- Заткнись.
- Да молчу я!
- Вот и молчи, сссука.
  Ствол пистолета нервно плясал перед глазами. Гориллоподобный мачо олицетворял собой воплощение бешеного зверя: огромен, лыс, в строгом костюме и с наушником в ухе. «Неужели спецслужбы?» - спросил он сам себя, - «Да на кой черт я им сдался».
  Александр понимал: одна неверная фраза, и этот громила нажмет на спусковой крючок. Тогда смерть. Мгновенная и неминуемая. За что? Он же всего-навсего  журналист в военно-историческом  журнале. И не более того. 
  - За что?
  - За то.  Чего ты там понаписал  в своем поганом журнале?
  - Так я каждую неделю что-нибудь пишу!
  - Что пишешь? – громила ощерился желтыми зубами. – Всякое вранье про хороших людей? А  потом рассылаешь пятитысячным тиражом по инстанциям?
  - У нас тираж всего две тысячи! – защищался журналист. 
  - В самом деле?  Вы его, значит, расширили больше чем вдвое, чтобы напечатать это прогрессивное дерьмо?
  -  Я просто размышлял! На основании исторических материалов, между прочим!
  -  Размышлял? – ехидно ухмыльнулся здоровяк. -  Вот и доразмышлялся. До пули в башку.
  Громила неожиданно убрал пистолет в кобуру. Александр облегченно вздохнул, но  внезапно ощутил короткий резкий удар в солнечное сплетение. И сразу забыл, как надо дышать. Но даже сквозь хрип услышал, как к здоровяку подошли еще двое. 
Главарь скомандовал: 
  - Обыщите его!
  Двадцать ловких пальцев быстро прошлись по карманам жертвы: сигареты, зажигалка, блокнот, диктофон  и сотовый телефон. И еще редакционное удостоверение. Здоровяк внимательно посмотрел удостоверение и приказал:
  -  Тащите его в лес. Там я его убью. Сам. Ножом. Тихо и быстро.  Потом закопаете. И поглубже. Чтобы метра на два – как минимум.
  Фигуры коротко ответствовали: 
  - Есть!
  И поволокли  Александра в лес. Сразу за ближайшими деревьями тело было брошено на землю.  Фигуры отправились за лопатами, а здоровенный главарь достал нож,  залихватски подбросил его в ладони, развернув лезвием вниз…
- Господа! – пролепетал очнувшийся журналист. – Давайте объяснимся! Я всего-навсего написал исторический очерк!  По событиям девятнадцатого века! При чем тут вы?
  Нож на мгновение  застыл в воздухе.
- Что ты сказал?
Александр почувствовал шанс и взволнованно затарахтел:
- Я написал исторический очерк о горнорудном производстве девятнадцатого века. Описал производственный цикл, быт рабочих, затронул специфику времени.... И все!   
Громила присел перед ним на корточки и медленно, чуть касаясь кожи,  провел лезвием по горлу. Журналист осторожно сглотнул слюну.
- А не врешь?
Александр, со слезами в глазах, отчаянно замотал головой.
- Тогда что это такое? – бандит вытащил из бокового кармана пиджака смятый журнал и сунул разворот прямо в лицо журналисту.
  Тот быстро пробежался по тексту. Слог, стиль, подпись – все было его. Но смысл – совершенно другой.
- Не понимаю... – пробормотал он. – Это не мой материал! Правда! Спросите редактора!
Главарь ухмыльнулся:
- Спросили уже...  Он нес примерно такую же чушь, как и ты... 
- Правда?
- Правда. Но это тебя не спасает. 
- Что это значит? – пролепетал журналист.
- Это значит, - еще раз ухмыльнулся громила. – Что ты сейчас умрешь. 
  От ухмылки несло вонью гнилых зубов.  Уголовник схватил жертву за отворот куртки и лениво занес нож для удара…
  В это мгновение Александр, служивший в армии в спецназе, рефлекторно  перехватил руку на отвороте и вывернул кисть противника.  Тот потерял равновесие и перелетел через журналиста, упав лицом в траву.  Александр вскочил, с размаху прижал его коленом и резко ударил  кулаком в основание черепа. Громила хрюкнул и отрубился.
