Глава седьмая. ЧТО-ТО СВЕТЛОЕ.

Ночь была душной, бессонной и жаркой. В холодной как склеп камере Иван Обухов всю ночь метался в бреду, чудилось ему, будто пытают его. Словно полицай Фёдор раскалил докрасна кочергу, тычет ей Ване прямо в открытую рану на плече и кричит:

- Где партизаны? Где говори?

А мама и бабушка Ивана тут же стоят и тихо просят Ивана, чтоб рассказал, не упрямился. А Иван, вроде и не связан, а шевельнуться не может, руки-ноги не слушаются. А бабушка, словно извиняясь говорит Фёдору:

- Вы уж простите его, он у нас без отца рос. Бросил нас папка-то... Уж если б знала я где этот отряд, то рассказала бы. Только б вы Ванюшу не мучили.

Хочет Иван бабушке запретить с полицаем говорить, кричит ей что-то, но почему-то по-немецки. А бабушка подошла и гладит его по щеке ласково-ласково.

Тут Иван очнулся, открыл глаза, Светлана отдёрнула пальцы от его лица и смутилась.

- Повернись на живот, - нарочито строго сказала она, - нужно сделать укол! Жар у тебя!

Ваня приспустил штаны и повернулся на живот. Теперь он не смущался грязного тела, потому что вчера вечером вымылся холодной водой из ведра в подвале под надзором хмурого молчаливого полицая.

- Я вчера мылся, - сказал Иван Светлане, - Бинты намокли немного...

- Ничего страшного, - ответила Света, - сейчас поменяю после укола. Мылся, небось, холодной водой и простыл. Теперь вот жар у тебя, горе луковое.

Света сделала укол, убрала шприц, Иван сел на нары и привычно скинул китель. Светлана покопалась в своём чемоданчике, достала бинты и, мельком взглянув на крепкий торс Ивана, спросила:

- Ты что, спортом занимался? Или просто такой мускулистый получился у мамы с папой?

- Боксом занимался до войны, - охотно и с гордостью ответил Иван, - первый взрослый разряд имел.

- Я в этом не понимаю, - сказала Светлана, - первый взрослый или десятый. Вижу, что крепкий парень. И в деревне не пропал бы. Не то что другие ваши хлюпики городские, которые к нам в колхоз приезжали на практику.

Иван покраснел от гордости. Светлана, ловко орудуя пальцами, наматывала бинт. Она стояла так близко, что Иван чувствовал её дыхание, а коленка его касалась её ноги, упругой и живой.

- А в лесу как же вы мылись? - неожиданно спросила Светлана.

- Летом в пруду, - ответил Ваня, глядя в красивое лицо Светы, - а зимой в баньке.

- О-о, - удивилась Светлана, - у вас и банька в лесу была?

- Это как сказать, - пожал здоровым плечом Иван, - Мы так землянку звали. Натопим по черному и моемся. Воду, правда, не в чем греть было. Местные иногда домой уходили помыться и жён проведать.

- А женщины у вас в отряде были? - спросила Светлана и, завязывая бинт, наклонилась к Ивану так, что от её близости у партизана захватило дух, горячая волна вспенилась внутри и хлынула на щёки яркой краской.

- Были две поварихи, - сконфузился Ваня, - старые и некрасивые.

- А я, - тихо спросила Светлана, - я красивая?

- Да, - прошептал Иван, ещё больше краснея, - очень...

Светлана нежно погладила его по больному плечу.

- Ты тоже симпатичный, - сказала она.

- Я же беззубый теперь, - смутившись, ляпнул Иван.

- Дурачок, - грустно произнесла Светлана, сев рядом с ним на нары, - разве это главное. Ты хороший, добрый и сильный. А сейчас вокруг только зло, смерть и предательство. Очень трудно мне, Ваня. Я сначала плакала, а теперь слёз нет. Родных не вернуть, а их убийцы ходят по земле спокойно, едят, пьют, веселятся. Я в церковь ходила, поп наш сказал, что это последние дни сейчас настали. Прямо так в Библии и написано, про последние дни. И скоро страшный суд будет, и всем воздастся по их делам...

