Говорят, Бог троицу любит. Неясно, правда, в какой форме, и в какие отверстия, и предохраняется ли Он при этом, но раз говорят – значит, правда. Или неправда. Говорят ведь и неправду, иной раз даже такую сварганят, что от правды и не отличишь. А другой раз и отличишь, а всё равно прикольнёшься: эка, блин, неправда хитрая да заковыристая! И пойдешь ее друзьям рассказывать, а те своим друзьям – и пошло-поехало! Глядишь, через год к тебе твоя неправда правдой вернется, и сколько ни кричи: неправда, мол! я, мол, сам ее давеча выдумал! – никто не услышит, никто не поверит, и сам усомнишься впоследствии. А усомнившись, уверуешь. И так само и с любовью, и с троицей, и с Богом, и вобще со всем на свете.

И с изобретениями та же херня. Выдумают чего-нибудь, а оно потом ездит, или летает, или вобще взрывается, или оно просто сидит и внутри себя жужжит да щелкает, так, что не всякий поймет, к чему оно такое и какие в нем процессы. Так вот и заполняется мир всевозможными устройствами и обольщениями, и ко всякому свой подход нужен, а иначе оно тебя не поймет, заартачится, забуксует, или еще чего похуже сделает. Скажи, изобретатель: хрен ли было такие премудрости городить? неужто нельзя попроще? Но изобретатель всё молчит да в носу ковыряет, да яйцы чешет, да новое устройство в мечтах лелеет, чтобы еще хитрее прежнего. И нет этому изобретательству ни конца ни края, ни перерыва ни остановки. Только-только к прежнему устройству привык – глядишь, а они уже чего-то новое изобрели, и опять к нему привыкай-приноравливайся.

Ну, да. И вот, значит, изобрели они однажды ТРИ ВЕЛИКИХ ИЗОБРЕТЕНИЯ. На самом деле, конечно, изобретений гораздо больше было – то ли триста, то ли пятьсот, а то ли даже тысяча пятьсот, и поди еще разбери, какие с них великие, а какие не очень. Но мы об этом не задумываемся, а говорим легко и просто: Три Великих Изобретения. Потому что, во-первых, Бог троицу любит – неясно, правда, в какой форме, но любит ведь! Любит! И ничего тут не поделаешь – любит, и всё тут. А, во-вторых, какие изобретения великие, а какие нет – это уж, извините-подвиньтесь, нам решать. Какие захочем, те и возвеличим, а какие не захочем, тех и не заметим, будто их и вовсе не было. А ежели у кого-то на сей счет иное мнение имеется – так пусть он и остаётся при своем мнении, никто его переубеждать не будет. Мы, вообще-то, не настаиваем – мы просто говорим, рассказываем и повествуем. О Трёх Великих Изобретениях.

Значит, первое изобретение – это был великий супер-локомотив, который с места до пятисот разгонялся и тысячу вагонов, доверху груженых, за собою мог утащить. Но тысячу вагонов к нему не цепляли, а прицепили пассажирский поезд и пустили по линии Москва-Петербург, чтобы, значит, удобнее было. И стали питерцы в Москву быстро-быстро ездить, а москвичи в Питер, и все они были очень довольны, хоть и дорого оно стоило, но оно того стоило. И все, кто на этом поезде ездили, ни разу не сомневались, что это реально великое изобретение, очень нужное и полезное, даже в геополитическом смысле если взять. Враги-то наши, едва завидев сей чудо-локомотив, сразу присмиревали и проникались, а чуть погодя и в друзья набивались, или, по крайней мере, в союзники. А друзья-то наши как ему радовались! прямо даже сильнее, чем атомной бомбе или автомату Калашникова, вот как они сильно радовались! А наши изобретатели, между тем, еще одно великое изобретение сделали, которое, конечно, такого стратегического значения не имело, но всё равно было крутое и почётное.

Короче говоря, изобрели они, значит, великий супер-клей. Такой великий клей, что можно им Луну к Земле приклеить, и она не отклеится, а так и будет вместе с Землёй крутиться, атмосферой помаленьку обрастёт, а мы туда почву завезём, сады посадим, а потом и Марса к себе притянем, и Венеру, и будет у нас одна большая супер-мега-наша-планета для путешествий, размножений и прочей жизнедеятельности.

Ясен перец, под такой космический проект нужны нехилые финансы, которых у нас пока что нету – и вот, значит, мы решили пустить наш супер-клей в широкую продажу за большие деньги. А для широкой продажи нужна реклама, причем не какая-нибудь там, на компьютере сделанная, а реальная реклама типа прямой трансляции. Например: берём наш великий супер-локомотив, приклеиваем его супер-клеем к перрону, он заводится, буксует секунд тридцать – и глохнет! Вот это, блин, реальная реклама, а не всякие там спецэффекты компьютерные!