  Журналист не стал дожидаться возвращения фигур с лопатами. Просто бросился в колючие кусты. За спиной кто-то заорал. Но он, уже не обращая внимания на вопли, продирался сквозь заросли. Он  бежал изо всех  сил, не разбирая дороги. Несколько раз падал, но вставал и бежал снова, хрипло глотая раскаленный воздух.
  Когда остановился, уже стемнело. И он понял, что в пылу бегства попросту заблудился.  Попытался сориентироваться и побрел наугад.  Тело ныло, он чувствовал себя чудовищно уставшим и беззащитным. И все-таки ему повезло: сквозь деревья увидел отблеск света. Побрел на огни. Лес скоро закончился, за ним блеснула лента асфальта и показался одинокий домик под высоким фонарем.  Журналист кое-как добрел до дороги, упал на колени, и в этот момент силы оставили его.
  Послышался шум подъезжающего автомобиля. Из последних сил он поднялся с колен и сжал кулаки, готовый обороняться до конца. Прямо перед ним резко затормозил белый «минивэн» с  красными крестами на бортах. Оттуда выскочили люди в синих халатах.
  - Помогите мне... – прошептал журналист и потерял сознание...


  - Ну-ссс... Как такой сюжетец? – профессиональный писатель Григорий Рукодельников жадно ждал реакции своего собрата по перу, матерого детективщика Ивана Серебрякова.
  Но тот откровенно зевал:
  - Слабо! Было уже. Причем, как минимум, несколько тысяч раз. Говоря языком современной молодежи: «бойан». И «низачот аффтару». 
  -  Хрена ли «низачот»?  - возмутился Рукодельников. – На подобных схемах весь Голливуд стоит!
-  Ну и пусть себе стоит, – резонно возразил собрат.  -  Все эти одноразовые схемы живут не более трех месяцев. А дальше мрут безвозвратно. Хорошо если себя в ноль окупят. Кассовых проектов, знаешь ли, считанные десятки. А бездарных провалов – тысячи.  Поверь мне, в данной системе стабильный заработок только у производителей декораций в Новой Зеландии.
-  Намекаешь на Толкиена?
-  А почему нет? - равнодушно пыхнул табачным дымом Серебряков. - Известнейшая трилогия, великолепно снятый фильм...  Куча заработанных бабок, наконец...  А в какое бессмертие засунуть твоего «журналиста Александра»? В какой редакции ты видел отставного спецназовца? Сознайся, в какой?
- Это  эффектный литературный ход! – защищался Рукодельников.
- В самом деле? – ехидно спросил оппонент.  – Тогда эффект достаточно слаб. Так... Разве что поржать.
  - Вот ты и будешь ржать. А его купят! Дать сюжету какое-нибудь звучное название, например, «Смерти вопреки»... А? Как думаешь?   
  -  Знаю, что купят... И я, грешный, подобное пишу... Только знаешь что, Гриша...
  -  Не знаю! – резко сказал Рукодельников.
-  Однажды мне стало стыдно за такое же фуфло...  - грустно поведал собрат по перу.
-  А что делать? - спросил Рукодельников.  – Да! Сознаюсь! Мне  бывает стыдно за публикуемую мною чушь. Поэтому, наверное, и работаю под псевдонимом. Но  жрать-то что-то надо?   
- Так и мне тоже надо, Гриша!
- И что? Что ты предлагаешь?
- Есть одна идейка.... Только может сначала перекусим? А я тебе потом расскажу.  Мысль очень дельная, и я не хочу, чтобы она торкнула тебя, подобно стакану водки.
  Рукодельников усмехнулся:
- Это почему?
- Потому что мне необходима обстоятельность в суждениях, - крайне серьезно ответил Серебряков.   
