*        *        *
…В этот тихий солнечный день в Жлобинском НИИ  царило некое оживление  и даже можно сказать – возбуждение. В обычно  тихих коридорах то тут то там стояли кучки народа и общались, иногда крича и усердно жестикулируя. На улице, возле главного входа стояла горстка перешёптывающихся уличных зевак, которые смотрели куда-то в одну точку. Там, подле запасного выхода стоял санитарный УАЗик местной больницы и мотоцикл районного отделения милиции. Мрачные санитары вынесли и погрузили в автомобиль носилки, накрытые серой простынёй. Стукнула дверь  и через несколько секунд автомобиль уже отъезжал от   монументального сооружения Жлобинского НИИ. Участковый инспектор по особо важным преступлениям капитан Изульбек Каримович Краснобоков  приступил к опросу свидетелей случившегося.
А случилось вот что. Делавший по утрам обход вахтёр, увидел лежащее в палисаднике тело, не подававшее признаков жизни. Решив, что это загулявший горожанин, он оставил  бы его без внимания, если бы не одна деталь – прямо возле тела лежал железный институтский сейф, вгрузший во влажный дёрн острыми металлическими боками. Тут же вахтёр признал в теле ассистента кафедры «Физики мягкого тела и солнечных затмений»  -  молодого Кондрата Рюмкина.
Инспектор Краснобоков не стал тратить время попусту. За долгие годы службы во внутренних органах в нем выработалась привычка доверять своему волчьему чутью. Внешне капитан был неказистым человеком: среднего роста, худощавый субъект с глазами разного цвета – один был зеленым, другой черным. Мундир капитан Краснобоков одевал крайне редко- когда приходилось идти на ковер к начальству, по большим праздникам да ещё когда напивался до полусмерти. Тогда он пел веселую песню «У солдата выходной», приставал к прохожим женщинам, пил портвейн прямо из горлышка и называл себя «последним гусаром». К сказанному можно добавить, что был капитан холост, а лет ему было тридцать четыре.

*        *        *
Поговорив с сотрудниками кафедры, инспектор Краснобоков выяснил некоторые детали. Кондрат был молодым и перспективным сотрудником, но, несмотря на это отношения с коллективом у него не заладились, он часто спорил с заведующим и вообще был не согласен с тем, что происходило на кафедре. В последнее время почти все сотрудники кафедры взялись за освоение прибыльных коммерческих проектов в то время как Рюмкин объявил их антиcоциальными  и приступил к работе на тему «Применение тяжёлой воды в коммунальном хозяйстве» которая не сулила абсолютно никаких материальных благ. Волчье чутье инспектора пока молчало, как дохлая рыба на пляжном песке.
Краснобоков приступил к осмотру места происшествия. Окно, возле которого работал ассистент, было распахнуто, вещи  были разбросаны по полу – судя по всему в помещении происходила борьба, на месте, где раньше стоял сейф, теперь зияло пустое место. В беспорядке валялись разбитые пробирки с какой-то зеленой и плохо пахнущей жидкостью, сломанные штативчики и спиртовочки. Через пять минут оперу стала ясна картина преступления:
- Значит так: ассистент засиделся допоздна над проектом. Вдруг вошёл преступник или преступники, началась драка, скорее всего Кондрат попытался выпрыгнуть из окна, а бандиты скинули на него сейф, который, видимо, не представлял для них никакого интереса, но зачем же они приходили? - Завтра нужно допросить Веньямина Безобразникова – заведующего кафедрой, -  подумал про себя сыщик и поплёлся к выходу.
У самого выхода Краснобоков почуял неладное. Оглядевшись по сторонам, он понял, что его насторожило: в шкафах вдоль пустого коридора стояли в стеклянных пробирках заспиртованные препараты и части каких-то организмов. И всё бы было ничего, но было одно важное обстоятельство: от склянок не пахло спиртом!
-    Я не болен. Насморка нет – начал анализировать ситуацию инспектор – значит чего-то тут не чисто!
Грязным ногтем он поковырял вшивенький замочек, растворил дверцы  жестяного шкапа и вынул первую попавшуюся банку. В ней лежало некое существо с непропорционально развитыми глазами, восемью руками и какой-то замысловатой вязью сосудов и артерий в том месте, где у нормального человека полагалось быть, извините, половому органу. Все это жуткое тельце было покрыто блестящими чешуйками, а на спине виднелось подобие маленьких крылышек. – Вот мерзкая образина! - подумал Краснобоков и принюхался. Спиртом всё же не пахло. В этом он был уверен на все триста. Поднатужившись, инспектор попробовал приоткрыть банку.
-    Хер там – запечатано! – выругался он, так как попытка оказалась тщетной. Поразмыслив, он решил незаметно вынести банку из здания НИИ для дальнейшего анализа в секретной лаборатории Жлобинского ГУВД.
Поскольку на улице было уже поздно, и в НИИ никого, кроме старенькой уборщицы не было, капитан незамеченным вышел из здания и неторопливой походкой направился в родное отделение. Происшествие в Институте оказалось настолько запутанным, что заниматься текучкой совершенно не хотелось. Поэтому Каримович задумал выпить малость водки с дежурным по смене да отправиться на боковую…

*       *       *
Путь от НИИ к отделению лежал через уже обветшалую старую часть Жлобинска, замысловато петляя узенькими улочками и даже один раз забегая на старое еврейское кладбище. Инспектор весело насвистывал веселенькую мелодию про людей в погонах и прикидывал где бы поближе найти вино-водочный магазин. Внезапно во внутреннем кармане он почувствовал какое-то невнятное движение, какое-то странное, пульсирующее биение. Краснобоков не испугался и ловким движением сунул руку в карман, схватил первый попавшийся предмет  и извлек его на свет божий. Предметом оказалась злополучная склянка из НИИ. То, что увидел капитан милиции, повергло его в транс: внутри банки металось и билось то самое существо. Оно корчило подлые рожи и шкрябало подозрительными когтями стекло сосуда.
- Ёбана-насрать! – вскрикнул Краснобоков и  в испуге отбросил банку подальше от себя. Стекло сосуда не выдержало удара о мостовую и разлетелось тысячью осколков. Маленькое чмо, заключенное в середину его, высунуло длинный язык, скрутило фигу и, совершив головокружительный прыжок, скрылось за кладбищенской оградой...

*       *       *
…Минуты через две Краснобоков прекратил гадить в штаны. Было бы лишним сказать, что он испугался. Инспектор выхватил из кобуры ПМ, передернул затвор и совершил оружием крестное знамение в сторону кладбища. Затем, странно искривив лицо, повернулся и, подпрыгивая, побежал в сторону заветного домика участкового отделения милиции…

*         *         *
…В отделении милиции Западного участка города Жлобинска царило необычайное для такого позднего часа оживление. Весь личный состав суточного наряда располагался в караульном помещении, причем милиционеры стояли по стойке «смирно», а перед ними нервно расхаживал Начальник городского управления милиции Жлобинска подполковник Китик.
Он был небольшого роста, носил необычайно густые и длинные усы, над которыми располагался мясистый нос странного сизого цвета. Глазки подполковника заплыли трудовым жирком, отчего он казался всем постоянно подозрительно щурящимся. Звали Китика незамысловато – Сергей Павлович. Все жлобинские менты между собой называли Начальника ГУВД просто – «Толстая жопа», а жена ласково звала его на ужин – «Моя мармулеточка».
Правда в настоящий момент подполковник не был ни «Толстой жопой», ни «Мармулеточкой». Он был просто Начальником ГУВД и просто орал на своих подчиненных в одном из отделений.
- Ба-бу-бы!!! Уээ-кхи-кхэ! Пачему, я спрашиваю? Смирна! Я спрашиваю – всем малчать!!! При этом тостенькие ручки Китика совершали порывистые движения, а пухленький животик нервно вздрагивал от напряжения.
– И где капитан Краснобоков? Почему до сих пор не раскрыта кража семенной жидкости на подшефной ферме? И где положенные сухие пайки? Почему я Вас спрашиваю? А?
Из строя вышел дежурный офицер, майор Рыбцов.
- Таваищьчь падпалковник, разиршите доложить! На ферме была опергруппа с криминалистом. Сперму украл счетовод управления в целях изготовления Минотавров в условиях домашнего хозяйства. Он задержан, допрошен и расстрелян. Раскрываемость растет с каждым днем! А пайки обесчали к вечеру подвезти. Так что ждем – бодрым голосом доложил майор.
-    Он как! – просветлел Китик.
-    А где Краснобоков?
-             Таварищьчь подпалковник! А он на выезде. В НИИ стало быть ассистент зажмурился, вот и поехал касатик наш.
-            Ат, блять – выругался Начальник ГУВД – А ты говоришь «растёт», понимаешь, раскрываемость. Нехорошо! Рапорта немедленно на стол! И Краснобокова назавтра ко мне. Чтобы был!
Внезапно дверь раскрылась и в комнату ввалился капитан Краснобоков собственной персоной. От удивления у присутствующих отвисли челюсти: всегда жизнерадостный Изульбек Каримович являл собою жалкое зрелище. В разорванной гимнастерке, в мокрых штанах с пистолетом в руке он безумно вращал глазами и искал, где бы схорониться от ужасной твари, которая до сих пор стояла в его воображении.
- Требую бронированную дверь и круглосуточную охрану с пулеметами! - закричал Краснобоков и без сил свалился на пол. Его немедленно подняли, погрузили в УАЗик и доставили в невропатологическое отделение Жлобинской горбольницы. Сам подполковник Китик поехал с ним, что бы первым дознаться про случившееся…

