва не упав в воду, взобрались в батишкап. Фонарь захлопнулся, отделив Кробова от внешнего мира.
Акимов, не говоря ни слова, быстро щелкал тумблерами на приборной доске.
- Когда стены проруби обрушились, я успел запрыгнуть. Меня потащило на глубину, но вентиль освободился, я запустил моторы. Кристаллы-плавуны – двое или трое – напали, но я отогнал их торпедами. Пора уходить, Кробов. Всплывем у «Колгуя», если там остался кто живой. Топлива хватит.

    Батишкап погружался в вихре воздушных пузырей в кипящую пучину, и  двигался прочь, вдоль черного хребта трубопровода, лежащего на дне.

    Наверху, на поверхности, по беспредельной ледяной пустыне шагал исполин, от исполненного мощи голоса которого торосы рассыпались в прах, и снежные смерчи бились о свинцовые тучи.
- ТЕПЛО ЛИ ТЕБЕ, ДЕВИЦА?! ТЕПЛО ЛИ ТЕБЕ, КРАСНАЯ?!

    Это был Морозко.
   
    Разрубив ребром титанической ладони ледяной щит, Морозко погрузил руку в воду – тысячи тонн воды разлились, тут же замерзая – и рванул на себя, извлек из воды длинную, и казавшуюся по сравнению с ним маленькой и тонкой, кишку трубопопровода, воздел ее победно над головой, громогласно захохотал.

      Воды подо льдом почернели.

      Мы не знаем, что случилось с Кробовым и другими. (Тепло, Дедушка, тепло!) Но нам известно, что более никто и никогда не мог остановить победное наступление Зимы. (Тепло, Дедушка, тепло!)
    Помните об этом,  не забывайте беречь горючее (тепло, Дедушка, тепло!), и усердно испрашивайте милости и спасения у Всеблагого Добродетельного Правителя Сущего.
У Господа нашего Морозко.

Tweet