- Ты что говоришь, Светлана, - прервал её Иван, - хоть ты и не комсомолка, но всё равно должна знать, что никакого бога нет, всё это поповские сказки, чтобы народ обманывать. И сейчас этот батюшка тебе врёт, мол, терпите люди добрые, всё предначертано богом. И смерть, и ужас, и война. Опять ложь, чтобы мы головы склонили и сдались. Не верь им попам этим, не бог какой-то мифический, а сами мы, Советская Армия, душегубов накажем...

- Тише, Ваня, тише, - испугалась Светлана, - услышат ведь. Давай лучше о другом, о чём-нибудь поговорим. О поварихах старых и некрасивых, что ли... А ты что же себе в никакой деревне подружки не нашёл?

- Не искал я, - отвернувшись, сказал Иван, - ходил с командиром к его крале в одну деревню, сопровождал, он меня даже знакомил там с одной, но... В общем, не интересно.

- С самим Железновым ходил? - удивилась Светлана.

- А что? - произнёс Иван, - он мне доверял. А что это тебя так интересует? - вдруг насторожился Иван.

- Фу, ты, - отодвинулась Светлана, - больно нужен мне твой Железнов. Сам, небось, к какой-нибудь крале ходил, а теперь всё на командира валишь. Все вы мужики такие.

Она встала и повернулась к двери, собираясь уйти.

- Не обижайся, Светлана, - испугался Иван, - честное слово, командир ходил, а я только сопровождал его. Раза четыре вместе ходили, перед тем, как в плен я попал. Не уходи...

- Пора, Иван, - грустно сказала Светлана, - завтра приду, а то заподозрят чего и не пустят меня к тебе больше.

Светлана подошла к Ивану, наклонилась, быстро поцеловала в щёку, увильнула от объятий и быстро ушла.

Молчаливый полицай задвинул засов, а Иван долго не мог прийти в себя. Это был первый поцелуй в его жизни. Ту девочку из драмкружка он, конечно, провожал, стоял с ней в парадной, разговаривал, но поцеловать так и не решился. Она была словно из другой жизни. Она просто ПОЗВОЛЯЛА Ивану быть рядом. А потом, после двух недель их одностороннего "романа" и вовсе получилось странно.

Однажды вечером, проводив свою недоступную Светлану домой с репетиции драмкружка, Иван, как обычно, молча постоял с ней возле подъезда и, невнятно попрощавшись, направился было домой, но в подворотне его неожиданно окружили какие-то парни.

- Ты чего к Светке прицепился? - спросил один - долговязый, чуть старше Ивана тип в кепке, покачиваясь и засунув руки в карманы.

Ноги мгновенно стали, как ватные, а во рту появился противный кислый вкус. До освещённой улицы, по которой сновали туда-сюда прохожие, было каких-нибудь три метра. Сзади посвистывал ещё один представитель дворовой шпаны, и справа, и слева стояли, ухмыляясь, ещё по одному. Силы были настолько неравны, что и думать нечего было о драке.

- Ну? - произнёс грозно обладатель кепки и потащил руки из кармана. На мгновение, всего на мгновение Ивану показалось, что мелькнуло в его руке лезвие ножа, и слабости в ногах уже как не бывало. Иван не успел ещё ничего сообразить, осмыслить, а уже его правая нога сама быстро шагнула почти вплотную к хулигану, а правая рука четким, наработанным на тренировках движением влепила долговязому хороший стальной апперкот. Хулиган щёлкнул челюстью, хлюпнул носом и, качнувшись назад, смешно сел на жопу.

- Ой-ой-ой, - жалобно застонал он, и его дружки бросились врассыпную. Сражение закончилось, едва начавшись. Иван шагнул к потерпевшему, чтобы помочь подняться, но тот жалобно заскулил и на четвереньках пополз прочь. Никакого ножа у него не было.

А самое поразительное выяснилось назавтра на репетиции кружка. Светлана не замечала Ивана и не заговаривала с ним. Оказалось, что Иван дал пизды её брату, который, в общем-то, был человеком неплохим, но чрезмерно самоуверенным.

Это всё Иван узнал от Светиной подружки. Отношения были испорчены, и хотя Иван в тот же вечер сходил помириться с братом и даже отвёл его потом в секцию бокса, Светлана по-прежнему отводила взгляд и поджимала губки. Только перед самым призывом в армию позволила себя проводить до дому, а потом прислала одно-единственное письмо, в котором наказывала служить отчизне честно и верно, и ещё пустые высокие слова о Родине. А в конце письма её брат приписал, что его тоже призывают в Армию, и когда они оба вернутся, то снова померяются силами на ринге. И всё. Больше писем не было, хотя Иван написал ещё три. А теперь вот эта встреча, всё перевернувшая в душе Ивана.