*          *           *
Краснобоков очнулся на больничной койке. Рядом на кровати, в белом халате сидел Сергей Павлович, чистил перочинным ножичком апельсины и почему-то сам их и ел. Мягко улыбнувшись Каримовичу и подмигнув, он спросил:
- Что ж это ты, милок, так разнервничался? Нам кадры здоровые нужны а не припадошные. Ну рассказывай, чё было.
Внезапно в голове Краснобокова пронеслись события недалёкой давности. Рассказать всё или нет? А потом ещё упрут в психушку и приветик, вон как Кольку. Он вспомнил историю сержанта Менкина, которому как-то во время дежурства явился Святой Николай Угодник, погрозил Кольке пальцем и изрёк: «Не богохульствуй, грешник, всё вижу!». Раскаявшись, сержант достал из стола бутыль первача и вязаные носки, которые он стяжал у бабок на базаре и с криками «Прости меня, боженька!» молился всю ночь, а утром его так и застали. Его отвезли в больницу, но там Колька продолжал кричать и вопить: «Не за себя страдаю, а ради искупления грехов людских!!!». С тех пор Кольку никто не видел, говорят что его увезли на жёлтом автомобильчике, а куда – никто не знает.
Быстро сообразив, что такое развитие событий его не привлекает, Изульбек напрягся, пытаясь придумать подходящую историю.
- Ну так я э-э-э, того… Как его того, ну а оно и того. А ещё очень выпить водки хочется, товарищ подполковник.
Всё сказанное  произвело на Китика  умиротворяющее впечатление. Он сладко усмехнулся и вытянув из широкого кармана бутылочку с прозрачной жидкостью, протянул её оперу, затем встал, потрепал Каримовича по голове и направился к выходу. Серёга Палыч был очень рад тому, что всё окончилось хорошо и в участке не обнаружилось очередного психа. «Выпил не того чё нибудь вчера» подумал он и, облегчённо вздохнув, потопал по больничным коридорам.
Сказать по правде, Сергею Павловичу Китику – потомственному милиционеру и молдавскому дворянину всё надоело. Его уже не прельщала служба в рядах правоохранительных органов, он даже не стремился стать генералом. Всё о чём он мечтал последние лет пять – это сбросить ненавистную форму и весело насвистывая молдовеняску  прийти в родное молдаванское село, увидеть кучи компоста, колосящиеся нивы, тучные стада и дородных колхозниц, сказать им «Буне диминяцце», пополоскать жирненькое тельце в Днестре и нажравшись ракии горланить на весь посёлок.

*        *         *
Больше  Краснобоков  сидеть в психушке не собирался. Он бы, конечно, с большой охотой повалялся на казенных подушках ещё денёк, другой, но  его поджимало оперативное предприятие, и честно говоря, ему надоело слушать бубненье полоумных бабок  и свихнувшихся старичков. Так что, заправив по-армейски кровать и прихватив пластиковую бутылочку, любезно оставленную ему подполковником, он бодренько пошёл к выходу. Там ему встретился добродушный лысенький старичок-привратник.
- Вы уж извините нас, если что не так. – Прокряхтел старичок. Вы наверно привыкли у себя к интеллигентному обращению, оно и понятно – высшее образование, а у нас поди всё одно жлобьё – то бабки полоумные, то алкаши подзаборные – никакой культуры. Вот разве что вы, да ещё один с института был – молоденький такой, а меры не знал. Его, сердешного к нам, а он на ногах не держится – обнял меня и говорит: «Вот ты, батя, я … ещё ого-го, а это … параллельные миры..и всё тут». В общем, чего только водка с людьми не делает.
«Ни хуя себе» - подумал про себя опер. «Так вот где покойничек мой, оказывается, нарисовался. Очень хорошо, мне ещё тут Твин Пикса на участке не хватало». Краснобоков вышел на залитую солнцем улицу.
Был один из тех прекрасных  летних моментов, когда утро ещё не перешло в полдень, и приятная прохлада сочилась из палисадников, дворов, оставаясь в кирпичных закоулках города, но солнце уже взошло и ласково припекало макушки прохожим, обещая настоящий, жаркий летний день.
В душе у Изульбека запели птицы, захотелось веселиться, захотелось праздника, любви, вообще было хорошо. Поэтому он достал бутылочку, сорвал зубами крышку и с вожделением присосался к горлышку. А потом, не дав организму опомнится, тут же допил бутылку до конца. В голове у Каримовича заиграли арфы, казалось, внутри поселился камерный симфонический оркестр, вместо того чтобы стать ватными – в ногах образовалась необычайная лёгкость, а мысли стали ясные и прозрачные. Уже не молоденький Изульбек Краснобоков подпрыгивал как первоклассник, получивший пятёрку.
- Ну, теперь всё понятно. Ассистентик  то наш не дурак выпить был, ну понятно, наука – она как и спорт людей калечит, надо ж было расслабляться. Ну понятно – белку схватил, параллельные миры, ещё говно какое-то. Краснобоков не уважал фантастику и всяких там Стругацких. Единственной книжкой, которую он прочёл в своей жизни, была «Приключение Буратино», тогда ему действительно полюбились герои этого увлекательного романа, а особенно Карабас-Барабас, которого он себе почему-то представлял как Сергея Палыча Китика. А что касается параллельных миров, то такое говнецо опер не признавал.
- Понятно, понятно – набухался с дружками, устроил пьяный дебош, они его и завалили. Так думал Краснобоков по дороге в НИИ.
- А чмо в бутылке? А-а-а…, животная заморская, понавезли бизнесмены, а потом побросали, в этой Африке чего тока не растёт - и Краснобоков  вспомнил,  как  он видел в областном зоопарке бобра с утиным клювом.


*     *     *
Изульбек Каримович распахнул двери НИИ и шагнул внутрь здания, поздоровался с бабкой–вахтёршей, спросил  в каком кабинете сидит директор института Зарыга Фёдор Иннокентиевич и бодро зашагал по коридору. Надо обязательно зайти к директору.
-Но сначала надо бысть хорошенько просраться, проговорил про себя опер и решил поискать туалет.
Как ни странно, но столь нужное  в здании мероприятие он нашёл не сразу. Сначала он свернул по коридору, затем поднялся по ступенькам, соединяющим с другим крылом здания, но и тут заветной комнаты не было, наконец, спустившись по запасному выходу в подвал, он заметил неприметную дверь, из которой доносился характерный аромат. Подвал показался Краснобокову абсолютно заурядным: по довольно высокому штукатуреному потолку тянулись сырые трубы, причудливо изгибаясь и уходя в стены, стоял стойкий запах плесени, на полу валялись доски, корпусы старых ЭВМ и прочий хлам. Нельзя сказать, что тут часто бывали люди, но и отметить, что тут их совсем не было, тоже было бы неправдой. Туалет был как обычно – коричневый полу истертый кафель на полу, серые двери кабинок, возле самих параш то тут, то там лежали кучки кала и использованная туалетная бумага.
- Вот бляди! - в сердцах выругался опер, - а ещё пенсии научные получают. И тут он заметил, что последняя кабинка была заперта на висячий замочек, а на двери мелом было выведено «НЕ РАБОТАЕТ».
- Значит вот как! Меня на эти армейские приколы не возьмёшь. Это что ж такое – народ, значит, говно вдыхает, а кто-то умный замочек заимел и втихаря  как культурный человек какает. Ну я доберусь до ихнего гнилого руководства – зло проскрипел Краснобоков и вломил по двери ногой. Дверь ухнула, замочек отлетел вместе со скобами, и взору опера предстала чистенькая и сухенькая параша.
- Вот это по-нашему, подумал он и, расслабившись, присел на очко…

*         *         *
… Обычно в фантастических рассказах очень красочно описывается переход человека из одного мира в другой – потоки энергии там, молнии, пустота, но ни чего такого не было. Лишь только дёрнув за смывную цепочку, опер почувствовал, что падает, а через секунду его жопа уже сидела на земле в обоссаной подворотне неведомого мира…

