«… взяв живого налима, предварительно
его высечь; когда же, от огорчения, печень
его увеличится…»
/способ приготовления ухи, Салтыков-Щедрин/

      Когда-то я считал, что гепатитом болеют только чуханы, наркоманы и прочие асоциальные элементы. Пока не подхватил гепатит сам. При всем том, что мою руки постоянно и брезглив. Вначале думал – грипп. От водки воротит, печень отстегивается, на мясо смотреть не могу. Потом начался «сортирный андеграунд»: гавно серое, саки красные. Это был пиздец. Поехал сдаваться в больницу. Оказалось, что больница переполнена, более двухсот пятидесяти «желтушных», и это – норма. Если количество заболевших гепатитом в городе превышает пару десятков человек, считается, что это эпидемия. Во Владивостоке такое происходит каждую зиму, но газеты молчат. Может – привыкли?

      Вначале меня у меня был телевизор, но к нему, как насекомые, стали сползаться больные, которых я очень боялся. Даром, что сам пожелтел как кленовый лист. Попросил увезти. От нечего делать стал делать записи. Недавно наткнулся на тетрадь с пометками пятилетней давности. Я привожу их без изменений, с незначительными сокращениями.

***

Печень все-таки увеличилась. На четвертый день. Это огорчает.

В коридоре, оказывается, лежать лучше – подальше от всех. Тени Гюго, Достоевского и Толстого бродят под древними сводами барака.

Единство и борьба противоположностей: оказывается, «кишечные» хуже «желтушных»,
«В» и «С» хуже «А»... Гоню: «А и В сидели на трубе. А упало, В пропало, что осталось? – Гепатит!»

Ключница в больничном халате проводила на место. Выдали:
1.    матрац
2.    подушку
3.    простыню
4.    наволочку
5.    пододеяльник (кто бы мог подумать?)
Все, конечно, ветхое. Подумалось – сколько человек умерло на этом бельишке?

Прибежала встревоженная зав. отделением: «Вы что?! Он же – НОРМАЛЬНЫЙ! В корпус номер два!» (Как выяснилось впоследствии – спасибо ей!)
Увели в корпус «для порядочных». В корпусе №2 почти нет наркоманов, всего несколько бичей. Был один старый бомж, и того на третий день выписали.

Тараканы живут только в палатах, у батарей. Там теплее, и больше крошек. Еще один «плюс» в пользу коридора.

Во втором корпусе – больные гепатитом и больные с кишечными инфекциями. К сожалению, они все ходят. Иногда они заходят туда, где лежу я – на свет телевизора. Приходится выключать.
Дом старый. Живо рисуются ломанные тела на рогожках, холерные матросы и Пироговы, скачущие от трупа к трупу с медицинской штуковиной в руках. (Позже медсестра сказала, что здание дореволюционное, но раньше здесь была казарма. Всю романтику испортила, блядь этакая. Ладно… Может на этом месте умирали солдаты вовсе без медицинской помощи?)

Я не знал, что государственные больницы еще существуют, и в них работают люди. Разные.

Истопник.
Самая приметная личность. Холодно. Постоянно пьян. Его пиздят. Желтые больные бьют синего кочегара, и становится теплее. Синий он всегда, даже в те редкие моменты, когда не пьет. Бьют ведь…

Охранник.
Пухлый мальчик лет двадцати. Он мне сказал: «Сейчас народу трудно. Хорошо живут только коммерсанты. И еще охранники – более-менее».

Сонм всяких девочек и старушек. (Оказывается – медсестра и санитарка две больших разницы). Про старушек.
Вхожу в ординаторскую, а она на меня рукой МАХАЕТ.  – «Двери заперты… Будьте добры, откройте… Аки-паки…» А она МАХАЕТ.  Закричал. Открыла. Думал, что хамка, оказалось – просто глухая.