"Светлана, Светлана, милая, добрая, самая красивая!" - повторял он про себя. Два года Иван видел только ненависть, злобу, смерть и отчаяние. Два года он спал не раздеваясь, мёрз и голодал, два года видел ровесниц очень редко, да и то издали, и вдруг неожиданно в немецком плену, раненый, встретил своё счастье - милую добрую темноглазую девушку.

Вечером Светлана опять пришла сделать Ивану перевязку. Она была какая-то строгая и чужая, как будто не было ничего между ними утром. Светлана осторожно молча стала снимать бинты с плеча Ивана.

- Светлана, - позвал Иван.

- Что? - спросила она, не взглянув в глаза.

- Что с тобой? - встревожился Иван.

- Ничего, - ответила Светлана, вынимая из сумочки новый бинт, - сиди спокойно.

Иван отвернулся к стене. Может быть, Светлана заодно с этими полицаями и приставлена выведать у него об отряде?

- Сягодня суббота, а завтра нядзеля, Чаму в тябе, хлопчик, кашуля ня бела? В мяне мамка стара, сястра еще мала, Пойду я на речку, сяду на пясочке. Чи не прийдет мила, помыет сорочку? Чи не прийдет мила, помыет сорочку?" - тихонечко и грустно-грустно пропела Светлана. Иван повернулся и увидел её глаза. Светлана, тихонько покачиваясь, смотрела в стену и что-то беззвучно шептала губами, разматывая бинт.

- Что такое кашуля? - спросил Иван.

- Рубашка, - ответила Светлана.

- К чему ты это спела?

- Так, вспомнилось, - вздохнув, сказала Светлана, - татка часто спивал.

Иван промолчал, и Светлана молчала.

- Был, если вспомнишь, у вас в отряде партизан такой - сказала она наконец, - с сивой бородой в шапке кроличьей ходил, облезлой такой, и летом и зимой в шапке. Сашка звали его, Сашка-заяц.

- Помню я его, - ответил Иван осторожно, - помню, ну и что?

- Татка это мой был, - сказала Светлана, - родной.

- Погоди, так ведь убили его, наверное, месяца два назад, - вспомнил Иван, приподнявшись на локте, - домой он пошёл, родных проведать, и на засаду напоролся.

- Вечером он пришёл, покушал, - произнесла Светлана, глядя всё так же в стену, - переночевал, и проводили мы его с мамкой за околицу на заре. У самого леса он на немцев наткнулся. Они на телеге ехали вчетвером, а везла их соседка наша. Татке моему нет бы бежать в лес, пока фрицы его не увидели. Так нет, он ружьё своё зарядил, да и пальнул по ним. Злой он был на немцев. Брата его родного Кольку, председателя Сенненского колхоза, фашисты заживо в доме зажгли с семьёй. В самом начале войны.

Иван Свету не перебивал, хотя слышал эту историю в отряде и про то, как погиб Сашка-заяц, и про то, что сожгли фрицы брата его, но был уверен, что немцы казнили и жену, и дочь погибшего партизана.

- Стрельнул он и побежал в лес, - продолжала Светлана, - а они автоматы вскинули и давай по нему палить. Мамка как выстрелы услышала, так и упала в хате. Говорит, это папку нашего забили. Заголосили мы обе. Татка наш одного немца убил всё-таки. Не добежал он до леса. Изрешетили фашисты его, как сито. Потом к телеге привязали и за ногу через всю деревню тянули по пыли прямо к нашему дому. Соседка показала им наш дом. Испугалась. Ударил её фашист, орал: "Чей бандит?", она и показала, где мы жили. Могла ведь сказать, что не знает чей бандит. Да, бог ей судья. Маму они на двор выволокли и сразу расстреляли, а я от страха под кровать забилась. Они нашли... меня... выволокли... А потом...

