Случилась эта занимательная история в те славные времена, когда я, будучи курсантом второго курса мореходки, проходил плавательную практику у берегов полуострова Камчатка, на его западном побережье, а именно в районе поселка Октябрьский.


Вообще должен заметить, что те годы я вспоминаю с особенной теплотой. Эх жизнь курсантская!!! Разве мог я представить, глядя на списки поступивших, какие славные ждут меня приключения?, какими интересными и познавательными будут все морские походы, какое количество разной блядливой сволочи мне доведется отлюбить? Нет, уважаемый читатель, не мог! В тот момент, фтыкая на сваю фамилию я не мог даже понять КАК я оказался в составе «зачисленных»! Процесс поступления, а именно сдача экзаменов, заслуживает отдельного внимания, а поскольку поведать я хотел совсем о другом, то вернемся к нашим баранам.


А именно ко мне и естчо нескольким десяткам перепуганных и абдриставфшихся при слове «практика» курсантов, которым выпала эта великая, песпезды, честь стать морскими вОлками (ни путать с волкАми).
В большинстве случаев распределение отделом практики всего контингента велось па принципу «как карта ляжет», но были и те, которым несказанно «везло», и которых уже, как говорится, «ждали» самые лучшие рыболовецкие организации и колхозы. В эту самую вторую группу попал и я. « -Хули, думаю, - повезло мне, щас попаду на пеcдатый параход, заработаю кучу бабла, вазможна даже и американских долларов, (а надо заметить, что в то смутное время, свои, кровно заработанные баксы, марской мог получить на лапу только за пределами нашей, так горячо любимой, Родины, т.е. попав в загранку, что было вообще нереально, но этот факт меня нихуя не пугал), куплю машину с магнитофоном, пашью кастюм с атливом и в Ялту (хули до Ялты 9000км, но для бешенного курсанта нихуя не крюк)»


Всю прелесть распределения я смог полностью оценить только находясь непосредственно на борту нашего белоснежного лайнера! Параход подвернулся песдатый, если не сказать, ахуительный! Только год как с судостроительного завода, даже краска не облупилась. Но самым положительным качеством этого БАТМа (Бааальшой ниибаца Траулер Морозильный) был его размер. Габариты его внушали доверие, британская «Санта Изабель» отдыхала. - Если, думаю, - начнется девятый вал, то тонуть будим долго, примерно минут десять!
Каюта мне досталась заибательская: солнечная сторона, две шконяры, один столик, около столика маленький диванчик на два жопо-места, пара шкафчиков и… (кульминация) умывальник! Люкс, блядь! Делить в течении всего рейса мне ее пришлось с азером «Пашей», как он сам мне представился.
– Мой настоящий имя все равно низапомнишь!, добавил Павел, и улыбнулся во все, почти свои, тридцать два зуба.
Гальюны на нашей палубе были общаковые, по одному с каждого борта, ничего особенного, в каждом три очкура с рифлеными подлапниками и перила. «-Для чего, нахуй, перила»?, спросите Вы, уважаемые читатели. - А пробовали вы срать во время качки не имея третьей точки опоры? То-то, нахуй, лучше и не пробуйте, уж мне поверьте!


- Кем может быть на параходе курсант второго курса среднестатистической мореходки?, спрашивал я себя расписываясь в судовом журнале за технику безопасности. - Да практически всем!, как оказалось... Мне об этом факте поведал бугор той передовой бригады, которая стала для меня на месяц, а именно столько длился мой первый рейс, практически второй семьей.
Семья, должен заметить, подобралась знатная! Кого в ней только не было! Помимо моего «сокамерника» Паши, азера, как я уже сказал ранее, по происхождению и мусульманина по вероисповеданию, присутствовали так же молдаване, хохлы, всякие там непомнящие родства чуваки, евреи были даааааа а как же без них?, представители всяких «гуронских» национальностей… Определить всех нас па классовой принадлежности было куда проще, хуле, марской он и в Африке, как говорится, марской. Из «салабоноф» были я, да естчо три парняги, один из которых являлся моим коллегой па учебному заведению, только на курс старше, двое других – свежеиспеченные матросы (именно так было написано в их, недавно купленных, корочках), только начинающие свой трудовой стаж.


