***
  
  Волна отхлынула. Море продолжило пережевывать песок — ш-ш-ш-ш… Алиса перевернулась на бок, подставив округлившийся живот под лучи заходящего солнца. Ш-ш-ш-ш-ш… Она была уже на шестом месяце беременности, и ш-ш-ш-ш… никому кроме нее нет до этого дела. Ш-ш-ш-ш — никто об этом не будет знать. Ее будущий ребенок должен родиться в этот город на берегу, в это море, а волны так и будут шелестеть, убивая друг друга. Их гребни закручивались в бесконечную массу маленьких пузырьков, и ш-ш-ш-ш — никому, кроме Алисы с сыном («Обязательно будет сын!») не будет известно, о чем они шепчутся… Люди проходили мимо будущей мамы («Я уже мама!») искренне радуясь — улыбались даже их шорты с нарисованными пальмами и краснеющим закатом, но все равно было видно, что главный секрет знает только Алиса — секрет о том, что волны не беспощадно отбирают друг у друга жизнь, а рождают себя еще раз… и еще и еще! Ш-ш-ш-ш — никому ни слова!

  
***
В последние недели ее беременность стала очень заметна, при чем у Алисы появилось ощущение, что с каждым днем «там» становится все тяжелее и тяжелее, как будто роды уже должны подступить. Но все это она списывала на «измененное мировосприятие». Как Алиса не хотела бы увидеть своего малыша, это не сможет произойти раньше, чем через два-три месяца.
  
  О, как же она ждала его первого толчка «оттуда». И это произошло! Всего месяц назад! В душной электричке между Лиелупе и Булдури. «Тук!» — ощущения были непередаваемые! Время замедлилось — оно стало настолько эластичным, что Алиса видела каждую иголку сосен из окна поезда, как на очень резкой фотографии с выставки, когда стоишь несколько минут возле каждого снимка. Ей показалось, как что-то тихонько прикасается к ее коже изнутри. Затем это касание становится настолько отчетливым, что начинает растягиваться ее нижняя часть тела. Голоса людей, шелест ветра, стук колес превращаются в одну долгоиграющую ноту. Волосы «вон той женщины» мягко переливаются на свету от рыжего к каштановому и так же плавно «стекают», словно мед, на аккуратные уши, лоб, брови — и обратно. Происходит максимальное сближение двух организмов, и все так же, как и появлялось, медленно уходит внутрь, превращая пространство вокруг в смазанную кривую картинку, освещенную миллионами ярких отражений — глаз, лиц, букетов маргариток, цветных сумок через плечо…
  
  Оставшиеся десять минут до Дзинтари Алиса ехала, ощущая себя самым счастливым человеком на свете. Вышла на станции, купила мороженое, направилась к берегу. Люди неторопливо шли в обоих направлениях: туда бледные городские — обратно загорелые, расслабленные. Вдруг еще раз: «Тук!», затем еще! Чем ближе чувствовалась свежесть воды, тем чаще происходили легкие толчки, словно маленькая рыбка отбивала какой-то ритм своими плавниками.
  
  Море! Тонкой полоской перед глазами «мамы» стало появляться море! С каждым шагом оно становилось все ближе и ближе! Длинные и короткие узкие облака были как будто приклеены к ярко-синему куску цветной бумаги. Белое солнце ласкало бесконечное количество красных, коричневых и желтых спин — люди были похожи на множество разноцветных тюленей, выбравшихся погреться. Алиса присела на скамейку, сняла замшевые тапочки, чтобы, наконец, насладиться мягким податливым песком под ногами. Внутри тела происходило что-то невероятное — ее маленькая «рыбка» словно почувствовала свою родную стихию и пыталась вырваться наружу, и только когда Алиса оказалась у кромки берега и вошла в воду по колено, толчки начали стихать, пока совсем не прекратились.
  
  Так она поняла, что ждет «морского» ребенка. Но что же это значило? У нее не было ответа, но появилось настойчивое желание появляться здесь, у моря, как можно чаще («Я так чувствую. Это нужно ему. Значит нужно нам. Я просто это чувствую, и все…»).
  