*         *         *
…В доме номер 49-а по Дегтярному проезду, что на самой окраине Жлобинска, в тот роковой вечер, когда загадочно исчез капитан милиции Краснобоков, долго горел свет. Молодая девица лет двадцати двух, миловидная, с коротенькой стрижкой, сидя на стуле, плакала. По всему было видно, что плачет она уже давно – под её глазами образовались тёмные круги, которые изрядно портили миленькое личико. Девушка была облачена в траурный наряд, а на коленках её лежал небольшой истрёпанный фотографический альбомчик.
Не лишним было бы отметить, что звали девицу Пелагия Геннадиевна Морковко, и проживала она в указанном доме с матушкой своею, Нинелью Анатолиевной и малолетним братом Севой. Плакала она по причине загадочной смерти своего жениха и единственного галантного кавалера в Жлобинске – молодого ассистента из НИИ Кондрата Рюмкина, с похорон которого она вернулась четыре с половиной часа тому назад. Похороны прошли заурядно: слёзы и причитания родственников, цветы, венок от института, монотонное бубнение священника да скучающее тельце в простеньком гробу, бывшее ещё позавчера увлеченным исследователем тяжелой воды. От всего этого Пелагию взяло расстройство, и она в полуобморочном состоянии еле добралась домой. Войдя к себе, девушка закрыла окно на щеколду, но ставни запирать не стала, ведь в их городке опасаться было совершенно некого.
Устав плакать, она легла в постель, но из-за духоты в комнате не могла заснуть и долго ворочалась. Сон не шел. Тогда она улеглась на подушки повыше и стала любоваться чарующей и, вместе с тем, пугающей красотой ночи. Внезапно ее внимание привлекли два страшных огонька, появляющихся среди обступивших дом деревьев. Замерев от неожиданности, девушка увидела, что эти огоньки являются глазами какой-то долговязой и страшной фигуры, которая, прячась и припадая к земле, постепенно приближалась к дому.
Существо приближалось, не останавливаясь ни на секунду. Пелагию охватил ужас. В паническом страхе она захотела убежать из комнаты, но дверь находилась возле самого окна и была заперта на ключ - пока встанешь и откроешь, ужасное существо будет под самым окном. Страх парализовал бедняжку, однако она нашла в себе силы подбежать к двери. Только девушка дотронулась до ключа, как услышала резкое царапанье по стеклу и обернувшись увидела, что существо пытается отковырять планочку, крепящую стекло и протолкнуть его внутрь.
Дрожа от ужаса, с онемевшими руками и ногами, она наблюдала, как стекло упало на ковер в комнате. В ту же секунду в отверстие просунулась длинная рука, и костлявый когтистый палец нашарил и отодвинул защелку. Жуткая человекообразная тварь пролезла через окно, огляделась по сторонам и подскочила к девушке. Она хотела закричать, но вопль ужаса застыл в горле. Существо схватило длинными руками девушку за волосы, приблизило ее голову к своему смрадному рту и впилось зубами ей в шею. От резкой боли она вышла из столбняка и истошно закричала. Брат Севка выбежал из своей спальни, но открыть дверь в закрытую изнутри комнату сестры не смог. Он принес кочергу и стал ломать замок. На шум из кухни прибежала полуодетая Нинель Анатолиевна.
Когда они вломились в спальню, жуткая тварь уже успела скрыться за окном, а Пелагия лежала на полу без чувств. Из раны на шее струйкой текла на ковер кровь. А за окном, освещенная лунным светом, странная фигура прыжками удалялась в темноту ночи...

*          *          *
…В мрачной подворотне было подозрительно темно и отвратительно воняло. Вокруг были разбросаны какие-то погнутые железки, пустые коробки и осколки стекла. Краснобоков с трудом понимал, что же произошло. Никогда ещё он не чувствовал ничего подобного.
- Надо завязывать со спиртным! – пробормотал Краснобоков, и сам подивился идиотизму этих слов. Затем медленно поднялся, заправил штаны и на всякий случай вынул из кобуры пистолет. Что-то было не так. Какое-то непонятное чувство овладело Изульбеком Каримовичем почти сразу. Каким-то чужим был воздух, подозрительным было чириканье невидимой птицы и отвратительным свет высокой луны.  
- Ностальгия! – догадался капитан.
- Неужто это я напился да по пьяной лавочке в Торжок уехал? Не может быть, я ведь трезвым на очко садился. И желание было такое душевное! И всё случилось так вдруг! Надо бы расспросить местных, что за дела творятся.
Обдумав всё это, опер порешил действовать. Он крадучись вышел из подворотни, и огляделся. В оба конца тянулась унылая, мощёная истершимся булыжником узенькая улочка.
- Странное место, - подумалось Краснобокову, - это я, видать, на чужой участок попал! Незнакомое всё какое-то. Где же таблички с адресами?
Пришло время решать, куда идти – направо, налево или назад, в подворотню. По старой привычке Краснобоков направился налево. Улица была безлюдной, и даже в окнах уныло стоявших домов не было ни одного огонька. Шагалось невесело.
Вдруг впереди, заскрипев, отворилась ржавая калитка. Из неё на мостовую, пошатываясь, вышел небольшого роста человечек в порванной ватной толстовке, валенках и грязно-серых кальсонах. В руках он держал жалобно хрипевший граммофон с погнутой раковиной рупора. Краснобоков немедленно решил догнать незнакомца и спросить, где здесь можно напиться до такого же состояния. Сделать это было не трудно, так как незнакомец, заметив милиционера, сам направился к нему неуверенной походкой.
- Ты что, новенький?!! – неожиданно громко закричал незнакомец на Краснобокова. – Чего раззявился?! А ну давай быстро на регистрацию, заявление, акт списания, на довольствие и прописку! Бегом, кому говорю!
Низенький был явно не в себе. Его глазёнки вылезали из орбит и гневно смотрели на Изульбека Каримовича внимательным взглядом. Он совсем близко подошел, и сразу как-то дохнуло мощным перегаром вперемежку с крепким чесноком.
- Так я не знаю… Почему… Вы бы не могли… Извините! – попытался отмазаться Краснобоков. Крик вызывал у него ощущение начальства и неприятную дрожь в коленках. Натиск незнакомца обескуражил бывалого милиционера. – Я бы хотел…
- Не возражать! В канцелярию быстро! Обер-шилькенбургер не любит долго ждать! – не желал слушать человечек.
Взяв себя в руки, Краснобоков решил не доводить ситуацию до абсурда, и ловким броском уложил человечка на мостовую, треснув для верности по голове граммофоном. Осмотрев по быстрому карманы, опер обнаружил несколько предметов. Там были странного вида кубики, призмы и пирамидки непонятного цвета и назначения. Других, понятных обыкновенному земному разуму предметов в карманах незнакомца не оказалось.
- Хоть бы документик был какой, посмотреть: город какой!–расстроился Краснобоков. На всякий случай он сунул горсть непонятных фигурок в карман, оттащил бессознательное тело в сторону с дороги и решил пойти поискать загадочную канцелярию.
Через пару сотен метров Краснобокову повстречались первые прохожие. С виду они казались вполне заурядными людьми, но опер поостерегся подходить к ним, помня о реакции первого встречного. Местность по-прежнему была незнакомой…




*           *           *
Честно говоря, Изульбек Каримович ненавидел  ситуации, когда  он был не в контексте происходящего, а сейчас была именно такая ситуация. Он в упор не понимал и ни принимал окружающего. По улицам, кроме  обыкновенных людей, параллельно сновали какие непонятные чмыри: чебурашки, маленькие звероподобные человечки, крокодильчики и всякая прочая дрянь. Да и люди были одеты несколько странно: широкополые шляпы на голове,  ножички и сабельки на поясах, как будто город попал в какою-то сумасшедшую эпоху смешения стилей и народов. – Карнавал,- подумал Краснобоков и попытался успокоится, но жители вели себя нарочито праздно и обыденно. Ни хера не понимая и в конец отчаявшись прояснить для себя ситуацию, опер решил стать в длинную очередь, которая заканчивалась деревянной будкой с дверью и окошечком, в очереди стояли в основном люди. Решив, что скорее всего это очередь за спиртным, опер с криками « Я стоял вон за тем, в кепке » и  « довели страну», пристроился где-то в середине процессии.
-А дают то чего? - тихо спросил Изульбек у низенького рыженького дядьки, стоящего спереди.
-А ты чего новенький? Вдруг с интересом спросил собеседник. – Ясно чего - регистрацию и талоны. -Так ты новенький? А медосмотр ты прошёл?- промямлил человечек.
-А, я того, ну, вот …. Вдруг опер увидел, как из окошечка какому то мудаку вручили   горсть кубиков и пирамидок.
-Счастливчик!! - грустно изрёк его собеседник, показывая на обладателя кубиков, - уже всё получил, а нам ещё и не дадут, как пристанут, откуда да зачем.
  Через секунду Краснобоков был уже на другой улице. «Итак я хер знает где, но у меня есть здешняя прописка и чьи-то документы», теперь нужно было освоиться и прощупать  криминогенную обстановку в городе, а для этого надо было найти злачное место. Решив, что подвальчик на вывески которого были нарисованы голые девки и огромные стаканы с пенящейся жидкостью вполне подойдёт, опер не раздумывая ни секунды ринулся туда.
  Чуйка не обманула Изульбека Каримовича, это был действительно бар, со всеми, соответствующими атрибутами: за столиками сидели подвыпившие горожане и о чём-то беседовали  не обращая на Каримовича ни малейшего внимания, у окон сидели какие-то твари, но они не были противны оперу, напротив плюшевые ушастые чебурашки так и манили погладить себя по шёрстке. Каримыч плавно подкатил к стойке где распоряжался толстый огрядный мужичина в замацанном переднике.
-Мне бы попить, хозяин…, начал было Краснобоков.
-Документы и запойную карту, - грубо ответил детина, бросая на стойку мокрую тряпку.
-Так я ещё и не начинал, чтоб запойную…, запнулся опер.
-Ты что дурак, или новенький?
- Дурак, - быстро согласился Изульбек, и начал лихорадочно нашаривать в карманах кубики и пирамидки, думая про себя, а если у этого, с граммофоном не было запойной карты, что ж ему теперь, трезвым что ли ходить и с этими мыслями вывалил на стол все кубики и пирамидки.
  Бармен отобрал кубик и синюю пирамидку. Посмотрев вблизи на кубик, он сказал, - что ж вы товарищ Матюпатенко, правил не знаете, что ли? И взяв синюю пирамидку, сказал: «Щас посмотрим сколько у вас литров осталось».
Изульбек Каримович  нервно задёргался, искренне желая некому Матюпатенко, чтобы литров  у него было побольше и не зная что ответить.
-Что ж это вы товарищ, - вдруг резко проговорил бармен, - месяц только начался, а у вас только 3 литра и 500 грамм осталось, - и с презрением глянул на  опера. Оперу стало невероятно стыдно и гадко, что он ограбил алкаша у которого всего то 3,5 и осталось. «Не мог документы у какого-нибудь скрипача, тиснуть, вот и мучайся теперь» подумал он.  Ну ладно, подумал Краснобоков  - «ща выпью литра 2, а 1,5 на потом оставлю,  там что-то придумаю».
-Наливай пока литр, - кинул он бармену и стал подыскивать себе местечко…  