И вот, короче говоря, приклеили мы супер-локомотив к перрону. Зрителей набежало! Съемочная группа приехала! и не одна, а целых пять, причем две иностранных! И все стоят, шумят, маются – а локомотив всё не заводится. Потому что машинист…

– ну, в общем, потому что он любил зеленый чай. А менты сказали: разберемся, разберемся, что это за чай такой. Закрыли машиниста до выяснения, мобилу отобрали, чай конфисковали, тут же его раскурили и ушли на перрон представление смотреть. Стоят и между собой беседуют – что, мол, дескать, по косяку в рыло, и не прет. Может быть, и в самом деле чай? Или просто трава галимая? Ну, ладно, после разберемся. И стоят себе, ждут, пока локомотив заведется. А локомотив всё не заводится, потому что машиниста нету.

И вот перед начальником депо встает очень непростая задача: прямо сейчас, за пятнадцать минут, найти свободного машиниста и усадить его за штурвал. Иначе вся реклама под угрозой, а за нее, между прочим, немалые деньги уже проплачены.

А свободный машинист только один – дядя Пэтя по кличке Петров-Водкин. Он только что с рейса пришел и уже успел. И вот он лежит в подсобке на обтирочных концах и нецензурно над всеми изгаляется. Не поеду, дескать, и всё такое. Но тут на подмогу бригадиру приходят слесаря, и все они вместе пинками выгоняют дядю Пэтю на перрон. А там начальник, толпа, телекамеры – в общем, назад дороги нет. И уже крупным планом снимают со всех сторон, так что даже и матом не заругаешься.

В общем, дядя Пэтя лезет в кабину, а начальник его шепотом инструктирует: дергай, дескать, но не сильно, чтобы шуму было много, а толку мало. А дядя Пэтя себе думает: как бы не так! И сразу же врубает на полную, так, что аж пол раскалился и с потолка краска посыпалась! А локомотив ни с места – только колеса визжат без толку. Начальник по радиосвязи орет: Пэтя, тормози, ты мне локомотив угробишь! Но дядя Пэтя не сдается и в конце концов отрывается от перрона! И разгоняется до двухсот, а потом и до пятисот. И орет во все горло какую-то военно-патриотическую песню вперемежку с матами и антифашистскими лозунгами. Он в экстазе, у него эрекция, он чувствует себя героем, летчиком, индейцем, папуасом! Ей-Богу, ради вот таких минут и стоит жить!

Мелькают мимо Химки, Сходня, Фирсановка, Крюково – и только где-то возле Клина дядя Пэтя вдруг понимает, какую херню он только что учудил. Оторвался, блин! – и от перрона, и от реальности, и вобще! И вот он смотрит в зеркало заднего обзора и видит, что ни фига ни от чего не оторвался. Совсем даже наоборот: едет за ним вся реальность, то есть, вся Комсомольская площадь вместе с окружающими домами, тремя вокзалами, бомжами, ментами, пассажирами, пятью съемочными группами, корреспондентами, зрителями и начальником депо, который знай себе орет чего-то в рацию…

Тут дядя Пэтя внезапно понимает, что никакой он не индеец и не папуас, а без пяти минут подсудимый. И как-то очень моментально глушит двигатель, и сигает с локомотива в ближайшие кусты, и перебирается ползком в ближайший лес, но от реальности уже никуда не спрячешься. А реальность такова, что дядя Пэтя своей нелепой эскападой только что уничтожил великое изобретение древних комунистов, о котором никто никогда ничего не писал, а я вот напишу, потому что уже можно. Теперь всё можно.

Значит, комунисты в 1968 году изобрели такую микросхему, которую можно людям вживлять, и через неё мозгами управлять. Вживляли её под видом медицинских прививок – вот почему тогда была поголовная вакцинация. А управляли кнопками со специального пульта, которые запускали в мозгах советского народа разные программы, полезные для партии и правительства.

Первая кнопка – это, конечно, РАБОТАТЬ! потому что для комунистов было важно, чтобы все работали. Они даже в конститутции Право-На-Труд прописали. А потом прописали Право-На-Отдых, и это была кнопка 2, то есть, БУХАТЬ! В принципе, этих двух кнопок хватило бы на все случаи. Но комунисты боялись, что их америкосы завоюют, а потому сделали третью кнопку: ВОЕВАТЬ! Чтобы сразу весь народ на войну поднялся. А на войне обычно много убивают, и поэтому мудрые комунисты сделали четвертую кнопку: РАЗМНОЖАТЬСЯ! А кнопок всего было восемь, и остальные четыре кнопки были для всяких дополнительных опций. Типа: РОДИНУ ЛЮБИТЬ! и всё такое неглавное. Главное ведь РАБОТАТЬ-БУХАТЬ-ВОЕВАТЬ-РАЗМНОЖАТЬСЯ, из этого вся советская жизнь состояла. И все одновременно, синхронно, ритмично, в одно и то же время в одну и ту же сторону, и порядок!

