Начало: http://udaff.com/authors/roman_radchenko/

Наташа окончательно обвила ифрита руками и ногами, крепко прильнула к нему. Ее длинные волосы подушкой накрыли его голову. Инкуб ощущал давление сильной, упругой женской груди. Когда девушка вдыхала воздух, у инкуба трещали ребра. Игоренко сжимала его жестко, безо всякой скидки на физические данные. У джинна уже ныло все тело. Наташа давила его, как анаконда антилопу.

Все это не мешало виталькиному телу адекватно реагировать на близость женщины. Азартно улыбаясь, Наташа шевельнула бедрами – и инкуб ощутил, как член скользнул в жаркую, изготовленно влажную пещеру.

Игоренко впилась в рот джинна, сначала хозяйски прошлась языком внутри, затем сжала зубами его нижнюю губу. Инкуб полагал, что тем все ограничится, но Наташа двигалась уже в трансе, она сжимала челюсти все сильнее, и наконец, хлынула кровь. Болевые ощущения перешли терпимый порог, ифрит хотел взвыть, но тут вдруг провалился в некое забытье.

То, что происходило следом, ощущалось как сон.

Инкуб смутно чувствовал, будто уже не находится в теле носителя. Теперь он имел один нервный центр и расходящиеся кругом щупальца. Будто спрут. Ифрит невесомо парил в тумане.

Не сразу джинн почувствовал, что не один. Надвигалось другое, подобное ему, но более крупное существо. Из облака появились жуткие, нечеловеческие конечности, мягкие и гибкие, но толстые, они шарили в пространстве. Они искали инкуба. Скрываться не имело смысла, враждебное существо знало о его существовании. Эти здоровенные слепые змеи извивались все ближе. И вот, когда одно громадное блуждающее щупальце проходило совсем близко, инкуб ударил сразу всеми своими руками. Толстая конечность сию секунду отдернулась, скрылась, но на его место явились сразу три. Они окружили инкуба и старались дотянуться до главного, до нервного центра. Джинну пока удавалось контролировать ситуацию. Он ощетинился своими относительно короткими щупальцами, как звезда, и сосредоточенно отмахивался от нападок.

Но вот незадача: враждебных, сильных рук становилось все больше. В одном месте произошел прорыв. Три чужих конечности обошли, скрутили пять более слабых. Инкуб рефлекторно бросил все силы на удержание обороны в этом месте, и напрасно: более не сдерживаемые, остальные мощные щупальца устремились к нервному центру со всех сторон, и скоро скрутили джинна, как колбаску. Он едва трепыхался, когда появился чужой нервный центр. Совершенно идентичный инкубу, но куда более сильный и крупный, под стать щупальцам.

Враг приблизился к парализованному джинну. Вблизи ифрит разглядел, что с одной стороны у того имеется короткое твердое образование. Створки разошлись, и джинн понял, что видит перед собой настоящий клюв. Существо вплотную придвинуло свой огромный нервный центр к центру инкуба. Один миг ожидания, бессильной паники – и разверстый клюв сомкнулся на джинне.

Инкуб еще безнадежно дергался, пытался вырваться, спеленатый и сжатый, как младенец. Существо же все усиливало нажим, клюв сходился, как гидравлический пресс. Хруст – и инкуб ощутил, как его панцирь рассыпался на куски. Агрессор удовлетворенно зарычал, а после зачмокал, когда некая легкая белая субстанция засочилась сквозь раздавленную броню инкуба. У джинна кроме сильнейшей боли от ран появилось еще одно неприятное ощущение. Что-то подобное тому, как если бы его распяли на центральной городской площади нагишом, и проходящие мимо толпы без стеснения глазели, разглядывали его, как хотели. Гадкое такое чувство, что им пользуются, покупают и продают, неспеша, с удовольствием трахают в самую душу. Будто самые сокровенные мысли выставили на рынке – глядите, кому что нравится!..

Сколько это происходило, ифрит не мог точно сказать. Он был не в состоянии отслеживать время. Но знал точно: продолжайся процесс дольше, он бы растворился в окружающем, просто не вынес бы раздетости. Но вот, внезапно все негативные ощущения пропали: некоторый промежуток времени джинн просто валялся без движения, пытаясь собрать разбитую вдребезги личность воедино.

Открыл глаза он уже снова в тебе Витальки. Пошевелился – многострадальное тело разве что не скрипело. Но не это было главным. Инкуб чувствовал отвратительнейшее головокружение, слабость и тошноту. Голова гудела, как трехлитровая банка, доверху набитая мухами.

Сдерживая рвотные позывы, инкуб повернулся на бок и огляделся. Все так же голая Наташа лежала, вытянувшись на диване и блаженно улыбаясь. Вся ее фигура лучилась торжеством жизни.