  Практически каждый день после работы Алиса садилась на электричку и совершала свое, как она это называла, «путешествие единения» — и каждый раз мягкая дробь изнутри наполняла счастьем сердце, заставляя его выпрыгивать наружу… все тело замирало, как на аттракционе, когда ты летишь вниз… мысли в голове устраивали свой собственный концерт, который нельзя сравнить ни с одним симфоническим произведением… Да! — это счастье!
  
  
***
  
  Волна нахлынула — ш-ш-ш-ш… Все меньше и меньше становилось людей на пляже, все ниже и ниже к воде подбиралось солнце… И вот на берегу никого не осталось кроме Алисы («… и его.»). Чайка с громкими криками пронеслась где-то высоко над ее головой, сделала круг и стремительно опустилась на край зеленого мусорного бака, стоящего вдалеке на песке.
  
  «Пора собираться домой…» — подумала Алиса и решила напоследок еще раз зайти в теплое вечернее море.
  
  Она откинула с ноги край полотенца, потянулась обеими руками, мягко зевнула, провела пальцами по округлости живота, встала и медленной походкой, разминая затекшие руки и ноги, вошла в воду. Когда ее уровень достиг пояса, Алиса почувствовала как «внутри» опять начались какие-то движения, резко потянувшие тело вниз. Она неуверенно сделала шаг назад и плюхнулась на мягкое дно — вода теперь доходила ей до подбородка. Глаза расширились, ладони сжались в кулаки полные песка. «О, Боже! Как больно!» — пронеслось у нее в голове. Алисе показалось, что ее словно через шланг начали наполнять горячей обжигающей жидкостью, она посмотрела на воду («Мама! Как же чертовски больно!») и поняла, что все происходит как раз наоборот — жидкость выходила из нее, окрашивая морскую воду в кроваво-красный цвет! Алиса не могла пошевелиться («Сколько же я сейчас вешу? Я наполнена расплавленным железом!»), кости таза кто-то ужасно раздвигал в стороны, разрывая все тело («Почему сейчас?! Еще же совсем не время!!!»). Руки, на которые она оперлась, не выдержали перегрузки, согнулись в локтях, и голова оказалась под водой. Перед глазами проплыл громадный поток пузырей воздуха изо рта — Алиса, конечно же, не закрыла его («О боже!!! О, бля!»), и теперь хлебала соленую волну полным ковшом. Она остервенело била руками по воде, пытаясь вытолкать из горла воду и втянуть воздух, но ничего не могла поделать, потому что ничего не понимала — Алиса превратилась в сумасшедшее животное, полностью потерявшее ориентацию в пространстве от ужаса и боли («Меня сейчас разорвут на части!»). Оттолкнувшись пяткой назад («Я сейчас порву себя своей же пяткой!!!»), она наконец вырвалась головой из воды и, отхаркиваясь и пуская через нос соленые струи, что есть силы заорала — крик ушел острой стрелой вверх («А-а-а-а!!! Огонь! Меня рвет! Жжет! Жжет-рвет! Рветжжет-рвежжет-рррвжж!!!»).
  
  Между ее раздвинутых ног («Все внутренности наружу! Все кости раздроблены! Рветжжет!!!») начало появляться что-то новое и скользкое («Конечно, скользкое! Каким же ему еще быть?»). Алиса опустила глаза и заорала еще сильнее, последние остатки мыслей превратились в кашу — «изнутри», по внутренней стороне бедра, выползало фиолетово-коричневое щупальце! Цепляясь маленькими присосками, оно с каждой секундой становилось все длиннее и длиннее («Оооооуууууаааа!!!»). За ним показалось второе, потом третье, и через минуту нижняя часть тела Алисы просто превратилась в извивающийся комок грязной слизи. Щупальца ползали по животу, ногам, груди — одно из них резко дернулось к шее Алисы, обвилось вокруг и сдавило ей горло так сильно, что девушка опять перестала получать кислород («Хр-р-р-а-а-а!!!»). Она захрипела, но не смогла поднять даже руку, чтобы снять скользкую конечность с шеи — безумие, полное безумие! Алиса почувствовала, как все множество щупалец напряглось и начало вытаскивать себя из ее промежности наружу. Вода вокруг превратилась в багряное пятно, которое уже расплылось на десяток метров. Наконец хватка ослабла, и Алиса смогла глотнуть порцию свежего воздуха. Рядом плавало что-то огромное, вынимая последний толстый канат из ее организма («Меня разорвало! Я не посмотрю вниз!»). Вдруг эта бесформенная масса резко дернулась вперед в море, выдергивая из Алисы какой-то комок ткани. Взмахнув плацентой, как флагом, существо наконец скрылось под водой и стремительно начало уходить к горизонту.
  