Напугала слепая медсестра , пришла делать внутривенную иньекцию. Не хотел даваться. Проворно нащупала руку и тыкнула иголкой. Попала. Она не совсем слепая, у нее очки – «донышки от бутылок». Оказалось, колет лучше всех. Лампочки тусклые, ни пса не видно, а она – наощупь. Как Рэй Чарльз.

Здесь кормят! Не важно – чем, сам факт!  Утро: привезли «эрзац-завтрак», вялое оживление, слабо позвякивая мисками население устремляется за порцией каши. На раздаче – дряблая старушка в вязаном берете нестерпимо-бирюзового цвета: «Да вы бы лучше не радовались!» - И умолкла. Какая недосказанность… Ел кашу, и думал – из чего она?

Мыть руки – дурной тон. Никто не моет. Ни «до», ни «после». К умывальнику подходят только для того, чтобы плюнуть – курят все. На второй день в туалетной кабинке появилась сопля на дверце. Судя по конфигурации – кто-то вытер палец. Дерьма по стенам пока не видно. Газет хватает, а может – не вытираются просто…

Батареи опять холодные. Тетки из палаты, под которой я лежу, попросили разбудить кочегара. Они – меня, а я – его. В Харькове я вырос в районе, который называли по-старинке «поселок Герцена». «Декабристы разбудили Герцена...» - Кого разбудил Герцен? Чернышевского, кажется? Сходил в кочегарку. Дыра под домом, из нее гудит. Темно и страшно: ржавый люк, уголь, сажа… Батареи потеплели, на один-два градуса. Но - все-таки.

Обед. НБ наливает в тарелку суп: «Второе будешь?» - «Буду!» Поворачивается, и уходит. На середине коридора останавливается, поворачивается: «Сейчас! Помойное ведро принесу!»

Через пару часов НБ (не «ноте бене», а «Нестерпимый Берет») приносит поднос с плюшками. Женщина с лицом «цвета Сингапура»: «Плюшки! Это – на полдник?»
НБ, после непродолжительного раздумья: «Это – вечером!»

Привезли свежего «желтяка», лет двадцати пяти. Разговор с санитаркой:
- Не ешь, сейчас на УЗИ.
- Как не есть?
- Потом поешь, я тарелку оставлю!
- А что там?
- Манная каша.
- Она же остынет…
- Сейчас нельзя, УЗИ.
- Я не люблю есть холодную.
- Унести?
- Я же есть хочу!
- Тогда оставлю.
- Но мне же на УЗИ!
Он не мог выбрать.

Опоздал на обед. Заглянул на кухню.
НБ: Иди, щас принесу!
- Давайте я сам!
НБ – задумчиво: Еси бы ты ДРЫСТУН был… А так… Не… (несет поднос).
Оказалось, ДРЫСТУНАМИ в больнице кишечно-инфекционных персонал называет.

Разразился скандал. Свежий Желтяк проявил мужество, он выбрал. Съел горячую кашу, на УЗИ не попал.

В магазине купил банку паштета. Печеночный. Этикетка желтая. Гепатит мерещится везде…

Привели выводок практиканток. В марлевых повязочках. Стараются вести себя по-взрослому и держаться солидно. А глаза у всех вытаращены. После некоторых колебаний подходят ко мне, как к «самому нестрашному»: «Разрешите несколько вопросов…»
(Поудобнее устраиваюсь на кровати: «Сейчас-сейчас!»)
Возраст, симптомы – мило беседуем.
- Как Вы думаете, где Вы могли заразиться?
- Я не ем в сомнительных местах и правила гигиены соблюдаю неукоснительно. Почти не курю. Когда друзья приносят наркоту… (-напрягаются) …ширяюсь тока одноразовым. Вкруговую- ни за что! Остается – групповуха.
-ступор-
Добродушно поясняю: «Беспорядочные половые связи, знаете? Это когда много мальчиков и девочек!» Сдавленно: «Вы сами так считаете?..» Шуток не понимают…

С утра на холодильнике стоит горшок. Ночной.

