Именинница, хозяйка дома: натуральная блондинка, знакомы с ней с детства, когда-то тусовались вместе в одной компашке, даже слегка флиртовали. Не помню, что меня в молодости остановило, кажется, у неё уже тогда была слишком большая жопа, вот так наша любовь и не заладилась. Потом все в этой тусовке переженились, Таня тоже  вышла замуж, родила двойню, защитила кандидатскую, получила квартиру, купила машину и теперь изображала обустроенную интеллигентную светскую даму: муж, работа, наука, дети, гости. Ничего не скажешь – она баба с головой, поумней меня, пожалуй. Мы по-прежнему дружили семьями.

В тот вечер за столом пару раз мы встретились с ней глазами, задержавшись на мгновение дольше, чем было нужно, и что-то почудилось, неясное, неотчётливое, но вполне реальное. Улучил момент, как бы невзначай, выползаю на кухню покурить. Танька туда же. Интересный поворот после стольких лет дружбы. Проходим узким коридорчиком, в кухне никого нет, гора грязной посуды, плита засрана, "извини, видишь какой бардак..", открываю горячую воду и молча поворачиваюсь к Тане. Стоит рядом, тоже молчит, губы кривит. Всё ясно. Надо пробовать. Придвинулся поближе, задрал спереди платье, полез в трусы. Молчит. Волосы на пизде тонкие, мягкие: натурально, блондинка. Расставила ноги чуть пошире, я ладонью накрыл лобок; в общем-то не в моём вкусе, слишком плоский, но тут уж, что дают. Чуть поелозил ладонью. Смотрю, уже потекла и глаза начинают закатываться. Ого, думаю, Лёшка тебя не очень-то ебёт, да ведь и я свою не особо балую, обязанности справляю регулярно, но без энтузиазма. Она у меня только после месячных звереет, цикл у неё такой психологический, я уже приспособился.

Палец просунул поглубже, а Таня уже сама об ладонь трётся. Второй вошёл. Что-то у тебя там слишком просторно, думаю. Покрутил малость, клитор потёр, она постанывать начала. Ну, пиздец, а где же её ебать-то; в сортир затащить – квартирка небольшая, народу полно, да и тут, того гляди, накроют. И оба молчим. Я наклонился и тихо так ей в ухо: "Сучка", она мне со стоном: "Да..." Крыша у неё, вижу, поехала, как у целки, а ведь мать двух детей, я пальцы  выдернул и в рот, обсосал, она от этой картины поплыла: пасть открыла, глаза вылупила, ей уже всё по хую: муж, гости, дочки, друзья: пизда заиграла. Но я оклемался малость, платье ей одёрнул и к раковине. Вроде как посуду моем. А тут и моя заходит. Вовремя. "Ну как успехи?" - "Да вот,- говорю,- пока в начале пути". Может чего почувствовала, не знаю, она у меня вообще-то наивная, но обоняние как у зверя, чужие запахи от меня чует как не фиг делать. Может на Танькину пизду навелась, но у меня  уже руки в мыле – хуй просечёшь. Повернулась, ушла. Танька тоже, на ходу тихо бросила: "В среду утром, в девять".

Пришёл, конечно. Первым делом усадила меня за стол, выпили по чуть-чуть, как бы за прошедший день рождения. Лёшка в командировке, дети в школе, дома только собака, здоровый такой пёс, как лошадь, породу не знаю, я в них плохо понимаю. Крутится вокруг стола, с рук жрачку берёт. Сидим напротив за столом, пиздим о том, о сём, как будто и не было ничего, так, случайно зашёл. А время идёт, пора бы и к делу, да не знаю, как с ней начать. Сказать: "Таня, я тебя люблю", – просто смешно, ну какая там любовь, "Таня, давай ебаться", – вроде неэтично,  и она, чувствую, тоже не знает, вот всё и крутимся вокруг да около. Тут Танька пошла на кухню за пирогом, а я за ней следом, дверь прикрыл, чтоб псина не проникла, и сзади её за сиськи прихватил. Кофточка какая-то там на ней – на фиг! Лифчик в темпе расстегнул, какие там чаи распивать, стоит мой голубчик, в Таньку упирается, она об него задом трётся, к столу согнулась, не поворачивается. Юбку – кверху, трусы – вниз, вот она, умница, кандидатша, образцовая жена, стоит с голой жопой, рожей в стол уткнулась. Кухня меня, кстати, почему-то очень возбуждала.

Пизду проверил – мокрющая, еби - не хочу. Ввёл ей кончик, думаю: не буду торопиться, в первый раз ебёмся, нужно кайф ловить. Потыркал тихонечко, а потом уж засадил под корешок, она аж взвыла. Теперь стою, не двигаюсь, боюсь, как бы раньше времени не кончить, я ведь тоже не железный, всё-таки подругу юности сношаю. Тут дверь приоткрывается и влезает на кухню псина: видно разнюхал хозяйкину пиздюшку, может она при нем раньше дрочила, не знаю, только он впёрся, рядом встал и на меня зыркает, без агрессии, можно сказать, с любопытством, а в глазах – полное понимание нашего блядства. Я, честно говоря, перебздел: хуй знает, что у него в башке, животное всё-таки,  откусит яйца из ревности, или, думаю, Лёшке всё расскажет, я тогда охуел просто. "Танюша,- говорю,- убери его куда-нибудь, я так не могу". А я уже и взаправду не могу, хуёчек сморщился, нет у него никакого желания продолжать еблю в присутствии посторонних.