- А, очнулся. Не переживай. Так будет только первое время. Сам виноват, сильно сопротивляешься.

Джинн подполз к своей одежде и непослушными руками стал ее натягивать.

- И что теперь? – прошептал он.

- Что теперь? Отдыхай себе. Туалет дальше по коридору, холодильник на кухне.

- Мне теперь придется здесь жить?

- А где же еще? Тут мой дом, располагайся. Пусть это твой дом станет тоже. Я же говорю, мы будем жить вместе около двадцати лет.

- А потом что? – Инкуб обессилено привалился спиной к ковру на стене.

- Ну, зачем о грустном! Лучше думай о том, что мы будем теперь все время вместе.

- Мне этого совсем не хочется.

- Ну, не упрямься! Разве тебе не нравится тело Наташи? Или я скучна тебе как инкуб? Тебе что, больше нравится жить среди этих манекенов?

Несмотря на отвратительное самочувствие, джинн выдавил усмешку:

- Нет, мне нравится, когда меня держат в плену и медленно, мучительно убивают. Ты так говоришь, как будто это все нормально!..

- Во-первых, я не собираюсь тебя держать. Это ты ко мне пришел, не забыл? Кроме того, действительно, ничего такого не происходит. Эти двадцать лет будут для тебя более осмысленны, чем все те столетия, когда ты жил один.

- Спасибо за заботу, я предпочел бы оставаться живым дальше. Я не хочу быть съеденным. Тебе бы, Наташенька, небось, не понравилось, чтобы тебя медленно ели?.. А?

- Если бы ели меня, был бы совершенно другой разговор. Расслабься – и получай удовольствие, милый. Тебе выпала пассивная позиция, теперь ты будешь жить у меня, тебе не надо ни о чем думать. Примерно раз в сутки я буду любить тебя. Скоро ты перестанешь чувствовать боль. Все будет хорошо. И чем раньше ты угомонишься, тем скорее мы заживем в счастьи и понимании.

- Ага. Помечтай. Да за двадцать лет я сто раз успею смыться!

Наташа взглянула на него с примесью раздражения.

- Я же говорю: тебя никто не держит. Иди на все четыре стороны хоть сейчас. И кроме того, скоро у тебя пропадет желание убегать.

- Пропадет? Это вряд ли. Ты меня не знаешь совершенно! Я, если что-то задумал, обязательно совершу.

- Ну да. Конечно. Это и делает тебя инкубом. Но ты не будешь желать убежать.

- Почему это? – подозрительно скосился ифрит.

Наташа чуть помедлила, размышляя.

- Вспомни своего предыдущего носителя, Виталик.

Инкуб тут же припомнил Семена. Скучноватая жизнь, особенно под конец. Хорошо, что он сменил его.

- И что?

- Вспомни теперь еще более позднего.

- Да зачем?

- Вспомни.

Джинн раздраженно обратился к памяти… И ничего не нашел. Он порыскал тщательнее. Однако, воспоминания отвечали гулкой темнотой. Постой, постой!.. Ну, кто же был до Семена?! Инкуб напрягался до боли, но ничего не мог припомнить. Значит так, Семен Коротков, джинн припоминал его очень хорошо… Или недостаточно хорошо? Даже коротковские воспоминания носили странный, туманный характер. Будто когда-то давно инкуб в кинотеатре смотрел художественный фильм про Семена Короткова. Будто не сам прожил он эти два года.

Да что за дела такие, кто же был до Семена?!.

Игоренко откровенно потешалась над муками инкуба.

- Что такое? Проблемы?

- Я не понимаю…

- Не напрягайся. Все нормально. Через несколько наших с тобой контактов ты вовсе забудешь, что инкуб.

- Как? Что?!

- Да все нормально. Ты еще останешься самим собой, просто потеряешь все не виталькины воспоминания. Это вроде наркоза. Когда я выпиваю немного тебя, я ввожу тебе нечто такое, что заставляет тебя забывать. Так всегда бывает. Скоро ты будешь думать, что ты просто Виталик, на которого почему-то обратила внимание Наташа Игоренко и который очень неплохо устроился – ему не надо работать и почти не надо шевелиться. Наташа Игоренко очень любит Виталика за то, какой он есть.

- Чушь какая-то… Я никогда не забуду, кто я есть.

- Ну, тогда попробуй вспомнить хоть кого-то из своих прошлых носителей. – Потеряв интерес к теме разговора, Наташа снова растянулась на диване.

Инкуб старательно побегал по воспоминаниям. Точнее, по их отсутствию. И вправду, кроме туманного Семена – больше никого. Создавалось даже впечатление, что никого и не было.