Вдруг Светлана вскрикнула и прижалась к Ивану с глухими рыданиями. И он всё понял. Понял, что было дальше. Иван озверел. Ему захотелось стать огромным и сильным, чтобы возвышаться над землёй до облаков. Тогда бы он смог носком сапога раздавить эту нечисть, как тараканов, давить, пока не исчезнет под его огромной ступнёй последний серо-зелёный фашист. А они, немцы, будут бегать вокруг и стрелять из своих никчёмных автоматиков в него - богатыря, а он станет пинать их танки с такой силой, что они улетят, как спичечные коробки, в свою вонючую Германию, родившую столько подонков одновременно.

Светлана всхлипывала, прижавшись к Ивану, а он гладил её мягкие волосы, плечи, руки. Он чувствовал её грудь, боялся к ней притронуться, только целовал девушку в щёки, глаза, губы. Светлана успокоилась.

- Теперь, наверное, ты меня ненавидишь? - грустно спросила она. - Я ведь прошла весь этот позор и жива. Не убила себя... А ты такой принципиальный...

- Я люблю тебя, - уверенно произнёс Иван, - и я отомщу за тебя. Я уже мстил за тебя и за наших родных. Я убил очень много фашистов, Света. Я ненавижу всю эту гитлеровскую мразь!

- Меня хотели расстрелять, - прижимаясь к Ивану, продолжила Светлана, - но Фёдор Данилович, начальник полиции, узнав, что я ветеринар, забрал меня сюда. И вот теперь я лечу тебя от твоего ранения...

- Фёдор Данилович немецкий прихвостень, подонок и предатель, - зло сказал Иван, - он заодно с фашистами.

- Может быть, - ответила Светлана, - но он спас меня от смерти. И я благодарна ему за это. И за то, что встретила здесь тебя.

Иван промолчал, не зная, что сказать. В коридоре послышались громкие шаги, остановившиеся возле самой двери в камеру. Часовой открыл тяжёлую дверь, и Светлана, собрав грязные бинты в сумку, вышла не попрощавшись.

Назавтра рано утром они снова встретились, когда Света пришла сделать Ивану перевязку. Они разговаривали, и Ивану казалось, что он знает Свету всю свою недолгую жизнь. Светлана расспрашивала об отряде, о том, как жили в лесу, а Иван рассказывал и рассказывал, такое, что никогда бы не сказал под самым жестоким допросом, под самыми мучительными пытками. Они хотели вместе убежать отсюда, черт с ними с партизанами, с немцами, они уедут и будут жить вдвоём, где-нибудь далеко, подальше от этой проклятой войны. И у них родятся дети...

Это были мечты, конечно, несбыточные, но такие сладкие и желанные, что кружилась голова. Опять застучал сапогами у двери часовой, и Светлана ушла. Иван боялся теперь только одного, того, что никогда больше не увидит её, ведь полицаи могли догадаться об их любви.

Это была любовь - Иван знал точно. Никогда ещё у него так сладко не ныло сердце, как сейчас, когда он думал о Светлане. Ему очень часто снилась девушка, с которой было хорошо и спокойно. Она была близко, совсем рядом. Иван не мог запомнить её внешность, её имя, но он помнил ощущение того огромного счастья, когда она говорила с ним, целовала и обнимала его.

Это чувство было так велико, что Иван сразу просыпался. А открыв глаза, он видел только зябкие песчаные стены землянки. И сердце сладко-сладко ныло. Иван готов был заплакать, от обиды, что всё происходившее с ним только что - всего лишь сон. Но в то же время он был очень благодарен природе за возможность испытывать это видение. Он и не надеялся, что оно повторится наяву.

Но Светлана, как обычно, появилась вечером. В заплаканных глазах её были страх и боль.

- Ваня, Ванечка, - бросилась она к Ивану, - если тебе себя не жалко, хоть меня пожалей! Только встретила я счастье свое, и его у меня хотят отнять!

- Что случилось-то? - недоумённо спросил Иван. Думая всё время о Светлане, он совсем забыл о том, что назначенный Фёдором срок в три дня истёк.

- Расстреляют тебя ... - только и выдохнула Светлана, и снова по щекам её потекли горячие слёзы, капая Ивану на плечо.

- Светлана, я не могу предать ребят в отряде. Мы вместе с ними...

- Тебе ребята дороже нашей любви. Прости, я думала...

- Светлана, Светочка, любимая, пойми, я не могу.

- Всё равно, хочешь, молчи, я уже всё рассказала про Железнова, что у него есть женщина! - прошептала Светлана.

Иван вздрогнул и оттолкнул её от себя.

