Маленький Миша хлопнул длинными ресницами и по-детски непосредственно уставился на маму. Такого раньше с ней никогда не было. Она постоянно бегала из комнаты в комнату, периодически поправляла свою, ставшую уже идеальной, прическу. Вздрагивала при каждом постороннем шорохе и чутко прислушивалась. Разогревала и без того уже горячий ужин снова и снова. И шептала:
- Ничего, ничего... Все будет хорошо.
- Не переживай. Не бойся. Я сильный. Я тебя защищу, -  совсем по-взрослому успокаивал её Миша, тоненькими ручками обвивая её ноги. Мама улыбалась, гладила рукой по его светлым волосам и бежала снова поправлять свою прическу.

    Мелодичной трелью раздался звонок. Дверь открылась от яростного удара ноги. Человек мощным рывком ворвался в квартиру, с одного удара повалил женщину на пол. И принялся остервенело пинать сжавшееся тело ногами. В его пустых глазах не было других эмоций, кроме полыхающей ненависти. Это был взгляд обезумевшего дикого зверя.
- Папа, папа, маме же больно, - захныкав, Миша повис на мускулистой волосатой руке отца. Дыхнув на него перегаром, размахнувшись, с полуоборота отец врезал с правой. Миша отлетел к противоположной стене, гулко ударился головой, сполз на пол и затих.

- 10-я соната Моцарта ля минор, - отчетливо произнесла симпатичная молодая девушка и быстро юркнула на своё место в первом ряду. На его первом сольном концерте было мало народу. Только родственники, друзья и близкие знакомые.

    Пианист во фраке поклонился аудитории и занял своё место за фортепиано. Посидел полминуты, о чём-то сосредоточенно думая. Руки на секунду замерли над клавишами и вдруг начали неожиданно быстро порхать по ним. Играл он с внутренним вдохновением, для кого-то удивительным, для меня же привычно-фанатичным. Я знал его ещё со школы. Иногда он даже привставал со стула, как бы усиливая и пытаясь окончательно добить кружащиеся в безумном хороводе танца звуки. На первом ряду слышалось, несомненно, его - прерывистое дыхание. Казалось, он живет уже не здесь, его душа там, вместе с Моцартом в старом доме, смеясь, спорит о чём-то.

    Двумя днями раньше. Обычное ширпотребное кафе. Светящиеся радостные лица моих одноклассников. Ещё бы, мы не видели Димана лет восемь со школы. Окончил музыкальное училище, учится в институте на каком-то музыкальном отделении, даёт частные уроки на фортепиано. Едим шашлык из рыбы, запивая коньяком.
- Ну и как, у тебя девушка-то появилась? - я почему-то всегда удивлялся отсутствию их у него. Вроде нормальный пацан. Не забитый, все его в классе уважали, но немного сторонились из-за странностей. А с девушками почему-то не получалось находить общий язык. Волнение? Одна музыка, музыка, только музыка на уме у него.
- Да, вот была одна. Расстались.
- Чего так?
- Ну, мы вечером встретились, погуляли с ней в центре. На остановке стоим, прощаемся. И тут мой автобус первым подошёл. Ну, я извинился, сел и уехал. А что мне делать? Время позднее было, а ехать до дома мне совсем далеко. Последний автобус. Потом она смс-ку мне скидывает мол, что не хочет больше со мной встречаться. Да, я виноват, конечно, нужно было проводить её. Идиот я.
- Да ну, это она просто предлог нашла. Долго встречались? - это я.
- Да, где-то недели две.
- Забудь её, найдёшь ещё. С родителями всё живешь?
- Да, - со скрытой злобой процедил он сквозь зубы.
Потом за очередным стаканом пятизвёздочного коньяка начали, смеясь вспоминать наши школьные годы.

    В классе девятом, с другом подкрались к Диме, сидящему за партой, с двух сторон. Мы всегда, когда проказничали в школе - делали это сообща. Один сделал вид, будто собирается стащить у него учебники. Дима заволновался, закрыв их руками:
- Опять что-то замыслили? Идите отсюда... - посмеиваясь, он оглянулся. Я в это время стремительно схватил его футляр с очками и убежал в коридор. Во время занятия сидели на последней парте и словно обезьяна из басни Крылова примеряли его очки друг на друга. Его вызвали к доске и попросили доказать теорему "О площади трапеции". На что он ответил, что это невозможно, так как забыл свои очки дома. Ему за это поставили единицу. После урока мы, конечно, вернули ему его очки. Он на нас не обиделся, только лишь улыбнулся. Друзей он уважал. Хотя, был ли я ему другом? Может, просто боялся нашей компании.

    Длинные струйки воды капая, стекали с моего широкого зонта и вгрызались в рыхлую черную землю. Я сплюнул, еще раз глубоко затянулся сигаретой и потушил её своими пальцами. Закашлялся. Крайности порождают крайности. Слякотная обжигающая легкие и пальцы мерзость. Прощаясь, посмотрел на свежую могильную плиту. Закрыл глаза, отмотал черно-белую киноленту назад, до девятого класса. Пусть он останется таким - добрым и талантливым моим одноклассником. Единственно, было жалко Мишу - его сына. Пять лет строгого за убийство.

Tweet