А в самом деле, был ли кто-то?.. Еще недавно инкуб легко перебирал старых носителей, без особого труда мог восстановить любого, в ком когда-либо находился. И плевать, сколько прошло столетий. Но может, это ему кажется, может, это какое-то помешательство, может, до Короткова действительно не было никого?..

Стоять, одернул себя инкуб. Именно этого Наташа и добивается. Того, чтобы он забыл, кто есть на самом деле и потерял повод сопротивляться ей. Тогда – смерть. Ему не захочется искать варианты для бегства, у него просто не будет причины сопротивляться. Станет как бык, которого ведут на бойню, а тот и ухом не ведет.

Голова еще кружилась, самочувствие не слишком торопилось идти на поправку. С трудом инкуб сфокусировал взгляд на Игоренко. Та поглаживала свое сильное молодое тело и мечтательно улыбалась.
- Кобыла… Как же можно быть такой стервой? Я ведь такой же, как ты.

- Ой, угомонись ты там! Иначе, сейчас поднимусь – и в лоб получишь. Ты не такой, как я, ты гораздо мельче и слабее. Да, ты лучше остальных этих носителей, но все равно, ты – слабак.

- Отпусти меня, тварь! Открой дверь!!

- Да открою, без проблем. Да только, ты сам прибежишь.

- Хорошо. Прибегу. Открой мне дверь.

- Да без проблем…

Наташа начала было вставать, но потом остановилась и вновь присела на диван. Внимательно она изучала лицо инкуба. Тот сверлил ее яростным взглядом.

- Да, выпущу. Но потом. Через пару-тройку дней. А то ты сейчас… неадекватен слишком.

- Выпустишь, когда я потеряю память?

- Ну, это же все еще будешь ты, правильно? Просто, не будешь помнить. И тогда я выпущу тебя.

- Скотина! Тогда уже это буду не я!!

- Это будешь ты, твоя личность будет медленно убывать около двадцати лет. А будешь ругаться, я тебе кляп вставлю и свяжу. Будешь в таком положении ждать эти несколько дней. Пока из тебя дурь не выйдет.

- Ах, ты, тварь!..

Джинн сделал попытку встать. Пошатнулся и рукой оперся о ковер под ногами. От резкого движения голова закружилась сильнее, комок подкатился к горлу, желудок обреченно сжался – и остатки завтрака с ревом хлынули наружу. Такой идеально чистый, безупречный ковер с поразительной быстротой покрывался блевотной смесью. Желтая вонючая слизь растекалась по нежному розовому покрытию. Теперь всюду анархически валялись кусочки хлеба и колбасы, в противоборство с изысканными благовониями вступил едкий, кислый запах помоев. Инкуб даже обрадовался хоть малой, но все же частичке хаоса, жесткой дряни, что безжалостно разрушала эту утопию порядка. И кроме того, очистка желудка реально улучшила ему самочувствие.

С блаженной улыбкой инкуб поднял лицо к Наташе.

Та уже напоминала Медузу Горгону.

- Ах ты!.. Урод! Скотина, свинья такая! Ну, ты чего, не мог до сортира добежать! Ах, тварь!.. А-аа…

Она подскочила к джинну, в ярости махая руками и глядя на изгаженный ковер. Затем схватила ифрита за волосы – и принялась таскать по полу.

- Ты!.. Свинья!

Увы, болевой порог у Виталика оказался до отвращения низок, и джинн крепился недолго – скоро стал вопить, и что самое унизительное, просить пощады. Ощущения от побоев оказались слишком сильными, Игоренко, как выяснилось, в квартирке души не чаяла.

- Ай! Отпусти, блин!.. Ай, я не буду больше! А-аа!!

Их крики слились, только Наташа ревела сорванным голосом, а инкуб, наоборот, перешел на фальцет.

В конце концов, хозяйка немного угомонилась. Все так же дергая джинна за волосы, но уже не столь резко, она оттащила его в прихожую, отворила дверь – и вышвырнула на лестницу. Вдогонку полетели куртка и обувь.

- Ну, почему вы все, мужики, такие свиньи, а?! По-ошел отсюда, урод!!

Ифрит, разумеется, не стал ждать, пока попросят дважды. Похватав элементы одежды, он заторопился вниз. Невольно прижимал голову – кажется, кое-где выступила кровь. На улице он воспользовался мобильником и вызвал такси. Благо, вытянутые с родительского кошелька деньги позволяли, сейчас меньше всего хотелось думать об экономии.

Джинн все ждал, когда Наташа одумается и бросится в погоню. Чтобы заткнуть ему рот и стреножить, пока полностью не созреет и не станет «белым и пушистым». Что бы там Игоренко не рассказывала насчет двадцати лет, инкуб полагал, что настоящая смерть придет к нему именно с потерей памяти. Кто он будет без воспоминаний и опыта? Виталиком и будет.

Tweet