- Так … (тут я пропущу свое имя, потому как должна же в рассказе присутствовать хоть какая-та интрига), начал бугор, - приказом ты зачислен матросом второго класса!- это уже для тебя заебись! (конечна заебись, младше па рангу только ебанные юнги, но они вымерли как вид естче в эпоху доисторического материализма), - Па причине того ниаспоримого факта, что ты являешься парнягой не хилым (не хилый, хули, я тогда штангой занимался), будешь и не хило въебывать! Пашли покажу фронт работ…
Мы вышли на палубу. Параход, тем временем, уже покинул Авачинскую бухту, кстати одну из самых красивых и удобных во всех отношениях, бухт в мире, и хуярил на всех своих невъебенных парах к месту нашей дислокации. Мы должны были, стоя на рейде в районе лова, принимать, обрабатывать и замораживать всего того лосося, которого сумеют поймать ставными неводами береговые рыбаки.


-О блядь!, тоже мне работа!, подумают некоторые из вас, и в каком-то смысле окажутся правы. Потому как есть, я уверен, на свете белом много тяжелого и, песпезды, занимательного труда, который, согласно данной классификации, можно поставить НАД трудом рыбацким, но мне, пока, не довелось отведать какого-другого, кроме того, про который я тут вам расписываю.
Однако, вы же не дочитали до того места, где собственно я и опишу во всех подробностях весь тот ниибательский воз, свалившийся на…, хуй его знает на что именно свалился этот воз, потому как задействованы были все мышечные группы и даже, об этом ниже, голова, которая, как известно, тоже является мышцей. Итак…


…Мы вышли на палубу. В ебало дул сырой и промозглый охотоморский ветер. Несколько чаек и глупышей лениво парили над судном. В районе правого борта, у входа в завод раздавалось шипение сварки. На палубе несколько матросов и тралмастеров сооружали навес, под которым, в последствии, им же пришлось шкерить и патрошить рыбу.
Вдруг, в моих естчо не одеревеневших руках оказалось весло! Бугор ехидно улыбался…
- Будишь этой лопатой мешать соль! - внимай сюда, студент! - Это, он указал на квадратное корыто из нержавейки, - бак для варки тузлука (раствор соли, в котором вымачивают икру). - Сверху, на вот эту гору соли пасредствам этой вот трубы с дырдочками, подается горячая вода. - Твоя прямая задача ворошить лопатой соль, чтобы она быстрее растворялась, и, периодически, ее подсыпать в этот самый бак! Андыстенд!!??
- Есть! автоматом выстрелил я (за два года в полувоенном заведении меня заебись натаскали на то, КАК и ЧЕМ надо отвечать на внезапно поставленные вопросы и задачи), - Хули, с этой незамысловатой задачей я, беспезды, справлюсь, а уже было решил, что придется этим веслом подгребать к нашей заветной цели!, и быстренька приступил к выполнению.


«– И это всё, думал я, помешивая движениями рулевого «Арго» медленно растворяющуюся натрийхлоровую жижу, - и это все сложности, о которых предупреждал меня перед рейсом мой давно уже закаленный дальними морскими походами батя? - Да хули тут мешать!!!, радовался с каждым последующим движением я…
Но это была только прелюдия перед настоящей еблей, уважаемый читатель! Потерпи! скоро финиш!


Когда наш крейсер прибыл на место, а переход наш длился около трех суток, я уже достаточно поднаторел в помешивании веслом тузлука. Я чувствовал как жопа мая уже начинала покрываться ракушками, но, к сожалению, это была лишь реакция моего эпидермиса на просочившуюся сквозь рыбацкую робу морскую и поваренную соль.
Побережье поселка Октябрьский встретило нас несказанно хорошей погодой, а именно мелким дождем и непроглядным туманом. В тех краях, иногда бывает хорошая погода, но местные аборигены попросту не знают о том КАК ЭТО, когда светит солнце и тепло, в это время они обычно ебошат по пояс в воде, задействованы во всяческих работах на рыбообрабатывающих заводах, и им не до сентиментальностей.