- Как ты могла? Я же только тебе... Чтобы никто.

- Я тебя спасаю, дурачок, - тихо ответила Светлана и бессильно опустилась на нары.

Дверь скрипнула, и вошел Фёдор. Он, оказывается, стоял за дверью и слышал весь разговор. - Рядовой Обухов, - спокойно обратился он к Ивану, глядя ему прямо в глаза, - подумай хорошенько, две молодые жизни против одной итак обречённой. Две жизни - твоя и её, против одной - бандита Железнова! На подходе отборные отряды Вермахта, мы прочешем лес и всё равно раздавим вашу банду. Но в этом случае крови прольётся значительно больше. В том числе и крови ни в чём не виноватых местных жителей, которые поневоле будут втянуты в бои. Но нам нужен только Железнов и ваш комиссар. Остальные сдают оружие и отправляются на все четыре стороны! И тебя вместе со Светой я отпущу, в тот же день, когда мы поймаем Железнова.

- Я вам не верю! - зло ответил Иван.

- У тебя нет выбора, - громко крикнул на него Фёдор, - Я думал ты умный парень, а ты дурак дураком! Завтра ровно в шесть тебя расстреляют! Но хрен с тобой! Сначала убьют на твоих глазах эту маленькую глупую девчонку, которая связалась с тобой, забыв всё, что я для неё сделал!

Сказав это, Фёдор грубо схватил Светлану за предплечье и толкнул к выходу. Она запнулась, упала, ударилась об дверь и громко заголосила от боли и страха. Иван рванулся к ней, но Фёдор тут же с размаху двинул Ивана кулаком по больному плечу. В глазах потемнело, показалось, что рука сейчас отвалится, Иван пошатнулся и упал на одно колено.

Услышав шум, из коридора в камеру вбежали полицаи. Они молча кинулись на Ивана, ударами прикладов сбили с ног и скрутили ему руки за спиной верёвками, привязав к крюку в стене, напротив нар. Света забилась в угол и, всхлипывая, смотрела на происходящее безумными от ужаса глазами.

Фёдор приказал полицаям выйти и, подойдя вплотную к Ивану, нагнулся и прошептал ему в самое ухо:

- Сейчас я прямо здесь при тебе выебу твою Светочку, а потом позову Боню и его друзей, которые давно хотят её тела. Пусть поразвлекаются, а ты посмотришь! Ей не привыкать, она уже с ротой немцев это делала!

Иван в бессильной ярости заметался, напрасно путаясь вырваться из пут, а Фёдор, решительно подойдя к Свете, взял её за плечо и поднял с пола. Света не сопротивлялась, хотя и слышала всё, что сказал Фёдор. Её лицо выражало безразличие и покорность. Фёдор подтолкнул Свету к нарам и сам расстегнул ремень брюк. Девушка села на доски нар и тихо заплакала.

- Не трогай её сволочь! - изо всех сил закричал Иван, - Убью, гадина!

- Ты можешь её спасти, - сказал Фёдор, обернувшись к Ивану, - И я прощу ей её предательство! Только два слова - название деревни и имя женщины? Ну, говори!

Иван отвернулся. Фёдор шагнул к Светлане и резким движением разорвал кофточку. Качнулась, обнажившись, грудь. Света закрыла глаза, как от удара.

- Ого, - засмеялся Фёдор, - Вот это вымя! Посмотри, Иван, Света разрешает!

- Прекрати, - чуть слышно произнёс Иван, - Я... скажу...

- Что скажешь? - переспросил Фёдор, - Я не слышу?

- Деревня Ключи, - так же тихо продолжил Иван, - женщину зовут Маруська... Партизанская вдова...

- Так, так, - засмеялся Фёдор, - видишь как просто. А ты боялся!

Фёдор подошёл к неподвижно сидящей Светлане и сказал ей:

- Застегнись и иди. Ты знаешь, я слово держу. Если только он не обманул меня.

Света медленно поднялась и, покачиваясь, пошла к выходу. Фёдор сел на нары и когда Светлана вышла, произнёс, обращаясь к Ивану:

- Полежи пока связанный, остынь. Если возьмём Железнова, отпущу я тебя и Светку не трону. Что она в тебе нашла, не пойму?

Иван смотрел в стену. Фёдор, вздохнув, встал и вышел. Иван, сам того не ожидая, вдруг глухо зарыдал.