Таня подтянула трусы и потащила меня в спальню. Дверь на ключ, псина скребётся и подвывает потихонечку, но опасности для здоровья уже не представляет. Таня бельишко кое-как на диван покидала, на чём с мужем спала, на то и со мной легла, одёжу по-быстрому стащили и в койку. По второму разу после стресса, как известно, процесс не очень идёт, да и я уже не мальчик.  Для стимуляции я Таньку на себя верхом усадил, титьки ей мну, чувствую – наливается, родимый, не подвёл. Таня же сидит как-то неуклюже, ей бы надо приподняться или вперёд нагнуться, мне же так не вставить! А она уселась и мокрой пиздой по мне ёрзает. Пришлось ею силой пригнуть, а она мне смущённо так шепчет: "Я так не умею..." Наука нехитрая, прижал её к себе покрепче, впендюрил, а теперь, говорю, можешь и сесть. Ни хуя себе, думаю, это значит она ни разу верхом на мужика не садилась. Села. Пизда у неё короткая, головкой чувствую твёрдую матку, а у самой-то глаза осоловели, дрожит вся и бормочет: "Что ты со мной делаешь..." Я ей в глаза смотрю и прямым текстом леплю в полный голос: "Я тебя ебу. В пизду. Хуем". У неё от этих слов язык набок высунулся и слюна потекла: видно Лёша ей такого не говорил никогда. Чувствую – она снова с копыт съезжает, этого ещё не хватало, И вдруг она встрепенулась, дёрнулась и заорала: "Еби меня! Еби! Еби!"

Бедная Таня! Сколько лет держала это в себе, диссертации писала, о высоких материях рассуждала и всё ждала ёбаря. Я ведь не то, чтоб уж супер, но десяток позиций освоил за годы половой жизни,  а уж насчёт шепнуть кое-что на ушко, так это из курса средней школы. А подругу юности моей, оказывается, держали на строгой диете, ебли только сверху и молча, ноги на плечи не закидывали и раком ни разу за годы супружеской жизни не ставили. Это всё выяснилось потом, а в тот момент, услышав её вопли, дико завыла не приученная к таким эмоциям псина, Таня стала кончать, подпрыгивая на мне, мотая головой и  по-звериному завывая, а я в этом зоопарке почувствовал себя неуютно, снова притянул к себе трясущуюся Таню и по-быстрому спустил. Она ещё дёргалась и всхлипывала, но оргазм её потихоньку утихал, возвращалось сознание, самообладание и врождённое лицемерное чувство стыда.

- Я громко кричала? – криво улыбнувшись, спросила она.
- Ну...да...не очень... - промямлил я.
- Соседи могли услышать, какой стыд...
- Хуй с ними, с соседями, они на работе, успокойся, забудь.
- Я тебя такого не знала.
- Ну ты много, чего не знала.
- Пёс воет, надо впустить его, что ли.
- Ещё чего, полежи ты, не гоношись...
- Какие страшные слова я говорила! Никогда в жизни не думала, что смогу, прости, это само получилось!

Хорошо, когда женщина лежит сверху: можно смотреть в потолок и пропускать мимо ушей все её глупости. Я ещё не успел вытащить хуй из её облитого моей спермой влагалища, а она уже бормочет про какой-то стыд, соседей, собаку... искалеченная психика... хочет ебаться, причём много и с разными, и боится себе в этом признаться.
Мне захотелось её подначить, как любовник я уже имел некоторые права.
- Тань,- прошептал я ей на ухо.
- М-м-м?
- А тебе пизду когда-нибудь лизали?
Она вырвалась из моих объятий, уткнулась в подушку.
- Ну зачем ты так, не надо это говорить, ты меня унижаешь!
Ну вот. Обиделась. Надо дать ей время. Она привыкнет. Она сама захочет. Сама попросит. Сама прошепчет. Женщина, самка, блядь.