После обеда, в кают-компании, прошло оперативное собрание моей бригады. Бугор, четко и без запинки распределял должностные обязанности между своими подчиненными. Дошла очередь и до меня.
- К…..!
- ЙЙАА!
- Будешь «трюмным»!!!
- Есть!, было выпалил я, но сам уже начал подозревать неладное. До сих пор я и понятия не имел, что на параходе есть такая должность – «трюмный». Думал, что приспокойненько до конца рейса промешаю веслом тузлук, а тут – «трюмный». На ум почему-то сразу пришли слова из, записанной на старой, свемовской бабине, принадлежащей отцу, пестне: «…Как шли мы па трапу на борт, в холодные, мрачные трюмы». - Ну, хули, думаю, быть мне терь трюмным терпилой! В голове стали всплывать кадры из черно-белых фильмов про войнушку, где моряки, ценой своих жЫзней, боролись с пробоинами и, не справившись, шли ко дну, оставаясь заложниками этих самых «трюмов», и естчо всплыл, почему-то, отрывок из мультика «Ну, погоди!», когда волк своей собственной волчьей, волосатой жопой заткнул пробоину. Короче нихуя хорошего в голову не приходило…


После того, как бугор закончил распределение, я с ним спустился, собственна на мою будущую вотчину.
- Это трюм!
- Ясно, хули, трюм…
- После того, продолжал бугор, - как рыба проморозится в ленточных морозильных шкафах, её брикетами укладывают в ящик. Один ящик – три брикета по 11кг, итого – 33 кг…
Мой моск яростно вел подсчеты…
- Дальше этот ящик из завода по вот этому лотку, под действием силы тяжести, съезжает непосредственно в трюм. - С горки на жопе в детстве катался? спросил бугор.
- Канэшна!, сострил под нерусского я.
- Та же хуйня, что происходила с тобой на той горке, происходит и с ящиком, т.е. к концу своего стремительного падения он набирает приличную скорость! Для того, чтобы на финише ящик не разбивался, потому как рыба, не смотря на все то, что мы тут с ней делаем, должна все-таки добраться до потребителя в более-менее надлежащем виде, применяются вот эти амортизаторы (Монро эдвенче, хули), расположенные по бортам лотка и, на финише, эта резиновая подушка. (Забегая вперед скажу, что все эти приспособления мало спасали разлетающиеся брикетами ящики). - Твоя прямая задача, как трюмного, хватать поступающие по лотку ящики, и укладывать их в шары.
«- Ага, думаю, шары… , трюм квадратный, ящик прямоугольный… укладывать в шары… нармальна!»
- Шар – это слой из нескольких ящиков!, заметив, что я про себя туплю, продолжал бугор. - Потом, передвигаясь по первому шару, ты сможешь заложить весь трюм доверху. Отрицательные моменты: он собственно один – в трюме на протяжении всего времени будет холод собачий, а именно -35оС, плюс ветер от воздухоохладителей. Со всем остальным, я уверен, ты справишься. Пойдем, выдам валенки…


Направляясь за бугром в бытовку, я думал о своей незавидной роли. «- Вот тебе и хуй, вертелось у меня в голове, - не болит, а красный! - Треть лета провести в морозилке!, в то время как кто-то, где-то жарится на солнце, трахает баб и пускает пузыри в джакузи! А тут… - С другой стороны, прикидывал я, - работа есть работа!, кто-то, в самом деле, должен и ящики в шары укладывать! - Че я кисну!? - Мересьев вон… Ежа загрыз!!! (не кунилингус), - А «Челюскинцы»!?,… зимой, на льду, в палатках!!! - На то они и выпадают, а именно на нашу голову, эти испытания! И я справлюсь!! И Я смогу!!!
- Олюююньчик!!!, поздоровался бугор. Я мигом вернулся в реальность.
На нашем пути, а именно в узком коридоре, возникла прачка Оля. Размеров она была внушительных, но не смотря на это довольно симпатишная. В ней все взывало! Все ее телеса, колышущиеся при ходьбе под скромными кофточкой и юбочкой, действовали на плавсостав гипнотически, и я не был исключением. Не женщина, а сплошное волхование!
- С дароги, нахуй! шутливо процедила сквозь зубы Оля, - Я иду!
Нам с бугром ничего другого не оставалось, как тут же нырнуть в первую попавшуюся открытую каюту. Когда опасность миновала, мы продолжили движение по направлению к, еще пока не моим, валенкам.