*        *          *

Внутренние часы подсказывали оперу, что прошло уже с три часа, после того как он уселся за столик у стены, да и пустые стаканы показывали, что он выпил литра с два не больше. Странно, но за эти несколько часов, проведённые в подвальчике  Краснобоков привык к странному городу и даже полюбил его, хотя и до сих пор не знал его названия и не имел ни малейшего понятия, где он находится, поэтому назвал его про себя Жлобинск-2.
-Так, нужно идти дальше, - подумал опер. Свою норму он чувствовал со звериным чутьём (это была привычка, выработанная годами) и поэтому сейчас он не сомневался,  что находится в невменяемом состоянии. Аккуратно поднявшись из-за стола, он направился к выходу. Теперь  город не казался ему таким странным и чужим. Удивительно, но расположение улиц, было  почти таким же как и в родном Жлобинске и теперь опер без труда продвигался вглубь Жлобинска-2. Неожиданно его остановило нечто в длинном цветном колпаке, зелёных шортах и бумажной курточке.
-Дядя, сколько время? - промолвило существо. И только тут опер узнал кумира своего детства.
-Буратино! - истошно завопил Изульбек Каримович, - так вот где мы с тобой встретились, дружище! Краснобоков был вне себя от радости, взявшись за руки они понеслись к ближайшему заведению, чтобы обмыть встречу…

*     *     *
Краснобоков очнулся от странного ощущения в теле, через несколько минут он понял, что ему холодно. Оглядев себя, он убедился, что у него нет милицейского кителя и ботинок. Штаны и рубашка были на месте.
-Документы, запойная карта!!! - вдруг спохватился опер, но, увы, карманы были пусты. «Сука, падла, гнида» - опер матерился на все лады, проклиная свою беспечность и деревянного бандита, который его обокрал. «Это ж надо - так бдительность потерять, чтоб вступить в близость с незнакомой подозрительной личностью, да ещё на неизвестном участке» - опер винил себя каждую секунду.
-И чего теперь делать? Документов нет, выпить тоже нет, башка гудит, ботинок нет, кителя нет, а я же при исполнении! Да, трибуналом попахивает. Придётся идти сдаваться властям, - и поникший Изульбек Каримович побрёл по направлению к РОВД Жлобинска или Жлобинска-2, - ему теперь было безразлично.
Вот и знакомый поворот, а за ним перекрёсток, только дома другие и подворотни всякие да машин нету, ну а вот РОВД… Изульбек встал как вкопанный – на месте серого кирпичного двухэтажного домика  стояло огромное здание с колоннадой, полукруглыми окнами и огромной мансардой. Повсюду были развешаны флаги и афиши:






Поняв, что просто так ему не попасть, Краснобоков залез в открытое окно на втором этаже и очутился в комнате, похожей на гримёрную для артистов. Спрятавшись во вместительном шкафу, опер принялся ждать развития событий… Они не заставили себя долго ждать. В комнату ввалился красный и запыхавшийся Барабас, по крайней мере именно этого человека опер видел на афишах. Что-то  неуловимо знакомое мелькнуло в его чертах. Грузно сев на стул перед зеркалом Барабас стал снимать с себя грим: стёр красные щёки, вытер помаду с губ, снял фальшивые усы и бороду, повесил сюртук на вешалку и перед опером предстал ни кто иной, как Сергей Павлович Китик  собственной персоной.
Дальше такого Краснобоков стерпеть уже не мог, он со всей силы вышиб дверь шкафа, выкатился на паркет, в два прыжка очутился рядом с Китиком, и, заломив ему руки, злобно захрипел: «Ну что, толстая жопа, доигрался, будем правду говорить или Ваньку валять?»…

*         *          *
…Молодцеватый и гладко выбритый доктор в голубом халате ловко сновал между больничных коек.
-Так. Кто тут у нас? – он заглянул в формуляр над изголовьем кровати– Угу. Морковко. Пелагия Геннадиевна. Двадцать два. Двойное колотое проникающее. В артерию. Угу. Забавно!
Доктор нагнулся над бледным лицом девушки, лежащей на больничной койке. Действительно, на шее виднелись два небольших отверстия, как будто от укола шилом. «Может наркоманка?» – подумал он. «Был тут один, ширялся в пятку. Чтоб участковый не замечал. М-да». Доктор дотронулся до руки девушки, и та открыла глаза. Она уставилась на врача немигающим взглядом, и начала как-то странно изгибаться всем телом. Затем, резким движением, ткнула пальцами прямо в глаза доктора, а зубами вцепилась в его горло.
- Что вы дела…!- вырвалось сперва у молодого врача. Кровь текла из выколотых глаз и фонтаном брызгала из его шеи, а крик постепенно перерастал в тихий хрип.
Больные на соседних койках в панике зашевелились: запутываясь в костылях, к выходу резво двинулся безногий инвалид, в углу завизжала парализованная старуха, кто-то тихо скулил. А девушка, отбросив недвижимое тело врача, закричала нечеловеческим голосом «Я иду к тебе!!!» и прямо через стекло выпрыгнула в окно. Послышался звон стекла, затем чей-то истерический визг на улице, перемешавшийся с трелью милицейского свистка, и всё затихло…

*         *         *
…На полу маленькой гримерки яростно вовтузились два человека. При этом было очевидно, что более худой явно побеждает тужащегося толстяка, прижимает его к паркету и активно заламывает руки.
-Что, гнида, сидишь тут, блять, пьески наяриваешь и да в антрактах сельтерскую хлещешь. Счас я тебе объясню, как позорить честь мундира разной театральщиной, суперзвезда сраная! Мне после деревянного мудилы терять нечего. Я тебе устрою щас «весну сорок пятого»! - хрипел худощавый.
Толстяк, который, как уже стало понятно, был подполковником Жлобинской милиции Китиком, тяжело дышал, и, лёжа в углу, потирал правой рукой жирненькую шею.
- Ты как сюда попал, Краснобок? Я ж тебя в стационаре оставил, на коечке! – натужно произнёс он.
- Здесь вопросы задаю я! – ответил ему капитан. – Что это за город такой? У меня уже в голове всё перепуталось! Водку по камушкам выдают – совсем охренели. И буратины, друзья детей, обдирают до нитки. И вообще. Где это видано, чтобы подполковник милиции в театре Барабасом работал?
- Ты не буянь, капитан. Тут история сложная, полу криминальная. Я, понимаешь, тут. И там. Да. И ты тут. И вот… - Китик судорожно пытался придумать приемлемое объяснение своего присутствия в этой гримерке, да и вообще в этом городе. «Чего бы сказать? Смотри, уставился глазищами. Счас ведь про всё дознается. Может сказать, что по пьянке забрёл куда-то, да бабы обрядили в бородатое пугало? Не поверит ведь. Я ж тверёзый. Или сказать, что фантастической силой сюда попал. Например цыганка сказала «катись отсюда» – и покатился… Тупо как-то… Или жена из дому выгнала.. Во!» – лицо Китика просветлело.
- Я тут под прикрытием работаю. Притворяюсь директором, стало быть, театра и расследую дело об снасиловании одной актрисы, Мальвины Григорьевны Безпалько, известным рецидивистом по кличке Буратино. От так. Весь в трудах. А ты накинулся…
- А место это? Город какой? – недоверчиво спросил Краснобоков.
- Ну какой… Такой! – сказал Китик.
«Что-то тут не так»- соображал про себя Краснобоков «Вроде-бы складно говорит. И Буратино этот – конечно рецидивист и бандит. Да. Но разве тут своих ментов нет? И глазки у него бегают. Брешет наверное, молдаванская морда. Я, пожалуй, соглашусь, вотрусь в доверие. А там видно будет».
- Ты-то как тут оказался? – заискивающе спросил Китик у Краснобокова.
- Да случайно. Сел по нужде, и вот…
- Угу, – промычал Китик и подумал: «Значит, нашел лазейку в НИИ. Всегда был смышлён. Лучше бы в дурку я его упек. Недоглядел…» - А назад как вернуться знаешь?
- Не знаю, Сергей Палыч. Знал бы – давно водочку пил бы в скверике возле Горсовета, – грустно ответил Краснобоков.
- Угу, – опять промычал Китик и снова подумал: «Мочить его надо. Как вернуться он не знает. Меня он тут вычислил. Знает слишком много. А так – нет человека – нет проблемы. Отведу в кушыри и прихлопну».
- Я тебя это.… Проведу. Тебе работать надо. Повышаемость раскрывать. А я тут. И там. На контроле. Уэ-э-кхы-кхы. Мда… - произнёс Китик и вопросительно посмотрел на Краснобокова.
- Вы начальство – вам и думать. Уж пойдёмте, – неожиданно для Китика согласился Краснобоков.
- Идём, идём любезный, - сказал Китик, поднялся с полу и накинул на плечи тёмно-серый плащ. Затем они вдвоем с Краснобоковым вышли в узенькую дверь гримерки и направились куда-то по тёмному коридору театра…