  «Осьминог! ОСЬМИНОГ!!!» — это было единственное, что крутилось у Алисы в голове, на большее она была неспособна. Девушка отползла еще на два шага назад и упала на спину в воду — мягко погрузилась в мутную от крови волну и спокойно всем телом опустилась на дно с открытыми глазами. Боль стала не такой страшной, как только она избавилась от «этого». Через минуту Алиса так же спокойно подняла голову из воды и присела, сильно обхватив свои ноги руками. Ее трясло, ногти впились в лодыжки, мыслей не было — остался только шок.
  
  
***
  
  «Осьминог! Почему я? Как это может быть? Он был метров десяти длиной! Как он поместился во мне?!» — Алиса уже полчаса сидела по грудь в воде, собравшись в комок. «Надо выбираться на берег! Что я тут делаю?! Что мне делать потом?! Что мне делать сейчас?!!» — на ее лице появились слезы. «Я родила осьминога?!! Я родила ОСЬМИНОГА!» — капли не оставляли слез на щеках, потому что Алиса не давала высохнуть коже, нервно смачивая ее морской водой каждую минуту.
  
  Она просидела в пятнадцати метрах от берега еще минут двадцать, пока совсем не заколела. Вдалеке плыл какой-то белый корабль («…они там пьют шампанское, веселятся и танцуют, пока я тут рожаю осьминогов!»). Алиса обернулась — чайка сорвалась с мусорного бака и полетела в сторону горизонта. Не пролетев и ста метров, она стала делать круги высоко над водой. Алиса начала вглядываться в поверхность воды — вдалеке появилась какая-то странная темная волна. «О боже!!!» — девушка, хотела встать, но не смогла — ноги и руки не слушались ее. Волна приближалась. «Это опять ОН!!!» — ей показалось, что вторая попытка приподняться удалась, но потом резко заболело правое бедро, и Алиса вновь с брызгами повалилась вниз. Ногу свело судорогой. Сжав ее обеими руками, Алиса начала пытаться ползти к берегу. Длинная тень была уже метрах в тридцати от нее («Ты же ждала сына! Вот он! Чего ты боишься?!»). Алиса опять ничего не могла поделать — ногу как будто парализовало, к тому же у нее внутри опять все запылало огнем («Все! Это конец!»).
  
  Осьминог на огромной скорости подплыл вплотную к девушке и попытался «выпрыгнуть» из воды в ее сторону, но места для такого огромного тела уже не хватало — было слишком мелко. Он начал хлестать щупальцами по воде и стал просто наползать на Алису, снова обволакивая ее полностью («Конец!!!»). Их тела вплелись в друг друга, но осьминог не причинял Алисе никакой боли — все его движения были очень плавные, он как бы гладил своими конечностями загорелую кожу «матери» («Ведь это твой сын! Я родила осьминога?! Да! Я родила осьминога!»).
  
  «Сыночек мой!..» — вылетело изо рта Алисы, и она принялась водить руками по скользкому телу своего «ребенка». «Сыночек мой! Я так тебя ждала! Я так хотела увидеть тебя пораньше! Я так тебя ждала!» — слезы счастья полились из глаз девушки. Они обнимались на границе своих существований — море и желтый песок, женщина и осьминог. «Я знала, что ты будешь морским ребенком! Рыбка моя! Мой осьминожек! Сыночек мой!.. Мой сыночек… Я так желала до тебя дотронуться, я так тебя хотела чувствовать… я тебя чувствовала, я тебя чувствую… сыночек…» — Алиса с сыном продолжали гладить друг друга. Они были такими разными, но такими одинаковыми.
  