  И тут же дал знак.  Бесшумно распахнулись огромные створы дверей, и официант внес в залу гроздья горящих свечей.  В глубине залы ресторана уютно потрескивал камин. 
Аккуратно поставив свечи, официант раскрыл блокнот:
  - Что желаете откушать?
  Командовал парадом Серебряков:
  - А подайте нам бутылочку красного вина... Допустим,  Шато Ла Флер Петрус  восьмидесятого года, что-нибудь легкое – закусить и что-нибудь основательное. Ибо мы очень голодны.
  -  Угощу гостей отличным шпигованным мясом!
  Рукодельников поморщился.
  - Осмелюсь заметить, господа, - не сдавался официант, – что вы ничуть не пожалеете, если  отведаете это кушанье. Наш повар  его изумительно готовит.
  -  Да, но как он его готовит? – поинтересовался Рукодельников.
  - Он берет говяжью вырезку, шпигует ее вареным языком и грибами. Обжаривает со всех сторон на противне с салом до того момента, пока мясо не приобретет нежную  прожаренную корочку. После этого оно будет посыпано зеленью, полито растопленным сливочным маслом и подано на стол.
  Рукодельников с Серебряковым чуть не захлебнулись слюной.
  - А в качестве гарнира, - с неумолимой жестокостью  продолжал официант, – очень рекомендую овощное рагу, запеченное в духовке с сыром.
  -  Отлично! – Рукодельников был удовлетворен предложенным меню.
  -  Тогда сию минуту, господа!
  На столе появились два хрустальных бокала и с  блюда  рыбными закусками.  Официант налил вино. Литераторы отведали напиток: вкус был совершенно изумительный.  Рыба оказалась не менее потрясающая, она просто таяла на языке.
  Подоспело обещанное блюдо. Старый плут не обманул: и запах, и вкус искусно приготовленного мяса были великолепны. Литераторы мгновенно проглотили его. Рукодельников  даже  подумал, что это был самый  лучший обед в его жизни.
  Серебряков  приказал подать еще немного вина и предложил продолжить беседу в летнем саду. Рукодельников с удовольствием согласился.
  Друзья раскурили сигары. Табачный дым ворвался в атмосферу летнего сада. Несколько жадных затяжек.... Дым медленно уходил  вверх.  Идиллия казалась  слишком  хорошей...
  Через несколько минут Рукодельников вспомнил:
  - Так что там с идейкой?
  В ответ Серебряков очень непонятно улыбнулся. И сказал:
- А идейка уже играет, Гриша... 
- В смысле? -  удивился Рукодельников.
- Ты сам все скоро увидишь, - еще более непонятно пообещал Серебряков. 
  После ресторана, попрощавшись с Серебряковым,  он отправился ловить такси. В машине Рукодельников заснул. Когда очнулся, они уже подъехали к спальному району, где жил писатель.
  Знакомой дорогой он пошел домой. На душе  тепло и сытно. Сгущались тучи. В вечернем воздухе остро пахло грозой и сиренью.
  Литератор неспешно вошел в арку квадратного двора. Тут же из-за угла выступил человек в темной одежде.  Григорий успел поймать взгляд стеклянно-черных глаз и  размытое пятно, очень быстро фокусирующееся в кулак. Далее были вспышка между носом и глазом,  кратковременный провал в сознании.  Падая назад, Рукодельников основательно  приложился затылком к кирпичной стене.
  Толчком рук Григорий попытался резко отбросить нападающего. Но, в отличие от своих персонажей, он не то, что в спецназе, даже в армии не служил. 
  Агрессор мгновенно сбил его с ног ловкой подсечкой под колено и  ударами кулаков сверху вниз разбил лицо в кровь.  Потом поднял обмякшее тело и пару раз ударил спиной об стену.  Во время каждого удара внутри что-то хрустело и ломалось. А когда Григорий упал, был яростно добит множеством ударов  крепких десантных ботинок в грудную клетку. 