Валенки оказались в пору, и, как не странно, самой выгодной обувью для работы в трюме, в силу их теплофизических качеств! Так как последний раз я носил валенки в глубоком детстве, и после того, как мне подправили в драке валенком на резиновой подошве (были в свое время и такие модели) один глаз, что оставило негативный осадок в душе и пятно под глазом, то мне пришлось кое-что вспомнить и преодолеть прежде чем я наловчился быстро и не запинаясь передвигаться по паллетам трюма с ящиком в руках. Но прежде…


- Судовое время 12 ноль, ноль, команда приглашается на обед! Приятного аппетита!, раздался голос вахтенного штурмана в динамике. Я, занеся валенки в сушилку, и умостив их в своем шкафчике, поплелся на камбуз.
Кормили нас сносно. Меню было не разнообразное, но питательное. В основном, конечно, рыба и ее производные. А когда началась работа, то на столах постоянно присутствовала красная икра «пятиминутка», которая с лихвой замазывала все пробелы наших кондеев относительно питательности и калорийности ихней стряпни.


- Так ТЫ наш новый трюмный?, спросил меня за столом наш дракон (боцман). По «счастливой» случайности он оказался в моей бригаде, хотя, наверное, было бы правильнее сказать, что это я оказался в его. - Раньше работал трюмным?
- Да нет, первый рейс… разжевывая макаронину ответил я.
- А…, многозначительно продолжал боцман. – Тогда готовься! - Не все выдерживают…
- Да выдюжит!, поддержал разговор старый и уже матерый тралмастер Палыч. – Я его отца знаю, тот крепкий мужик, а этот, он кивнул на меня, - на него как две капли…
Я сразу расправил плечи, а сам про себя подумал: «- Хуй скроешься, везде свои люди, теперь точно придется хуярить на всю катушку, батин авторитет ронять нельзя!»
И не уронил он авторитет отца своего! А наоборот, укрепил и возвеличил! И выстоял! И уложил кучу рыбопродукции! И…. чуть не остался юродивым, но об этом позже.


Все началось внезапно, а именно ночью. Как раз была смена нашей бригады. Смены длились по восемь часов, через каждые четыре часа перерыв на прием пистчи, и пр.. К такому нехитрому распорядку я привык быстро. Чего тут сложного?, восемь работай, восемь отдыхай. Единственным недостатком лично для меня было то, что через некоторое время я потерял очередность времени суток. Даже из каюты, глядя в элюминатор нельзя было понять ночь сейчас или день? Туман и облачность стояли такие, что про солнце вообще можно было забыть. Да и элюминатор со своими «сказочными» видами, в скором времени, перестал представлять для меня какой-либо интерес.
«-Рыбу подали!!!» разносилось по параходу. Наш бугор делал обход по каютам, поднимал и гнал нас пенками «к станку».
– Падъем шволочи! Бегом на работы! командовал бугор. – Тебе, обратился он ко мне, проходя мимо, - пока отбой. - Щас пока рыбу обработают, заморозят…, короче кури пока!


Я «курил» не один. Со мной пинали балду все работники завода, укладчики рыбы в поддоны морозилок, и, так называемая, «упаковка», т.е. люди, которые должны были укладывать замороженные брикеты в ящики. В состав «упаковки» входило три лоботряса, среди которых был и мой «коллега» по каюте азер Паша. Один из них должен был выбивать брикет из поддона, другой, им оказался Паша – упаковывать его в полиэтиленовый пакет, и укладывать в картонный ящик, третий – затягивать ящик, на специальном аппарате, обечайкой, и отправлять его по лотку в трюм. А уж в трюме! А уж в трюме ОН МОЙ, СУКА!!!


