Тут - http://udaff.com/creo/67244.html

– А сейчас объясни, как и почему я тебя нашёл? – спросил я, высосав полсигареты за пару затяжек. Стало хорошо. Голова плыла и летела, но уже не так, как от краски – вниз, под уклон, вприсядку, а по-другому – легко, будто вальсируя.
– Пашка, – сказала она, – ты, наверно, пьяный. Ты меня нашёл, тебе и знать, как.
– Не юлите, барышня! – погрозил я пальцем. – Ведь я как раз о тебе думал. Думал-думал и встретил. Таких совпадений попросту не бывает. Признайся, что ты меня приманила. Как охотник рябчика. Завлекла в свои сети. Стреножила и охомутала.
– Охомутала тебя другая, – серьёзно сказала она.
– Да, – кивнул я, – тут ты, чёрт возьми, права, Майка. Хомут на мне тяжёл, ярмо сжимает выю... – Новая затяжка, дым – через ноздри, кашель, вопрос: – Слушай, что ты делаешь в нашей дыре, если не меня ловишь?
– Деловая поездка. У вас здесь образовалась весьма перспективная команда КВН, реальный претендент на место в первой лиге. В этом доме живёт директор. Решали кое-какие вопросы.
– А весёлые и находчивые, оказывается, не бедствуют.
– Когда это находчивые бедствовали?
– Что за еврейская манера отвечать вопросом на вопрос!
– Узнаю Пашеньку, – усмехнулась она. – Совсем не изменился. Желание хоть как-нибудь сострить резко преобладает над чувством меры.
– Зато я тебя не узнаю, Майка, – сказал я. – Такая стала мадама, ох, да и только. Фам-фаталь в натуральную величину. Зачем подобной женщине приманивать простого парня вроде меня? В качестве ужина? Ты – королева упырей, Майка?
– Продолжаешь молоть свой бред, – констатировала она.
– Ну, поелику никакого другого не имею, обхожусь своим.

Она покачала головой.

– Слушай, Пашка, ты, конечно, гад редкостный, заноза страшная, но я по тебе скучала.
– Такая же фигня, – вырвалось у меня.

Майка наклонила голову, потрогала носик – очевидно, скрывала торжествующую улыбку. Ещё бы! Королевы упырей всегда достигают целей.
Через секунду она предложила:
– Если у тебя найдётся часок, можем поболтать в другом месте.
– Пожалуй. Ваши варианты, мадам.
– У... у тебя?
– Исключается.
– Жена?
– Да причём тут жена! Жена у тёщи, вместе с дочкой. А я ремонт затеял, краской разит – хоть святых выноси.
– Тебя и вынесло.
– Прямо на тебя. Правда, забавное совпадение?
– Продол...
– ...жаю молоть свой бред.

Мы рассмеялись. Я хохотал, смотрел на Майку и начинал чувствовать, что пятнадцать лет – те пятнадцать лет, что прошли со времени нашего расставания – тают и становятся ничем. Майка снова была отличная девчонка – свой парень, с которой можно говорить о чём угодно и вести себя запросто.

Она отперла «Ситроен» (я уважительно присвистнул), посмотрела мне прямо в глаза и спросила:
– Тогда у меня?
– Легко, – сказал я.


***

Майка нарисовала пальцем на моей груди очередную арабеску и вдруг сказала:
– Гляди, седой волосок.

Я приподнялся на локте, задумчиво осмотрел её великолепное тело, словно скопированное с древнеиндийских фресок, потыкал пальцем в собственный живот и вынес вердикт:
– Сусанна и старец. Картина нитроэмалью.
– У тебя настоящий сдвиг на почве этой эмали, – сказала Майка, лениво потянувшись. После чего откатилась к краю постели, встала и прошествовала к окну. Раскрыла створки. Сразу запахло сиренью: июнь. – Уверяю, Пашенька, по сравнению с большинством сверстников ты выглядишь на пять баллов.
– Польщён высокой оценкой, – сказал я. Кажется, чересчур желчно: фраза о сверстниках, чьи фигуры она имела возможность изучить достаточно хорошо, задела-таки моё самолюбие. – В таком случае, ты – на все десять с плюсом. Впрочем, боюсь проявить недостаточную объективность. Не с кем сравнивать кроме собственной жены да... да и всё, пожалуй.
– Она тебе дорога?
– Что?
– Светлана действительно дорога тебе? Ты счастлив в супружестве, Пашка?

Господи, «счастлив в супружестве»! Ощущаю себя участником ток-шоу.

– Извините, мадам, но перепихон, даже самый упоительный, ещё не причина открывать перед вами душу.

Она развернулась. На фоне окна – уже занимался рассвет – невозможно было рассмотреть выражения её лица. Однако я понимал, вряд ли оно лучится иконописной добротой.
Всё-таки кое-кто здесь полный мудак.