  Выплюнув кровь, Григорий  ухватил агрессора за ногу и попытался его опрокинуть. Как ни удивительно – удалось. Тот крякнул и со всего маха грохнулся на асфальт, через несколько секунд вскочил и несколько раз всадил Рукодельникову ногой под почки.  И еще раз. И еще.  И до тех пор, пока писатель  окончательно не потерял сознание...


  Очнулся Рукодельников в полной темноте. Голова раскалывалась. Немного постонал на публику. Удивился, что жена к нему не подошла.  Попытался нащупать ее справа. Попал во что-то липкое и на редкость вонючее. И только тогда понял, что он находится совсем не на своей широкой кровати.
  Задергался. Вскочил  и сразу запутался в каких-то лохмотьях. В карманах не было ничего,  кроме большой и острой отвертки.  Григорий увидел полоску света в крупных щелях едва прикрытой двери и прошел  туда.  Толкнул дверь и вышел наружу.
  В ночном небе плыла полная луна, в свете которой отражался окружающий пейзаж: горы хлама и побитые кем-то заборы.  До самого рассвета Рукодельников шатался, словно ненароком разбуженный медведь, по самым невероятным помойкам. Падал и натыкался на какую-то разбросанную рухлядь и кучи дерьма. А потом присел под сломанным шифером и неожиданно уснул.
  Разбудил Рукодельникова запах жареной пищи.  В глаза ударил яркий утренний свет.  А прямо напротив  два  очень неопрятных типа жарили  на костре склизкие  сосиски. Ели они их очень неаппетитно: чавкали, роняли куски на землю, поминутно рыгали и  прикладывались к пятилитровой пластмассовой канистре с мутным содержимым.
  Иногда смотрели в сторону Рукодельникова. Равнодушно и бессмысленно, продолжая жрать сизые сосиски.
  Григорию  очень хотелось кушать.
  - Здравствуйте, - вежливо сказал он.
  Типы молча жрали дальше. 
- Я очень хочу есть! – пожаловался Рукодельников. – Дайте мне сосиску! Я всенародно известный писатель! Я право имею!
  И попытался цапнуть сосиску самостоятельно.  Типы с такой ненавистью посмотрели на литератора, что ему стало страшно.  А один из них подобрал длинную палку и так неожиданно врезал Рукодельникову по плечу, что боль, казалось, сразу пробила до желудка. Сосиска выпала из пальцев.
  Чувство голода оказалось выше боли.  Он снова потянулся, но рука остановилась на полпути: такую ярость увидел Григорий в глазах неопрятных типов.  На этот раз палкой его не били. Просто один достал огромный нож и вразвалочку направился к писателю. Рукодельников в ужасе увидел на лезвии бурые пятна крови и бросился бежать.  Напролом. Сквозь заборы и кусты.  А вслед неслись гогот и улюлюканье. 
    Вдруг он увидел серый «уазик» с синими полосами и проблесковой шпалой на крыше.  Автомобиль медленно двигался между полуразвалившимися постройками.
Григорий со спринтерской скоростью  бросился ему на капот. «Уазик» отчаянно тормознул.
- Помогите мне! – орал Рукодельников и барабанил по капоту. 
  Из кабины высунулось гневное лицо в синей фуражке:
-  Блядь, бомжатина, тебе  что, жить  надоело?
- Я известный писатель! Помогите мне!
  Лицо в под фуражкой ехидно ощерилось:
- Писаааааатель...  Тогда мы тут - космонавты. Сто пудов.
  И ласково посоветовал:
- Ты иди отсюда, бомж вонючий. По-хорошему.
- Я не бомж! Я, правда, писатель! – взволнованно возразил Рукодельников.
  Блюститель закона неторопливо хлопнул дверцей. Вышел. Подошел ближе. И с  оттяжкой врезал Григорию по спине резиновой дубинкой.  Писатель взвыл от боли и рухнул на колени.  Следующий удар дубинкой. На этот раз Рукодельников разбил нос о решетку радиатора.  Еще несколько пинков, и литератор оказался в канаве на обочине, задыхаясь от крови. 