  «Сыночек! Любимый!..» — пальцами Алиса почувствовала, что под кожей ее «ребенка» происходят какие-то изменения. Его тело начинало становиться не таким скользким и немного более упругим и рельефным, словно формируются настоящие человеческие мышцы. В то же время, себя Алиса тоже ощущала как-то странно — ей, казалось, что ее позвоночник и руки начинают вытягиваться, становятся длиннее, вся кожа начала зудеть и покалывать по всей поверхности. Большинство щупалец на шее Алисы ослабили свою хватку и сползли в воду, оставив на шее матери только одну пару, которая начала чернеть и уменьшаться в размере до величины взрослых мужских рук. Очертания тела сына тоже стали изменяться в более знакомые формы («Он становится человеком? Но почему он чернеет? Черт, а что же такое происходит со мной?»). Алиса посмотрела на свои руки — пальцы стали совсем короткие, и на коже появились длинные, жесткие, рыжие и черные волосы. Внутри же тела все кости двигались, как часовой механизм, и меняли размер, совершенно безболезненно удлиняясь и натягивая на себя всю остальную оболочку. У того, что пять минут назад было осьминогом, появилось лицо — широкий расплющенный нос, узкий лоб с громадной надбровной дугой, но такие милые любящие детские глаза! Осьминог превратился в большую мохнатую гориллу («Так кого я родила? Осьминога или гориллу?! Что за превращения?! Возможно, я просто схожу с ума?! Я вообще тогда кто?»). Алиса, попыталась еще раз нежными словами приласкать свое дитя теперь уже в другом обличии, но вместо членораздельных слов у нее получилось выдавить только полурычание-полумурлыкание, в голове мысли смешались в кучу — осталось единственное понимание, что она лежит в воде, перед ней ее сын, а позади песок и лес. Поворачивая голову, Алиса видела только цветные картинки реальности, совершенно не задумываясь об их предназначении. Нюх очень обострился, слишком резко запахло соленой водой, и она решила выбираться на берег.
  
  Мать и ребенок расцепили свои объятия и вдвоем выползли из моря. Теперь это были не осьминог и женщина, а горилла и большая красивая тигрица, которая отряхнула свою шкуру от воды и стала отфыркиваться. Самец-обезьяна, стоя на четырех лапах, разгребал «рукой» песок, затем ему видимо это надоело, и он вприпрыжку понесся в лес — мать за ним.
  
  Сосны были довольно редкими, поэтому у зверей было много места для игр. Горилла остановилась, чтобы подождать тигрицу — та, не добегая до своего детеныша несколько метров, замедлила шаг, присела в выжидающую позу. Ее хвост совершал медленные движения, поглаживая корни и мох. С громкими визгами они бросились друг на друга, столкнулись телами, обхватились лапами и принялись кататься по земле, пачкая свои шкуры в хвое и шишках. Живой извивающийся клубок кувыркался, яростно крича от радости. Земля под ним вибрировала, ветер остервенело дул со стороны моря, шелестя листьями в зарослях кустов.
  
  Их сплетенные тела опять начали меняться в форме и размерах: руки обезьяны начали укорачиваться, пальцы исчезли и на их месте появились копыта, «лицо» вытянулось в круглый мохнатый пятачок, под которым из пасти вылезли клыки — горилла трансформировалась в кабана. Тигрица постепенно превращалась в какой-то толстый блестящий канат — конечности полностью исчезли, тело вытянулось «колбасой» в десяток метров и обвилось через брюхо и спину дикой свиньи.
  