– Тогда я сама всё расскажу. А ты меня после поправишь, если где-то ошибусь.

И она рассказала. Как есть. Короткими беспощадными фразами. Точными, будто удар профессионального забойщика скота. О мучительной тоске, пришедшей на смену любви. О жалости к стремительно увядающей Светке и ещё большей жалости к себе, вынужденному вновь и вновь доказывать опостылевшей женщине, что она для меня, как и прежде, желанна. О моей странной горчащей нежности к Ирушке; этой маленькой и болезненной копии жены. Обо всём.

Майка была – Фемида, сбросившая перед судимым любовником не только одежды, но и повязку с глаз. Меч её пронзил мне сердце и вышел из-под лопатки. С кончика его срывались дымящиеся капли. В воздухе витали эфирные тела поэтических метафор, которыми я намеревался замаскировать презрение к самому себе.
– И тебе не было противно отдаваться такому ничтожеству? – глухо спросил я, когда она закончила говорить.
– Нет, – Майка покачала головой. – Потому что ты не ничтожество. Ты просто не знаешь, кем ты можешь быть, Пашка. Кем должен быть. Я тоже не знала, пока не нашла... не отыскала... не открыла...
– Что? – подбодрил я. – Клинику коррекции фигуры или секту сайентологии?
– Новый Иерусалим, – сказала она серьёзно.
– Ой, блин, – сказал я. И добавил: – Абзац, приехали. Станция «Кащенко».

Вместо того чтобы обидеться или распсиховаться, она захохотала. Она повалилась на кровать, она болтала в воздухе ногами, хлопала в ладоши и повторяла сквозь смех: «а вот и не приехали, не приехали!». Я посмотрел-посмотрел на это дело, хищно задышал – и бросился её целовать. Удержаться не было никаких сил.
– Стоп, стоп, стоп, любострастный старец! – Майка очень ловко вывернулась из моих объятий. – Сусанна, возможно, и готова уступить твоим приставаниям, но заявляет – пока не время! Идём-ка.
– А куда?
– А на балкон.
– Ах, на балкон... Что ж, наверное, это будет весьма занимательно.
– Ты даже не представляешь, Пашенька, насколько тебе будет занимательно.

Она крепко взяла меня за руку, потянула: «стэнд ап, фэллоу!».

Мы вышли на балкон.

Я обомлел.


Дом, типовой девятиэтажный дом, в котором этой ночью я утратил гордое право называться верным супругом, исчез. Вместо бетонной крупноблочной стены за спиной была гладкая малахитовая поверхность – сплошная и, кажется, бесконечная. Во всяком случае, слева и справа, а также сверху она простиралась настолько далеко, что совершенно терялась в какой-то розоватой дымке. Наверное, именно такую дымку поэты называют «предрассветной» и «сквозною». Наш балкон был единственным элементом, нарушавшим девственно-ровную вертикаль стены. Сразу под ним начиналась хрустальная бездна. Впрочем, бездна – слово красивое, но малоподходящее, потому что там, внизу, сотнях в двух метров, определённо что-то имелось: золотое и белое, голубое и изумрудное. Кажется, это был город.

И вовсе не тот мегаполис, в который привезла меня на «Ситроене» не по годам юная Майя Эберт, повелительница упырей и кавээнщиков.

Я обернулся. За балконной дверью, к моему удовольствию, ничего не изменилось: всё то же греховное ложе со сползшим на пол «леопардовым» одеялом, та же неяркая лампа, освещавшая всю ночь наши с Майкой эквилибры – и так далее. Там продолжала вершиться реальность. Здесь – расцветала Аркадия небесная.

– Новый Иерусалим, – поправила Майка. Лицо у неё было... Сияющее, вот как! Внутренним светом. Короче говоря, выглядела моя любовница дура дурой. Она этого, разумеется, не знала и продолжала вещать: – Град золотой, где реки текут молоком и мёдом, где люди вечно юны, а Бог говорит со Своим народом на человеческом языке.
– Какая жалость, что я не отношусь к избранным, – сказал я, развернулся и вошёл в квартиру. Сел на кровать, охватил голову руками. «На самом деле, – думалось мне, – ничего этого, конечно, нету. Я валяюсь сейчас на собственной лоджии, надышавшись проклятой нитрокраской до галлюцинаций. И скоро либо очнусь, либо окочурюсь».
Вошла Майка, села рядом.
– Считаешь, что спятил? – спросила она.
– Не без того, – с готовностью согласился я.
– А зря, – сказала она и залепила мне великолепную оплеуху. Потом вторую, ещё того звонче.

У меня, конечно, совершенно жалкий опыт общения с галлюцинациями (а по правде говоря, вообще никакого), но в том, что воображаемые женщины с такой силой по морде засветить не смогут, я убеждён.
– Хватит, – сказал я, когда Майка замахнулась в третий раз. – Рассказывай.


PS/ продолжать?

Tweet