Первый ящик мною был пойман ужи практически в конце нашей смены. Я уложил только около полутоны продукции. Важным моментом было еще и то, что ящики нужно было укладывать по породам лосося, их было три: горбуша, кета, нерка, и по сортам, обычно первый и второй. Так что и интеллект приходилось напрягать, изучая печати на ящиках. Ящики падали с приличным интервалом, и, имея время на передышку, я даже успевал подморозить сопли. Но потом…


Потом мне было даже не до соплей! Когда я, хорошо выспавшись, пришел на следующую смену в бытовку одеться перед погружением в трюм, то встретился там с моим сменщиком, т.е. трюмным номер 2. Тот неоспоримый факт, что я являлся трюмным намбыр раз (по номеру бригады), меня необычайно воодушевлял!
- Чего с тобой?, спросил я его. Он сидел на батарее, смотрел в одну точку и медленно стягивал с ноги вязаный носок.
- Я ебанусь!, еле вымолвил коллега, - Я же так ебанусь нахуй! – Бля, не знаю как разогнуться! Так и грыжу заработать можна!
- Да ладна! – Не дрейфь!, подбадривал я его. – Втянешься!
Но он не втянулся. Проработав дней пять, у него вступила спина, и он слег, после чего его поставили на более «спокойный» участок, т.е. на шкерку рыбы.  А я…


А я держался! Ящики действительно, что называется, сыпались! Бывало, что их накапливалось в лотке до пяти–десяти штук, а то и более, и мне приходилось их хватать по одному в каждую руку, или просто скидывать их рядом с лотком, только, чтобы не было «затора», потому как затор этот расковыривать было ой как не просто.
В силу моей физической подготовки спина моя достаточно нормально справлялась с нагрузками, но руки, а точнее кисти, оказались, слегка, не готовыми. Несмотря на то, что на них было по три пары хлопковых перчаток, кисти мои покрылись нармальными такими, мужскими мозолями, даже с наружной стороны. Сей факт смогла отметить и прочувствовать своим нежным, девичьим телом одна моя подруга, которая приняла на себя самую первую мою, после рейса, половую атаку.


Со временем на холод обращать внимание я перестал, к тому же, практически всегда было «жарко». Когда приходило время перерыва, или выбойка приостанавливалась, Паша писал мне на ящике «Выхади», после чего я выбирался на свет божий.
Чтобы хоть как-то себя подбадривать и развлекать я орал на весь трюм пестни. Репертуар мой был достаточно разнообразен, начиная от ДДТ, Боярского и «Когда весна придет не знаю…», и заканчивая «Июльским утром» Юрайи Хиип. Слышать меня никто не мог, поэтому я позволял себе делать пикантные вкрапления во всем известные тексты. К слову припев «Утра красит нежным светом…» выглядел примерно так:
- ЕбУчая!!! БлядЮчая!!! Ни кем не пааабедЮчая!! Страна моя!!! ВААнЮчая! ну и так далее…
Это было своего рода разрядкой. А зарядкой для меня являлось складывание уже всем известных ящиков. За весь рейс, а точнее за 14 дней, именно столько шла рыба, я уложил около 800 тонн продукции.


Вот, собственно, я и подобрался к тому месту, прочитав которое, ты, уважаемый читатель, сможешь понять почему мой рассказ называется так, как он собственно и называется, а именно «Паследний». Тофтологию фпесду!
Где-то дней через семь от начала работ произошло со мной следующее.
Ящиков уже хватило, чтобы забить, под жвак, весь трюм. Над трюмом был еще и твиндэк, который являлся точной копией трюма, проще говоря его вторым этажом, если вообще так можно говорить применительно к параходу. Проходов из твиндека в трюм было всего два. Один люк, собственно, для «прохода», другой для лотка, по которому съезжали ящики.
- Люк, по которому вылазишь, заложишь ящиками! скомандовал спустившийся ко мне мастер обработки. Такая мерзкая, жирная сволочь, вечно пребывающая в состоянии «под шофэ» и всем не довольная. – И так места нихуя нету! – А вылезешь по лотку! Понял!?
- Ясна! кинул, на бегу с ящиком, я. – Сделаем!