  Сын-кабан, обмотанный матерью-анакондой, ринулся дальше в чащу. Змея очень нежно прижалась головой к шее ребенка, как будто продолжала нашептывать слова наполненные любовью («… я так тебя ждала, я так хотела с тобой познакомиться… и вот, все мои мечты сбылись… я тебя люблю… я отдаю тебе все мое сердце…»). Свинья только тихонько похрюкивала на бегу, ее уши были похожи на два маленьких развевающихся паруса на ветру.
  
  Анаконда стала опять укорачиваться, из-под кожи высунулись два «надломленных» по середине отростка, на которых сначала маленькими пушистыми иголками, а потом острыми черными лезвиями начали появляться перья. Те же самые метаморфозы происходили и с ее телом — оперение вырастало словно первая трава после долгой зимы. Почти у самого хвоста змеи появились два серых комочка — за несколько секунд они распустились в маленькие лапки с когтями. На шкуре кабана, который быстро увеличивался и так же изменялся, сидела самка дятла. Взмахнув крыльями, она вспорхнула с вибрирующей массы тела и взлетела на ветку сосны в десятке метров над землей. Ее сын, рыча и катаясь по земле, менял форму — лапы опять вытянулись, копыта раскололись и съежились в длинные когти, пятачок исчез в черный влажный нос. Зверь встал на задние лапы, запрокинул голову назад и громко зарычал, давая понять, кто здесь хозяин. Этим хозяином леса был медведь.
  
  Он подошел к сосне, оперся спиной и принялся чесать свое тело корой дерева, на верхушке которого начал размеренно стучать в свой «барабан» дятел. Никто из этих двоих уже ничего не помнил о том, что меньше часа назад кто-то кого-то рожал и мучался на берегу… кто-то… кого-то… Медведь, явно удовлетворенный своим занятием, опустился на четвереньки и побрел по своим делам… дятел стучал… кто-то… кого-то… зачем-то… темная коричневая тень все больше удалялась от того места, где раздавалось громкое постукивание в хвойной кроне… Ветер с моря задул еще сильнее, порождая вибрации и колебания всего леса… кто-то… зачем-то… как мало памяти… как много жизни… кто-то.. куда-то… когда-то…
  
  
***
  
  Маленькая букашка, наполненная бесконечностью процессов, заставляющих передвигать ее зазубренными лапками под корой, начинала свое движение из недр дерева. Шаг за шагом она продвигалась наверх — к свету, воздуху, чистоте пространства, отдающего оглушительным звоном. И вот происходит нечто: двигающиеся усики еще раз по-новому раскрывают свое представление о мире — из под трещин дерева происходит новое рождение!
  
  И тут оглушительный щелчок клюва превращает это в смерть, которая, в свою очередь, является еще одним толчком к жизни — так происходит наполнение птичьего желудка пищей. Раз за разом, барабанной дробью с все увеличивающейся скоростью чья-то погибель становится всего лишь обычным поглощением, не дающим замерзнуть на такой высоте.
  
  С увеличивающейся амплитудой колебаний качается дерево с дятлом на макушке. Небольшие, но сильные лапы птицы заставляют с треском разлетаться стоны деревянной башни по всему лесу. «Раскачиваем! Даем волю своей внутренней энергии, рождаем ветер!»
  
  Всего лишь одна сосна способна раскачать воздух до такой степени, что облака, зависшие в летнем воздухе, начинают жадно накидываться друг на друга. Большие кучевые пожирают без остатка маленькие перистые, превращая небо в поле боя, где каждый меньший по размеру сгусток белого киселя знает свою роль — быть пищей для больших пушистых великанов! Те даже не задумываются о своем прожорстве, потому что они увлечены еще более масштабным занятием. «Поворачиваем равнины, двигаем континенты, вращаем Землю!.. Надуваем паруса Вселенной!..»
  
  Движение. Движение! ДВИЖЕНИЕ! Это всего лишь жизнь, где каждый толчок имеет огромное значение и является силой и мощью мира, который радостно и очень ярко хохочет над своим нелепым, но таким естественным существованием и толкает свое каменное колесо дальше, посылая вокруг столпы невероятного по накалу света.



velvet- 07.04.2005

Tweet