*        *        *
… По главной улице Жлобинска, не торопясь, шел невысокого роста пацан в коричневой кепке, и хрипловатым голоском кричал: «Покупайте экстренный выпуск!!! «Жлобинские хроники»!!! Слухи об упырях в городе усиливаются!!! Покупайте «Хроники»!!! Тираж ограничен…». Прохожие недоверчиво посматривали в его сторону, подходили, покупали газетку и останавливались, раскрыв рты. На передовице была помещена фотография доктора местной больнице с разорванным горлом и выколотыми глазами.
В течение дня слухи про жлобинского упыря распространились не только по городку, но и достигли ближайших сел и поселочков. Старушки судачили о необычайных событиях, закрывшись в маленьких кухоньках местных коммуналок, люди боялись выходить на улицы после заката. После заседания ново созданного клуба Охотников за вампирами в местной пивнушке, разъярённая толпа пьяных борцов с упырями избила и сожгла вместе с домом номер 49, что по Дегтярному проезду, уже известную нам матушку мадмуазели Морковко, Нинель Анатолиевну, не пощадив при этом и малолетнего братца Севку. На месте сожженного дома, прямо посередине пепелища установили плакат с надписью «Смерть вурдалакам!».
По слухам, ходившим в городе, выпрыгнув из окна больницы, упырь в обличье Пелагии Морковко ускакал прямиком к старому еврейскому кладбищу. Поговаривали, что именно там находилось и его логово, но желающих попытать счастья и разыскать нечисть не находилось. Специально приехавший учёный муж из областного центра, магистр чёрной магии, представлявшийся всем не иначе как «Петрович», долго осматривал труп доктора, изучал через увеличительное стекло следы и царапины на кладбищенской стене, однако же, на кладбище зайти побоялся. После некоторых раздумий он закурил папироску, поправил очки и глубокомысленно произнёс: «Да! Тут дело нечисто…», после чего отправился якобы в сортир и бесследно исчез. Говорят, что через двадцать минут после этого, магистра магии видели с чрезвычайно бледным лицом, спешно погружающимся в отходящий курьерский поезд. Надежда жлобинцев очистить город от упыря быстро таяла. Родина искала героя…

*         *         *
…Темноту загаженного переулка лишь немного прорезал лунный свет. Вдалеке показались две одинокие фигуры путников: один из них был высокий и худощавый, а второй толстенький и коренастый.
- Прошу вот сюда вот, - сказал толстенький. Свет луны упал на его лицо, и стало понятно, что это Сергей Павлович Китик. Стало быть, с капитаном Краснобоковым.
- Что тут за срань? Неужто в этом гадюшнике начинается дорога на родину? Палыч! Где мы?
- Не переживай, Краснобок, иди главное за мной. Недалеко уже, - успокаивал Китик. При этом рука его что-то нащупывала в кармане, а толстая морда лукаво ухмылялась. Как жаль, что Краснобоков не видел этого в темноте ночи. Настоящему герою всегда приходится преодолевать трудности…

*         *          *
- Ой чёй-то не видно ни хрена, Палыч ты тут или где, спичкой подсвети хоть што-ли?!  Краснобоков шарил по сырым кирпичам в абсолютной темноте какого-то переулка, - эге, браток где ты? Вот сука!
- Да тут я, отозвался бас Китика.  - иди на голос, тута я Изуленька, тута. Щас ещё вперёд пройдёшь и опа, и на месте.
- А ты ж чего не со мной? А ну иди сюда!
- Нее, дела у меня тут, в общем ты того, иди.
Вдруг до Изульбека дошло что дело не ладно. Он ни хрена не видел, налево – стена, направо – стена и лоб тоже упирался в стену но уже не в сырую, а в сухую покрытую каким то толи порошком толи нагаром. Неожиданно он услышал лязг железного засова за стеной и дикий хохот подполковника Жлобинской милиции.

- А сука! Падла! Серёга, Серёженька, на куски порежу, я же тебя живьём съем, животное, жирная сволочь… Изульбек метался в своей ловушке, стены, стены одни стены, вот он больно ударился о железную дверь, от этого опер обессилено упал на пол каменного мешка и чуть не заплакал от унижения. Пол был пыльный, весь заполненный каким то сыпучим мусором но  оперу было плевать. Он заматерился ещё больше:
- Гавно … пидар ушастый, сумка базарная, веялка колхозная …ПОВИДЛО ДЕШЁВОЕ … КУРИЦА, заорал он куда то в стену, в адрес своему невидимому предателю,  - ты предал интересы родины, зоофил несчастный, подтрахивал наверно крокодильчиков и бумазейных собачонок из своей труппы!!!
Нежданно, даже для самого опера, откуда-то сверху раздался железный скрип и вниз упал луч жиденького света, ослепивший узника. Где-то наверху показалось круглое тело.
- Но, но, но  - заверещал голос. Я человек искусства, и никого не насиловал, я ведь по любви всегда… так что не надо. - Наверху снова замаячила фигура Китика. Опер увидел, что оказался, как ему и показалось сразу  на дне огромного колодца, стены уходили куда-то вверх так что было похоже на заводскую трубу.
- Серёжа, - заискивающе взмолился Краснобоков, – ну пошутил и ладно ну и оставайся тут, и я с тобой, а хочешь мы с тобой вместе гастролировать будем, у меня номер хороший почти что готов. Вот смотри, называется «Летающие чебурашки», мы им ниточки привяжем и никто не заметит, а ещё… -  Каримыч не успел договорить, дверь наверху хлопнула и наступил настоящий конец света.
От безысходности Изульбек уселся на пыльную мусорную кучу и притих. Да, вот она судьба, когда-то он сажал людей в карцер без воды, еды и света, а теперь и его, как последнего уголовника. А что дальше, оперу было ясно:  его никто не услышит и, скорее всего, заглядывают сюда раз в десять лет.
-Интересно куда это «сюда»? -  прорезался у опера внутренний голос,          -  Вдруг это логово какого-нибудь зверя? Сейчас он заявится, учует меня и привет: Кто спал на моей кровати? Ел мои пирожки? А вдруг это заброшенная шахта и вообще никто не придёт. А потом лет через 250 тут обнаружат захоронение древнего человека…
Изульбек Каримович понимал, что нужно соображать, или вертеть этими, как их – мозгами. Но если бы он в детстве читал книжки про шпионов, то наверно тогда бы что-нибудь придумал, а так… В его любимой книге, Буратине из чулана помогла бежать летучая мышь и потом там чулан, а тут… В потёмках опер начал шарить по мусору – может что-то полезное найдётся – надеялся опер. Похоже, что мусор под ним очень был обыкновенным пеплом.
- В таком случае это какая-то заброшенная кочегарка, только очень большая – опер нашарил в очередной куче мусора что-то похожее очертаниями на небольшую палку, похоже на то, что она была из дерева – ага, а вот ещё кусок древесины -  это определённый успех! Как там индейцы делают?
Через полчаса из-под измозоленных рук Краснобокова начал пробиваться лёгкий дымок, я ещё через минут десять мрачные стены озарил тусклый, но весёлый огонёк добытого пламени. Оранжевые зайчики молодцевато скакали по чёрным кирпичным стенам огромной, уходящей вверх трубы. Где-то, метров 10-15 над головой были видны какие-то железные перекрытия и балки. Кое-где по отвесной стене затекали сверху струйки воды и на полу были отвратительного вида лужицы, пить воду оттуда не представлялось возможным – она была горькая на вкус, а в горле начинало безумно першить.
– Это там наверно выходила эта толстая сука – подумал Каримыч и глянул себе под ноги. Лёгкая дрожь прошла по телу опера. Язык прилип к нёбу, и бывалого милиционера стало тихонько подколбашивать…  
Там, внизу, под ногами, то тут то там лежали скрюченные, обугленные тела. На минуту опер застыл на месте, тёмный, холодный ужас приковал его к полу. Постояв так минуты три, Изульбек Каримович сделал первый дрожащий шаг.
- Только без паники, нужно разобраться – в этот момент оперу как никогда понадобилось спиртное. Пересилив ужас и сглотнув стоявший в горле ком, Каримыч осторожно нагнулся к ближайшему телу. Из под пепла выглядывал кусок туловища и две неестественно скрюченные и наполовину обожённые конечности. Больше всего тело напоминало средних размеров корягу, которую бросили в костёр.
- Да ведь это остатки от Буратины!!! – воскликнул опер, - ну да, узнаю деревянные отгоревшие ручки, кто ж тебя так, милок – сочувственно покачал головой Изульбек и принялся осматривать дальше. То тут, то там Каримыч начал находить останки буратин.
- Вот локоть без кисти, кстати, я им и костёрчик раздобыл, вот нога, вот деревянные рёбра торчат, а вот обгоревшая голова. Опер поднял отгоревшую закопченную головешку. Голова грустно взглянула на него вылинявшими, тусклыми неживыми глазами.
- Бедняга, возможно, я знал его – заговорил Изульбек книжными фразами.
- Да тут целая братская могила. Одних костей на целую роту деревянных человечков. Что ж это геноцид, 37-год что ли?
Место действительно напоминало братскую могилу. Кроме буратин, опер нашёл ещё только пожалуй обгоревший шмат шерсти, который спокойно мог принадлежать чебурашке или олимпийскому мишке.
- Так вот какие методы борьбы с нежелательными элементами! Фашисты!!- закричал Изульбек куда-то вверх – я про вас ещё статью напишу, - у-у-у, плесень!!!
Вскоре милиционер обнаружил и следы былой жизни в этом мрачном месте. Кое-где на серых стенах были выцарапаны какие-то обрывки фраз и слов, а также палочки, которыми обычно на безлюдных островах отмечают проведённые дни. Те существа, которым не посчастливилось сгореть сразу наверху, полу обугленные падали сюда, где в страшных страданиях или продолжали тлеть или погибали от жажды и голода. Место напоминало что-то среднее между крематорием и концентрационным лагерем времён нацистов. Опер сел и задумался,
- Так нужно всё обмозговать, начнём с плохого:
Плохое:
1.    У меня нет пистолета, ножа, вообще ничего, чтобы сломать дверь или стену.
2.    Я проведу здесь без воды пару дней и умру от жажды.
3.    Даже если наверху пойдёт дождь и сюда натечёт лужица, то без еды долго не протянешь.
4.    Когда дрова (буратины) кончаться я останусь в полной темноте и сойду с ума или ослепну.
Хорошее:
1.    Я остался жив.
2.    Я сумел развести огонь и дров должно хватить на пару дней.
3.    Я разоблачил Сергея Павловича Китика и на пол пути к разгадке.