Пришло время выбираться. По странному стечению обстоятельств одновременно с закончившимся под ящики местом, закончилась и моя смена. Ко мне приехал ящик с надписью «Выхади», я закинул его в оставшуюся нишу, и разместился в лотке, чтобы выбраться по нему на свободу.
Когда я добрался до люка между твиндэком и трюмом, то обнаружил, что я, при моих габаритах, ну ни как не прохожу в эти «двери». Перспектива разбирать обратно лаз к люку нормальному мне ни фига не улыбалась, тем более, что это было вообще не реально, и я решил вспомнить свои навыки проникновения к себе домой через форточку.
- Да сложись ты, вытянись как-нибудь! скомандовал я сам себе.
Мужик не баба, сказал – сделал!
Подобравшись снова к месту просачивания, я вытянул правую рука вперед, тем самым надеясь сократить не много ширину плеч. После чего начал волнообразные движения всем телом «аки гусеница», и стал потихоньку вклиниваться в проем.


Через минуты две я понял, что застрял. Положение мое было критическим, если не сказать хуже! Мысли в голове носились со скоростью атомов…
«- Блядь! Нахуй! Вот же пиздец!!! И на верху все уже съебались на камбуз, звать бессмысленно… - А застрял-то в какой позе!? Как ебаный супермен!!!», тут у меня началась истерика. Я начал ржать как конь! Сотрясаясь от судорог смеха, я почувствовал, что понемногу начал вываливаться назад.
«- О, блядь! Жаба из сказки сколотила масло в кувшине, а ты хули!!?? Давай! Выбирайся!» И мне удалось втащить свою «супермэновскую» руку. Только это произошло, как сверху в желобе, ну или лотке, как кому, послышался знакомый мне шорох…
«- ЯЩИК!!!!!», только успело пронестись у меня в голове.


Да. Это был он. Стремительно набрав скорость он врезался в меня со стороны головы! От такого удара, я, естественно, выскочил из проема как пробка из бутылки шампанского! Набрав скорость, в свою очередь, я врезался жопой в упор на финише лотка, после чего получил еще раз по башне догнавшим меня ящиком!
Когда я очнулся, а произошло это достаточно быстро, то обнаружил на этом самом ящике, выведенное корявой рукой азера Паши, слово «ПАСЛЕДНИЙ».


Послесловие

- Ну ты силен! – Так можно и без башки остаться… , рассуждал Андрюха, то же курсант моей мореходки, только старше на курс. – Будешь терь постоянно смеяться и все время отряхиваться!, добавил он сквозь лыбу, и затянулся только что выменянным за банку икры косяком.
На море была толчея и штиль, т.е. волнЫ не было, но вода подымалась пологими холмами, после чего, так же медленно проваливалась, образуя пологие впадины. Мы сидели в каюте, расположенной на баке, в носовой части парахода, поэтому ощущение от качки было схожее с полетом на каком-то недоделанном аттракционе.
Я полулежал на диванчике с прикрытыми глазами и рассматривал шторку на элюминаторе, которая своей нижней частью то прижималась к борту, то отклонялась от него и все время под разным углом. Меня это успокаивало.
- Самое смешное, что после, сняв с себя робу, я практически спокойно смог просунуться на верх! – Спрашиваю Пашу: «- Хули ты его так долго не отправлял? – Я же там около десяти минут возился!», а он мне: «-Та я ужэ на камбузе чай сибэ наливал, а тут бугор: - Иди, там ищо три брикэта нужна сакинуть! Я и сакинул!» - Чурка ебаный!
- Это он тебе устроил маленький Джихад! подытожил Андрей, и снова затянулся. – Тихий, тихий, а как услышал за столом, что я себе икры закатал, так сразу спросил: «-Где живееешь?» - Ладна! Крепче будешь! Давай лучше еще по стопе!

Tweet