То есть, на самом деле порядка не было. Было обычное броуновское движение, слегка замаскированное под стахановское. Потому что пульт управления был замаскирован под обычный пульт от телевизора "Электрон", а у Брежнева дома тоже стоял телевизор "Электрон" с таким же пультом, и он эти пульты часто путал. И по итогу секретный пульт у него дома завис, а телевизорный прописался в Кремле. И все генсеки жали на кнопки и были уверены, что управляют народом. Хотя на самом деле управляли только телевизором.

А Горбачёв уже ничем не управлял. Ему про этот пульт не сказали, и он был уверен, что можно управлять просто руками без пульта. Но тут он наш народ сильно недооценил: без пульта с нами не справишься! Без пульта мы его за пять минут съели да высрали, из говна слепили да со всех сторон обосрали, и вся его перестройка туда же утонула,

А про пульт знали только двенадцать старых кэгэбэшников и один американский шпион. И вот гэбэшники начали драться за этот пульт и друг друга перемочили. Остался один американский шпион, и увёз он пульт в свою Америку и вручил своему президенту. И тот президент до сих пор уверен, что он нашим народом управляет, хотя на самом деле он управляет только пультом от старого советского телевизора "Электрон". При том, что у него даже телевизора такого нету, он просто кнопки нажимает – но в голове у него при этом какое-то своё кино, в меру тупое, в меру прикольное – короче говоря, обычное американское кино, можно смотреть не напрягаясь.

А настоящий секретный пульт вместе с морально устаревшим телевизором переехал к Людмиле Поликановой, двоюродной тёте деверя домработницы Брежнева. А Людмила Поликанова вскоре продала всё это барахло русскому интеллигенту Семену Исаковичу Гуеву-Гривенштейну, бывшему профессору чего-то там высокодуховного. Потому и уцелел волшебный пульт в смутные девяностые годы: Семен Исакович был очень бережливый и никакие старые вещи не выбрасывал, а брежневский телевизор не то что не выбрасывал, а вобще смотрел постоянно!

То есть, он не столько даже смотрел, сколько каналы переключал, матерясь при этом по-профессорски изощрённо: ни одна современная программа ему нравилась, всё его раздражало, везде он видел сплошное враньё, тупость и порнографию. И сидел он перед телевизором целыми днями, и щёлкал пультом со скоростью двадцать кнопок в минуту. И от этого у народа в головах происходили чудовищные завихрения и перескоки, всем хотелось сразу всего хорошего, но никто ни на чём не мог сосредоточиться. И командиры тоже не могли сосредоточиться – они ведь тоже были вакцинированные и носили в себе микросхемы, которые управляют мозгами. И не знали они, что на мозги им давит не погода и не международная обстановка, а толстые пальцы Семена Исаковича Гуева-Гривенштейна, который и сам не знает, чего он хочет, потому что управляет его мозгами та же самая секретная микросхема, которую разгоняют те же самые хаотические процессы.

А потом однажды запустили на первой кнопке сериал про старинную жизнь. И Семен Исакович его внимательно смотрел, пульт не дрочил, хотя и ругался, что всё в этом фильме неправда. И мы смогли наконец по первой кнопке настроиться и начали сосредоточенно работать. А командиры смекнули, что от сериала как-то здоровее стало, и запустили следом второй сериал того же типа, а там и третий, и четвёртый… И вредный Семён Исакович наконец угомонился и дал нам нормально поработать.

Вот тогда-то мы и построили супер-локомотив, а потом захимичили супер-клей, а потом надумали рекламировать клей с помощью локомотива, приклеили локомотив к перрону и запустили по всем каналам экстренную рекламную паузу, чтобы показать это супер-событие в режиме реального времени. А Семен Исакович, едва завидя рекламную паузу, тут же подорвался со своего кресла и поспешил в туалет. И тут его дом как дёрнется! да как затрясётся! да как поедет в Клин вместе со всей Комсомольской площадью!

И от этого внезапного и резкого рывка не устоял Семен Исакович на ногах и рухнул всей своей весомой и мозолистой профессорской жопой прямо на подлокотник. А на подлокотнике лежал секретный супер-пульт, который этого удара, понятно дело, не перенёс. Ну, не был он рассчитан на такие жопы – не могли же комунистические изобретатели такую супер-жопу предусмотреть!

Так вот и погибло великое изобретение древних комунистов. И поди разберись теперь, кто в этой беде виноват: толстожопый интеллигент с подозрительной фамилией, ужратый дядя Пэтя с бакланскими приколами или малограмотные менты, зелёный чай от марихуаны не отличающие. По-любому, кто-то виноват и что-то надо делать; но то, что старый пульт разбился – это не сказать, чтобы такая уж большая беда. Ну, разбился и разбился, и хрен бы с ним. Соберутся однажды наши изобретатели, пошевелят мозгами своими недюжинными и придумают новый пульт, похитрее прежнего, кнопок на пятьдесят или даже больше. А пока что пульта никакого нету, никто никем не управляет и все свободны – что, не поняли ещё? Ну, так я повторю погромче: ВСЕ СВОБОДНЫ! Может, это уже и неправда, но в это хочется верить.

Tweet