Поразмыслив, и поняв, что ситуация не совсем мёртвая, опер приступил к действиям.
- Так, дверь взломать невозможно, залезть на стену нереально, ага надо искать другой способ. Если это огромная труба, а я ниже колосников, так сказать в выгребной яме, то откуда-то должен подаваться воздух, возможно, где-то тут есть и поддувало.
Опер опустился на карачки и стал ползать в поисках вентиляционной шахты. Где-то на самом полу он обнаружил отверстия.
- Есть!? А-а, у-у, вот падла, закрыто. Круглое отверстие в стене было закрыто прочной чугунной решёткой, крепко вмурованной в кладку.
- Ну не ёб твою мать? – задал Изульбек немой вопрос, адресованный скорее себе, чем кому-то либо.
- И чё теперь, тут лом нужен или прут металлический, а вместо этого одни деревянные болваны. Эврика!!  Ща нагреем кирпич а потом водой плеснём и камень лопнет – у-ха-ха.
Каримыч принялся разводить костёр у самой решётки, когда кирпич раскалился, он плеснул на него из грязной лужи, вода противно зашипела, издавая гадкие, зловонные испарения, но на одном из кирпичей появилась тоненькая ниточка трещины.
-Нус, за работу, прости браток – сказал опер, бодро отламывая руки очередному трупику. Через три - четыре часа Краснобоков уже протискивался в узкий, но такой желанный тоннель.
Изульбек  стёр до крови все пальцы, голова кровоточила от постоянных ударов об острые камни, колени превратились в сплошные мозоли, но всё же через полчаса ползанья он вывалился в овраг, заросший дурманом, хмелем и лопухами,  обессилено упав прямо во взятую в бетон канаву. Умыв лицо и отхлебнув зелёной сточной воды, он отполз в лопухи и заснул сном человека  только что ушедшего из лап дурной смерти…

*       *       *
…Краснобоков очнулся, когда на город опустилось позднее утро и уже жаркие лучи дополуденного солнца, пробиваясь через мясистые, рыхлые листья лопухов ласково щекотали голову опера. Во всём теле происходили процессы, более всего схожие с пост алкогольным синдромом: раскалывалась башка, всё тело ломило и ныло от тупой боли, но самые отвратительные ощущения наблюдались во рту, так называемый сушняк не давал пошевелить языком, сжимая ротовую полость противным запахом наполнителя для кошачьего туалета. Изульбек пошевелил руками, затем пальцами ног и в конце концов покрутил шеей.
- Вроде ничего не сломано, это уже ладно. Теперь чего? – Каримыч глянул на небо.
-Судя по положению солнца, местные гастрономы должны быть открытыми, но документов нет, а стало быть о выпивке можно забыть.
Краснобоков поднялся на ноги, подошёл к канаве, сполоснул лицо и стал потихоньку возвращаться к жизни. Он находился посреди оврага, рядом из земли выглядывала та самая спасительная труба. Она вновь напомнила оперу пережитый вчерашний день. Изульбек начал медленно подниматься по оврагу. Поднявшись, он увидел вокруг себя огороды, с запада вплотную к ним подходил край елового леса, овраг, в котором он нашёл пристанище, петлял зелёной полоской среди холмов и полей, заканчиваясь у берега небольшой реки. Но главное, сзади Каримыч узрел то место, в котором вчера его собирались погрести. Это было скопление кирпичных  построек, над которыми возвышалась огромная труба, в которой скорее всего и находился милиционер. Краснобоков, прихрамывая, зашагал по тропинке, ведущей как ему показалось в сторону города, с твёрдым намереньем на этот раз уж крепко ухватить за яйца этого толстого мудака – Китика.
- Ничего, - размышлял про себя Изульбек, - проведём допрос с пристрастием, очную ставку так сказать, расколется как миленький, только сначала применим маскировку…  

*   *   *
Пелагия ночевала в заброшенном склепе третий день. Днём она забивалась в самый отдалённый угол и закрывала глаза, чтобы солнечный свет не раздражал её. Мутации, происходящие в её теле стали проявляться всё заметнее и заметнее: сначала на ногах и под мышками стали усиленно прорастать жёсткие коричневые волосы, ногти стали превращаться в некое подобие когтей, а сросшиеся брови придали худому вытянутому лицу демоническое выражение. Она всё реже и реже контролировала себя. Чужое существо, поселившееся в её голове, постепенно поглощало её разум, захватывая всё новые и новые участки головного мозга. Пелагия сидела в своём убежище пожираемая злобой и чувством мести ко всему на земле. Но больше всего ей сейчас хотелось найти и разорвать человека которого она когда-то любила и которому даже однажды отдалась в порыве страсти, не смотря на угрозы и предостережения матери. Сейчас она тряслась от гнева: как он мог  променять её на шлюшку-методистку в короткой юбке?! Да! она всё знала, последнее время Кондрат всё позже и позже приходил с работы, иногда даже пропадал на несколько дней, объясняя это загруженностью по работе, а однажды она нашла у него в портфеле губную помаду. Тогда Кондрат сказал, что она ему понадобилась для опытов.
-Это всё неправда, ненавижу тебя, - истошно завопила она в стенах мрачного склепа, - убью, сожру живьём…
И целую ночь её когти зловеще скрежетали по могиле ни в чём не повинного гражданина Айсберга М.М. …