  Человек в милицейской форме заржал:
- Ну что, писатель, как ощущения?  На нашей помойке, небось, все как-то необычно?  Я очень удивлюсь,  если ты выживешь тут пару месяцев, смерти вопреки! Кстати, учти! Очень хорошее название для рассказа! «Смерти вопреки»! Возьми на вооружение!
  Затем милиционер спокойно сел в машину, хлопнул дверцей, и «уазик» проехал мимо, прощально окатив Рукодельникова брызгами грязи...
  Очнувшись, Григорий подполз к дорожной луже.  В серой воде он увидел жуткое отражение  грязного избитого человека с небольшим запекшимся кровью порезом на виске.  Но отчего-то сейчас Рукодельников даже не подумал о том, что этот шрам испортит его внешность.  Сейчас было не до шрама.  Его мучила жажда, он напился из этой лужи, как дворовый пес, даже не думая, что кто-то заметит и осудит за такое безобразие.  Вода из лужи была кислой, но не противной.
  Она дала ему силы подняться и искать пищу, которую настырно требовал пустой желудок. После лужи у Григория не осталось  комплексов – он искал помойку с отбросами, которые могли помочь утолить голод.
  Долго выбирался на шоссе из заброшенного дачного поселка. Уже вечером, возле придорожного кафе в мусорных баках устроил себе настоящий пир: недоеденные шашлыки, хлеб, салаты и почти полная бутылка сухого вина. Шашлык ударил в желудок, а вино – в голову. Писатель выбрал из помойки самый жирный окурок и втихаря прикурил от дымящегося остатками углей мангала.  В этот момент он был почти счастлив. 
  - Ты что  делаешь, сучье вымя?!
От резкого окрика Рукодельников сначала испуганно сжался.  Осторожно повернулся на голос.  К нему быстро приближался маленький злой человечек в истерзанном ватнике. Бомж. Точно такой же, как Григорий сейчас. В том же статусе. Только более борзый и уверенный.
- Хули смотришь?  - человечек пихнул писателя в грудь. -  Это моя территория! Вали  нахер отсюда! И быстро!
  У Рукодельникова изменился цвет лица, как у хамелеона, бегающего по красным галстукам. Теперь он не мог даже представить, что придется уйти от содержимого этих великолепных мусорных баков. Еще голодать? Нет уж! Увольте! Он достаточно натерпелся!
- Яяяяяяя.... – проскрипел он. – Никуда отсюда не уйду.
- Чтооо? – заорал человечек и его глаза побелели от злости. – Вали отсюда, кому сказал!
  В кармане своих лохмотьев Григорий нащупал рукоять отвертки. Крепко сжал ее.
- Я никуда отсюда не уйду! – повторил он значительно окрепшим голосом.
  Маленький бродяга ухватил писателя за рукав. Григорий выхватил отвертку и сунул ее,  не глядя, куда-то под ватник конкуренту.  Тот вытаращил глаза и захрипел.  Изо рта выплеснулась кровь. Писатель вытащил отвертку, изумленно осмотрел  обагренное острие и нервно выкинул в сторону. А потом побежал, так и не узнав, убил  он маленького бомжа или нет.
  Ночевать он вернулся в поселок и спрятался в какой-то конуре. Спал плохо. На рассвете подкрался посмотреть,  на месте ли труп.  Трупа не было. Рукодельников облегченно вздохнул и решил, что «ничего страшного не произошло».
  Первые несколько дней жизни на свалке Рукодельникову было  несколько неуютно, что он не мылся. Но потом щелкнула планка на понижение. Всего за один месяц в Григории что-то переключилось, и он сумел принять новую реальность. Привык жрать из помоек, терпко пахнуть собственным телом, не пользоваться бритвой и туалетной бумагой, ловко научился находить курево в окурках, разбираться  в денатурате, бытовой химии и самогоне. 