НБ сегодня мрачна и загадочна. Входит в палату:
- Есть кто-нибудь будет?
-Да, да!
- Так будете есть-то?
-Бабы: «Да, кушать хотим!» НБ: «Ну нет – так нет…» Уходит.

НБ вообще не любит, когда смеются. Она сказала: «Если вам весело, идите в свои палаты, и смейтесь себе там. От вашего смеха только голова болит». Ее шестеренки нельзя смазать.

ЛТМН (Любитель Теплой Манной Каши) протягивает ей миску:
- А добавку можно?
- Чтоб ты подавился!
- Зачем?
НБ думает…
- А разве я виновата? Мало дали!
ЛНМТ озадачено смотрит в пустую тарелку.

Кто-то наливает из ведра компот. НБ замечает это: «И ты штоп подавился! А если я теперь в ведре палочку найду?» Интересно, как она ищет «палочку»? Процеживает?

НБ говорит мало и круто. Может быть ей пятьдесят, а может – восемьдесят. Наверное, работает здесь очень давно. Может – с тех пор, как красные пришли. Заразиться она не боится: «А зачем мне заражаться? Я с больными не целуюсь!»

На ужин выкатила свою тележку. Больной: «О, кушать будем!»
НБ: «Кто будет, а кто и нет…»
- Как всегда, хер победишь. Какие мысли бродят в ее нечеловеческом сознании?

ЛТМН прилежный слушатель. Когда слушает, внимательно глядит в глаза рассказчику, рот приоткрыт. Судя по всему, он ничего не понимает. Вообще ничего. Вечером впервые заговорил. Подслушал рассказ:
- Есть у меня знакомая проститутка. Ничего так зарабатывает! Получает 50%, 30% берет водитель. И еще 70% оставляет себе фирма.
Не выдержал, влез в разговор: «Это на рубли – сколько?»
- Семьдесят фирме, тридцать водителю и пятьдесят – ей!

Санитарка весь вечер читала журнал «Пробудитесь!». В обед налила мне миску, протягивает мне, и говорит: «Суп-рататуй! Две картошки, один хуй!» И улыбается. Вот тебе и «божьн слово»…

По вечерам бухают. И трахаются. Независимо от групп гепатита. К девке из палаты приехал муж-телок. Проведать. Сказали, что пошла в магазин. Муж отправился погулять. Шепотом поясняют: «Пошла-то вчера. Вечером». Муж все-таки дождался, вернулась. Поясняет: «Очередь была!» Не родись красивой…

«Гулящая по магазинам» проходит мимо новенького, с которым успела познакомиться. Игриво: «Тухачевский!...» Юноша набычивается: «Почему по фамилии?» Девка: «А че… Хорошая фамилия! Профессор такой был!» Ее фамилия – Лягухина. Сетовала на то, что ее в школе дразнили. Лягухой. На всякий случай пояснила: «Из-за фамилии».

Ебливая Лягухина рассказала грустную историю о том, как подарила однажды по весне учительнице букет сирени. А та сказала, что будет, чем ноги в бане попарить. «Сука такая! И это – первого сентября!» Уточняю: «Первого сентября, а ты говорила – весной».
- Я и говорю, весной. Обидно было!
Я думал, что сирень цветет в июле.


Появилась новая медсестра. Странная, как и все в этом месте. Судя по всему – старая дева. Увидел ее, когда стояла в коридоре «кишечных». Стояла у койки (там тоже все переполнено) и говорила больному радостно: «И все-то у тебя никудышное, куда ни ткни: и печень, и желудок, и мозги!» Больной слабо отбрыкивался: «А при чем тут мозги?»
Старая дева, лукаво: «А гипертонический атеросклероз – это разве не мозги?»
Наверное, искала повод для знакомства. Пока врача не было, залезла в историю болезни. Нашла.

Постоянно под капельницей. Вены болят. Когда ссышь, почки просто отстегиваются. Надо постоянно пить воду. Зав отделением сказала, что у меня повышено содержание билирубинов. Билли Рубин… Билли Джин… Билли Холидей…

Окончание  - будет.

Tweet