*          *          *

Небо заволокли серые бесперспективные облака. Погода явно портилась. Определить время не представлялось возможным. Изульбек Каримович ещё бодренько, но уже всё с меньшим и меньшим энтузиазмом шагал по грунтовой дороге… Дорога, вначале представляющая из себя незамысловатую сельскую тропку, теперь постепенно превращалась в некоторое подобие загородной трассы: всё чаще и чаще попадались жители, небольшие повозки, запряжённые ослами либо же лошадьми… С каждым поворотом петляющей ленты, народу явно прибавлялось. Пройдя, по подсчётам Каримыча не один добрый километр, по обочинам дороги стали появляться первые постройки. Небольшие ручейки людей постепенно сливались в одну большую, пёструю толпу. Улицы явно не хватало, из окон домов свешивались  зеваки, вопили и кричали в унисон шумному сборищу.
-Что за нахуй? – подумал опер, - никак революция или первомайская манифестация на носу… Через пятнадцать минут людская река просто таки несла Изульбека Каримовича куда-то, если судить по высоте зданий, скорее всего к центру. Погода абсолютно испортилась: небо буквально за час радикально изменило свой цвет из безучастно светло-серого на претенциозный свинцовый, на мгновенье оперу показалась, что упали первые капли дождя…
-А чё происходит, браток, - спросил Каримыч у бомжеватого вида мужика в длиной шляпе-цилиндре и накрашенными губами.
-Известно чего – карнавал… Только вот что-то дождь не начинается… Оттягивается, таксзать, праздник… Как-то уже с раздражением заметил бомжара.
Тем временем, толпа вышла на центральную квадратную площадь, которая была торжественно и помпезно украшена.
-Ух них… себе… С завистью подумал Краснобоков. Такого разнообразия красок, нарядов, флагов и аттракционов он  никогда ещё не видал. Всё это было похоже на то как однажды, по телевизору, показывали разгон мирной демонстрации в ЮАР, но тогда телевизор был чёрно-белым и естественно не мог передать всей радостной гаммы происходящего.
Толпа неожиданно затихла, по толпе прокатился приглушённый ропот: «Сейчас их Светлость речь скажут» - опасливо зашушукались горожане. Все взгляды обратились туда – к деревянному, убранному в тяжёлые чёрно-золотые бархатные гобелены, помосту. Тысячи труб дружно грянули и вылили поток торжественной меди на окружающих. На помост вышел человек. Обыкновенный человек: не высокий и не низкий, обычный внешности, такой как тысячи окружающих.
-Нет, нет такой, - подумал Краснобоков и ринулся вперёд под недовольные крики расталкиваемых манифестантов. На помосте стоял Кондрат Рюмкин, собственной персоной…

*          *          *
Успокаивая бушующую толпу, человек на трибуне поднял вверх правую руку. Затем, когда народ на площади затих, он принял у помощника синюю папку с замысловатым золотым вензелем, раскрыл её и придвинул поближе микрофон. Затем, слегка прокашлявшись, обратился к людям на площади.
- Ромалы! От лица командования округа, а также по поручению уважаемых Кунаков Политбюро, спешу поздравить всех собравшихся с началом великого праздника Хайрам-Байрам и подвести итоги минувшего квартала.
Собравшиеся встретили начало речи аплодисментами, а стоящие в стороне оркестранты в голубых камзолах затрубили в длинные блестящие трубы. Рюмкин снова успокоил толпу и продолжил:
- Дорогие друзья! За минувшие несколько месяцев все мы, и наши сторонники смогли многое изменить в жизни округа. Диктатура Верховного Хуйвейбина отходит в прошлое. Повсеместно видны плоды Арбузной революции – коррупционеры осуждены и отбывают заключения в исправительных колониях, упорядочены энергетическая, ликероводочная и шнурочно-носочная отрасли экономики, для меня выстроена шикарная резиденция. Жизнь налаживается. Впервые за последние пять лет округ позволил себе организовать карнавал к празднику Хайрам-Байрам.
Кунаками политбюро принято решение к началу карнавала выдать каждому гражданину бесплатно по литру алкогольного напитка на выбор, и по четыре ириски. Соответствующий указ был подписан мною полчаса тому назад.
Площадь огласилась криками «Ура!», «Да здравствует Ваша Светлость», «Браво! Бис!», «Виват, Политбюро», откуда ни возьмись, развернулись поздравительные плакаты и гигантские портреты, на которых угадывался Кондрат Рюмкин. «Э-э-э, бля, - подумал Краснобоков, - эвон как устроился, прощелыга! В Жлобинске ребята поди, уже с ног сбились, убивцев ищут, а он во где, Светлостью работает. В резиденции!».
Голова оперуполномоченного с трудом на трезвую переваривала события минувших дней. Очевидным было, что эта местность, хотя и похожа на его родной Жлобинск, но здешний уклад был диковинным, если не сказать хитро запутанным. И главное, что смущало  Каримовича, это присутствие наличия тут Сергея Павловича Китика, покойного Рюмкина и его собственной персоны. «Бред какой-то! Хорошо хоть водки на шару выдадут! Целый литр – порадовался Краснобоков, сглотнул набежавшую слюну, и стал слушать дальше»
- Ромалы, - продолжил Рюмкин, - для вас у меня есть и другие приятные новости. С целью улучшения обслуживания граждан в окружном театре имени Барабаса, политбюро приняло решение уменьшить размер налога на обувь, который в следующем квартале снизится с двадцати до двадцати семи процентов от каждого тонно-километра пробега в пределах городской черты. Эти меры, как мы полагаем, будут способствовать решению проблемы загрязнения городской среды.
В заключение хочу отметить, дорогие сограждане, что внешние враги округа не дремлют. Реакционные силы покойного Хуйвейбина ищут поддержки у наших внешних врагов, чтобы сломить нашу молодую власть. Поэтому я ещё раз повторяю о необходимости вносить добровольно – обязательные пожертвования на мой расчётный счет, а также ответственно отнестись к отработке положенных трудодней и общественных субботников. Крепитесь, ромалы, правда за нами! Рот Фронт!
Концовка выступления Кондрата Рюмкина утонула во всеобщих овациях. Собравшиеся кричали революционные лозунги и тайком заглядывали в программки карнавала, пытаясь выбрать для себя развлечение по вкусу. И чего только там не было – выступления говорящих чмопиздокрылов, концерты Сводного танцевально ансамбля буратин, бесплатные катания на каруселях, юмористические монологи Чебурашек, бражечные и винные конкурсы, лотереи, показы мод и рыцарские поединки. Гвоздём карнавала должен был стать Гала-концерт в театре Барабаса, на который, как поговаривали приглашены зарубежные звёзды эстрады, и на котором обещали присутствовать первые лица округа.
На трибуне появился новый докладчик. Капитан Краснобоков принял решение попытаться проследить за Рюмкиным и установить место нахождение его резиденции. Желание побыстрее заполучить халявной водки остужало этот порыв, но Изульбек, подумав в какой ситуации он находится, решил все же заняться наиболее важным.
Лавируя среди толпы, он пробрался поближе к трибуне. Рюмкина охраняли четыре дюжих детины с непонятной конструкции алебардами в руках. Ими они отталкивали наиболее назойливых граждан из восторженной толпы, и проводили Кондрата к повозке, запряженной тройкой гнедых. Когда повозка уже трогалась, Краснобоков нырнул под неё и уцепился снизу за подножки. К счастью никто этого не заметил…