Я был прав, прошло время и она сама просила меня поцеловать её "туда"; она всё же с трудом выговаривала непривычные ей слова,  и только, кончая, теряла над собой контроль. К тому времени мы с ней окончательно обнаглели, еблись при каждом удобном и неудобном случае, неоднократно переходя за грань дозволенного риска. Иногда я "случайно" заходил по дороге в гости, Танька тут же отсылала Лёшку в магазин или - что ещё лучше – погулять с собакой, и не успевала захлопнуться дверь, как мы с ней мчались на ту же кухню, без всяких прелюдий  я ставил её раком и, хлопая яйцами по её ягодицам, втыкал ей с размаха под её истеричные вопли. В эти минуты, скинув тонкий налёт лицемерных условностей, я чувствовал себя диким животным, которое совокупляется с самкой, забыв про все опасности. Мы даже рычали с ней по-звериному.   Десяти минут нам хватало. Потом мы втроём по российской привычке пили на той же кухне водку и рассуждали об Эмире Кустурице. Поразительным было Танькино самообладание: испытав дикий животный оргазм, она тут же превращалась в другого человека: спокойного, рассудительного и уверенного в себе. Даже мне с трудом верилось, что ещё четверть часа назад она мычала и пускала пузыри изо рта. Вот что химия делает с человеком, думал я, поглядывая на неё. Не знаю, догадывался ли Лёша, о том, что происходило в короткие минуты его отсутствия, однажды я даже спросил Таню, а вдруг он некстати вернётся, на что она коротко ответила: "Не вернётся". Во всяком случае, разбираться в их отношениях мне было недосуг, Таньку он по-своему любил, расставаться с ней не хотел, да и она с ним, видимо, тоже. А пизда своего запросила, тут уж никуда не денешься.

Эта порция адреналина была уже для нас как наркотик, без которого мы задыхались. Пока что нам удавалось скрывать наши встречи или придумывать для них благовидные предлоги, но было понятно, что долго мы так не протянем. "Придумай что-нибудь, придумай же",- твердила моя ошалевшая самка. И я придумал. "Где прячут сухой лист? В лесу". Так родился гениальный по своей простоте и наглости план: поехать двумя семьями, всем вместе отдыхать на юг, в Крым, к морю. Находясь там  под круглосуточным семейным присмотром, мы будем вне подозрений.

В первую же ночь в поезде, наплевав на всё, мы с Таней еблись как сумасшедшие, под стук колёс, в вонючем вагонном сортире, стоя,  раскачиваясь, теряя равновесие и ударяясь о стены вагона. Я разбил себе голову о какую-то торчащую железяку, но цель была достигнута, мы приняли свою дозу, и замирая, осторожно открыли дверь и вылезли в пустынный ночной коридор. Вагон спал. И в этот раз удача нам не изменила.

О, Южный берег Крыма! Дразнящие, полные очарования и поэзии названия: Симеиз, Кастрополь, Аю-Даг, Форос, Ласпи... В мире нет места более прекрасного и таинственного, наполненного ароматом древности и абсолютным совершенством природы! Когда-нибудь я напишу о нём поэму..., но сейчас речь о другом.

Начав с поезда, мы превратили нашу еблю на природе в своего рода игру, ухитряясь совокупляться под бдительным надзором наших супругов и детей. Днём, среди скал на краю Голубой бухты, на раскалённом камне, с берега нас не видно, только с верхней дороги, если кто и увидит, то вряд узнает нас на таком расстоянии. Лазурное море, крики чаек, скалы вокруг и кипарисы на берегу.  Ебля de luxe. "А если Лёшка сюда приплывёт" – "Не приплывёт". Нас не засекли ни разу.

А вы пробовали ебаться в море, в паре километров от берега, куда мы заплывали для конспирации? Попробуйте, это незабываемо, но не так просто. Когда берег скрылся из виду, мы стащили трусы, запихнули их ей за лифчик, чтобы не потерять и освободить руки, и как маленькие котята стали тыкаться, пытаясь пристроиться друг к другу.  Поначалу мы чуть не утонули, но скоро поняли, что самое главное – не торопиться и аккуратненько ввести, а потом само всё получится.  Однако, как только она начинала дёргаться, мы с ней уходили с головой под воду, хуй выскакивал и всё приходилось начинать сначала. На пути к берегу я предложил Таньке написать статью на тему "Как поебаться и не нахлебаться", но она уже плыла из последних сил и юмора не оценила.

А потом, когда мы вернулись из отпуска домой... мы вдруг разом почувствовали, что нам друг с другом стало скучно. Экстрим исчез, всё уже знакомо: слова, движения, ласки и стоны; я уже точно знал, как она, кончая, будет кричать, да и моя фантазия уже исчерпалась и ничего нового я ей предложить  не мог. Пару раз мы с ней ещё деловито потрахались, более по привычке, чем по необходимости, и всё сгорело. Точней сказать, увяло. И не говоря друг другу ни слова, не выясняя отношений, мы прекратили наш блуд так же неожиданно, как и начали. Может быть, те дружеские отношения, которые сложились между нами с детства, в конце концов победили, не знаю. Мы вернулись с ней в исходную точку и только иногда, встречаясь в больших  компаниях, я позволяю себе, незаметно для посторонних, мельком взглянуть ей в глаза, давая понять, что я помню, какой зверёныш живёт в душе изголодавшейся самки, клетку которой я когда-то открыл, чтобы выпустить её на свободу.

Я знаю, что она благодарна мне за это, но даже познав все прелести свободы, она ни разу не дала выебать себя в очко и так же упорно отказывалась отсосать.

Пробелы воспитания, блин, неизлечимы.

Tweet