  Несколько раз он пробовал выбраться отсюда. Но мешали менты и обстоятельства.  Григорий даже не смог определить, где он находится. Но зато он научился защищать свою территорию. «Лицо без определенного места жительства», Рукодельников опекал уже две придорожные кафешки, с которых ел, пил, курил и даже потрахивал таких же заблудших  овец. То есть телок, которые так же, как и Григорий, внезапно оказались на обочине жизни.
  Примерно раз в неделю он предпринимал попытки вырваться из круга. То есть - пытался кому-то жаловаться.  Но его никто не понимал и почему-то все время пытались побить.  И так было каждый день...



- Гриша, вставай!
Рукодельников резко вскочил. И изумленно застыл.  Он проснулся  в чистой кровати. В чистое окно яростно били лучи утреннего солнца. Над ним стояла жена. Красивая, улыбающаяся и... Чистая. 
- Серебряков уже два раза звонил. Хочет с тобой обсудить какой-то новый проект.
- Серебряков? – ошалело переспросил Григорий.
  - Ну да! Иван Серебряков! – встревожилась жена. – Да что с тобой, Гриша?
  Григорий молча выбрался из-под одеяла. Чистого одеяла! Изумленно осмотрел постельное белье.  Черт возьми... Неужели  это был только сон? 
  Он прошел в ванную комнату. С удовольствием принял душ. А когда начал бриться, то  заметил на виске плохо заживший шрам... 
  Рука с бритвой самопроизвольно дернулась, чуть раскроив кожу.  Рукодельников прижег кровь одеколоном. Пристально всмотрелся в отражение в зеркале.  На него смотрели очень серьезные глаза. 
  Григорий вошел в комнату супруги. Она еще разбирала чемодан.
- Я вернулась утром из командировки, - весело щебетала она. – А ты дрыхнешь без задних ног. И телефон просто разрывается... Кошмар!
Писатель напряженно ухватил себя за затылок. Да. Теперь он вспомнил. Она, действительно, должна была вернуться из командировки. 
  - Наташа... То есть ты вернулась из командировки, а я просто спал в кровати?
Супруга встревожилась:
- Да что с тобой, Гриша? Ты как будто сам не свой! Да, я вернулась, а ты спал! И как ты телефон не услышал, ума не приложу... Я взяла трубку, звонил Серебряков, и он...
- Я понял, - мягко остановил ее Рукодельников. – Извини. Что-то показалось. Пойду в кабинет, разберу почту.
- А я приготовлю завтрак! Есть хочу, ты даже не представляешь!
Григорий чмокнул ее в полные губы и отправился на второй этаж их коттеджа, в свой кабинет. Покурить и покопаться в компьютере. Это его всегда успокаивало. 
  А Наталья прошла на кухню.  Оглянулась. Достала из бара початую бутылку коньяка.  Глотнула прямо из горлышка.  Спиртное приятно обожгло горло и мягким теплом ударило в желудок. Она прикурила сигарету, сделала несколько глубоких жадных затяжек кислым ментоловым дымом и глотнула еще раз.  В желудке стало очень тепло, а в голове – спокойно и уютно.  Еще затяжка. Она потушила сигарету и убрала коньяк обратно в бар.
  Еще раз выглянула из двери.  Прислушалась.  Муж что-то печатал наверху.  Усмехнулась. Писатель  - он всегда писатель, дай Бог ему здоровья!
Она взяла в руки сотовый телефон и набрала номер.
- Да? – ответил мужской голос.
- Котик! Все прошло хорошо!  Ты такой сексуальный, вау…  Я даже не ожидала, честное слово…  Ты такое вытворял с фаллоимитатором, мне бы такое на ум даже не пришло!  Завидую! Чесслово, завидую!  Более того, мы бы тобой были бы отличной парой! Я, как ты уже  знаешь, не менее развратна… 
- Отлично, милая! Он ничего не заподозрил? 
- Нет, все отлично! Иван, ты просто гений! Как ловко все придумал! Это был сказочный месяц!
  - Спасибо, моя дорогая! Ты была прекрасна!
  - Ты тоже, котик! Целую!

Tweet