*          *          *
… В окошке маленькой часовни Жлобинского прихода горел тусклый огонёк. Два священника в рясах сидели за алтарём около невысокого стола, склонившись над большой книгой с окованными желтым металлом углами.
- Дабы уничтожить нечисть, ежели слаб духом – не ходи. Дабы уничтожить нечисть, ежели слаб телом – не ходи. Дабы уничтожить нечисть, ежели мозгов мало – не ходи. Дабы уничтожить нечисть, ежели без веры – не ходи, - читал вслух младший. Затем, оторвавшись от чтения, он поднял глаза на второго священника, уже седого и, по видимому, главного из них, и спросил – «Отец Скипидарий! А может не надо?»
- Надо, Федя, надо, - ответил ему старший, - читай далее!
- Имеющий уши - да увидит, имеющий глаза – да услышит, имеющий уста – не спиздит. В полночь на полнолуние режь длинную осиновую ветку, вбей в неё шесть медных шурупов в форме распятия, заостри востро и иди в логово нечистого упыря. На себе одень бухту капроноваго шнура длиной четырнадцать метров, чёрную сутану и коричневые лакированные ботинки без шнурков. Как придёшь в логово нечистого упыря, подними осиновую ветку вверх, и скажи:
«Как почки в борще, так и фиг тебе ващще!
Ты упырь-вурдалак страшный, а я выпимший
Щас как получишь пулю железную в живот-
Будешь знать как басурманить, тварь поганая!»
- После сих слов рази нечистого упыря тремя ударами – веткой в глазищи звериные, потом распятьем в пасть смрадную и ногой с разворота по печени и другим важным органам. Засим, - продолжал читать он, - засим надо есть уничтожить духовную силу твари. Отдели твердой рукой конечности от туловища, и голову отрежь ножом вострым. Вытряхни мозг головной и мозг спинной, положи в котел, хорошенько перемешай и вари на медленном огне до готовности. А как сварится – собакам отдай, и сгинет нечистый упырь на двести лет как не бывало. Аминь»
- Это всё, - сказал молодой священник.
- Вот видишь, как всё просто, палку тебе найдём, выпьешь для храбрости и вперёд. Если не мы, то кто спасёт город? Кто, я спрашиваю? – с этими словами Отец Скипидарий решительно поднялся с табурета, и, сверкнув глазами, ударил кулаком по столу.
…А в мрачном склепе гражданина Айсберга уже полностью утратившая человеческое обличье Пелагия истекала слюной, пуская её из кончиков перекошенного, со страшными зубами, рта. И слышался страшный гортанный хрип «Ещё посмотрим кто кого… Я с тобой навеки, мой повелитель… Я буду мстить…» ….
*           *           *
Повозка Кондрата Рюмкина резво неслась по мостовым Жлобинска-2, и Краснобокову стоило немалых усилий удержаться под её днищем. Вдруг повозка замедлила ход и остановилась около высоких кованных ворот. Массивные ворота с вензелями и гербами, безшумно растворились, пропустили экипаж и лязгнули  затвором, отрезав усадьбу от остального мира. Проехав ещё пару сотен метров, повозка остановилась, охрана спрыгнула и засуетилась, открывая двери и раскатывая вычурную,бархатную дорожку к крутым мраморным ступенькам. Каримыч улучшил момент, и пока по дорожке шуршали несколько пар ног – отцепился от днища и откатился в кусты. Забравшись в густые ветви, он принялся наблюдать за происходящим: двое шагали по дорожке, поднялись по ступенькам и исчезди за крепкими дверьми огромного каменного особняка. Конвой скомандовал на караул, двое охранников щёлкнули каблуками и стали у дверей, остальные свернули дорожку, кучер взмахнул кнутом и карета укаитилась вглубь аллеи.
Поудобней устроившись в стриженных помпезных кустах – так чтобы видеть главный вход, Каримыч затаился и стал ждать. Время медленно ползло вперёд, потихоньку начал идти дождь. Начавшись с меленького и реденького, со временем дождь усилился и уже тяжёлые мощные капли падали с неба сплошным потоком, залезая во все щели и закоулки. От дождя, казалось, не было спасения. Вначале Краснобоков пытался зарыться поглубже в кусты – под спасительную листву, но позже плюнул на всё и позволил небесному потоку полностью промочить себя. С каждой минутой оперу становилось всё противней и противней – ему было зябко, неуютно. Сидеть на земли было невозможно – руки и ноги были полностью в мокрой, липкой глине, вода затекала за шиворот, но самым отвратительным было то, что не происходило абсолютно ничего. Охрана у дверей продолжала стоять с завидным упрямством, в здание никто не входил и не выходил.
- Хватит! Надоело! – воскликнул про себя Краснобоков и неожиданно даже для самого себя вылез из кустов и деловито отряхнувшись, направился к лестнице. Никакого конкретного плана у него пока не было и он решил импровизировать.
Увидев незнакомца, охрана напряглась и подалась вперёд, угрожающе ощетинившись устрашаюшего вида алебардами. Изульбек нервно огляделся и плюнув на всё начал нести отсебятину.
- Извините, - начал он. Мне „Собес” нужен... Мне сказали где-то тут. А вы тоже на приём? Я за вами, – с этими словами Краснобоков пристроился за спиной опешившего охранника. Секунд десять оппоненты молча изучали друг друга. Выглядывая из-за спины остолбеневшего охранника, опер хитро подмигивал и кивал его напарнику. Наконец тот пришёл в себя и грозно закричав, ринулся на Изульбека. Отбросив на нападающего беспомощное тело, опер одним движением вырвал у растерявшегося охранника алебарду и приготовился к драке. Орудуя тяжеленной палицей, Каримович как мог отмахивался от тренированного соперника, другой же принялся истошно вопить, всё это время намереваясь зайти у опера сзади. С каждым мгновением Краснобоков всё больше и больше выбивался из сил, отступая к массивной двери поместья. Вскоре на крик прибежало подкрепление – силы были явно не равны, измученный опер бросил оружие в сторону и забарабанил в двери:
- Помогите! Впустите, люди добрые!!! Затем сильный удар сзади по голове и Каримович погрузился во тьму.

*          *          *

- Да уж, история… Чего прям теперь делать и не знаю.
- А чего тут думать! Мочить да и всё… Как буратину.
Сквозь туман и головную боль до Краснобокова стали доходить обрывки фраз и предложений. Он натужно разлепил веки и сквозь туман увидел то, во что сразу не смог поверить: по огромной, шикарно обставленной в стиле барокко комнате ходили Кондрат Рюмкин и Сергей Павлович Китик. Рюмкин возбуждённо теребил пуговицы одежды и то и дело поглядывал в сторону Краснобокова, который был привязан к большому деревянному стулу.
- Ааа, очнулся, голубчик… Китик захватил со стола стакан с чаем  и со всего размаху плеснул в лицо опера, так, словно это было серная кислота. Чай был уже холодным и приторным. На лице Краснобокова остались чёрные чаинки. Краснобоков тут же ответил обидчику смачным плевком. Китик увернулся и плевок распластался на висящем на стене портрете Рюмкина.
- Шалить вздумал… - Сергей Павлович гнусно ухмыльнулся и устроился в кресле напротив.
- И чего с тобой делать будем??? Как желаешь умереть??? Тихо или может помпезно, с музыкой?
Только сейчас Изульбек заметил, что всё это время его бывший начальник расхаживал в сером сталинском френче. Опер незаметно попытался ослабить сковывающие его путы – узлы были скручены на славу, верёвки не поддавались ни в какую.
- А может в цирке его замочим? На глазах у благодарной публики? Казним диктаторским указом? Чего молчишь? Этот вопрос был адресован уже Кондрату, который как-то жалко сгорбился и сейчас наблюдал за происходящим с некоторым испугом. Казалось, он не понимал и боялся происходящего.
Китик поднялся, подошёл к столу, взял лист бумаги, перо и принялся что-то писать.
- Подписуй… - он протянул лист Рюмкину.
- Что…
- Указ. Замочим его как контрреволюционера…
- Я не могу… Рюмкин стоял у стены и тихонько дрожал.
- Что?! – Китик схватил ассистента-диктатора за шкирку и поволок к столу.
- Подпишешь как миленький… - Рюмкин хлюпнул носом и нехотя черкнул пером по листу.
- Ну вот и славно… Китик отпустил Кондрата и больно пнул ногой Краснобокова.
В этот момент, опер собрал все свои силы, вскочил вместе с привязаным стулом, и развернувшись, огрел спинкой стула Сергея Павловича в бок. Крутанувшись по инерции, стул, вместе с опером закончили свои кульбит на полу.
- Аааа, блять!!! – Китик схватился за ушибленные рёбра. – Замочу тебя, сука! Китик подбежал к лежащему на полу оперу и принялся неистово избивать Краснобокова. Опер вертелся, извивался, но время от времени мощные удары достигали своей цели, разбив губу, поломав несколько рёбер и наставив огромное количество ссадин.
- А ты какого стоишь?!  - это вопрос был адресован Рюмкину, который во время потасовки торчал в углу и безучастно наблюдал за происходящим. Казалось он находился в состоянии какого-то оцепенения. Китик постепенно приходил в себя и успокаивался. Он ещё раз пнул лежащего Краснобокова, затем поднатужившись, воодрузил стул с Изульбеком на прежнее место.
- Не будем тянуть время, - начал Палыч... Пойми, Краснобок, раз уж ты всё знаешь, то прийдёться тебя замочить... причём в прямом смысле этого слова. Хи-хи... – Сергей Павлович вдруг как-то странно захихикал – глупо, по-детски. И это не был смех нормального человека, скорее параноика, свихнувшегося гения или узурпатора.
- Раз уж ты знаешь.. – повторился Китик, то пора тебе познакомиться с моей коллекцией. При слове „коллекция”, оцепенение, словно спало с не проронившего за это время ни слова Рюмкина. Он нервно сглотнул и сухим, сбивающимся голосом произнёс:
- Не надо, Сергей Павлович. Это ни к чему...
- Молчать!!! – Китик снова вышел из себя. Он подошёл к обшитой деревом стене, нажал какие-то скрытые кнопки – стена с шорохом отъехала в сторону, явив оперу нечто невиданное доселе. В секретной нише стояли стелажи с прозрачными ёмкостями. В ёмкостях плавали разные существа. Чего там только не было: чебурашки, молча открыв рты смотрели на Изульбека Каримовича, разные зверюшки и человечки грустно поджав лапки плавали в спиртовых растворах. Апогеем же коллекции стала коллекция буратин – огромных чурбанообразных переростков, маленьких карликовых, пушистых лесных, южных с тёмным отливом и ещё и ещё… Это была коллекция садиста, больного тирана и Чекатило в одном лице…
- Вижу тебе понравилось, - первым нарушил повисшую в воздухе тишину Сергей Павлович... – Хороша коллекция...
- Больной ублюдок... Да я тебя... – Краснобоков снова получил смачный удар по рёбрам...
- Да ...хороша... Всё есть, вот только одного не хватает... Человека! Китик дико сверкнул глазами и перевёл блестящий взгляд на опера... Китик подошёл к шкафу, отворил стенки и достал с полки сверкающий скальпель
- Ну с больной, - весело засмеялся потрошитель, - вы как желаете... в спирте или же в формалине??? Ассистент... анестезию...
Краснобоков сглотнул горечь в горле. Китик тихонько поднёс скальпель к его жилистой шее В эту минуту опера могло спасти только чудо...
Продолжение следует…

Tweet