Ну вот, бля, дождались, да?
Щас расскажу вам, как я работал в детском лагере вожатым и какая хуйня из всего этого вышла.
Значит жил я в общаге, соседствовал с распиздяем Шуриком и жил себе нормальной половой жизнью, ни о чём особо не горюя. Бывали, конечно, и обломы, но особых причин для расстройства не было, потому, как стоило спуститься вечером вниз, на первый этаж, где в ленкомнате каждый вечер были танцы и голодные бляди обтирали жопой стены и жадным взглядом оценивали входящих особей мужского пола, особенно не пьяных в сиську, как к себе наверх ты уже уходил не один.
Так вот, заявляется ко мне Шурик и прямо с порога въебашивает мне такое известие - меня назначили директором нашего пионерлагеря, бери отпуск поехали ко мне воспитателем, оттягиваться на природе. На мой вопрос, какого хуя я там забыл и заради чего я должен проводить свой кровный отпуск вытирая сопли чьим-то недоёбкам, вместо того, чтобы греть пузо на море, ебя курортниц, эта блядь мне резонно заявляет, что в лагерях водятся не только сопливые нодоноски, но и вожатые! И не абы какие, а старшекусницы Пединститута, которых он, Шурик, как директор лагеря будет самолично выбирать!
И я, как последний лох, купился, бля, на этот его закидон! А вы бы не купились? Что, нет? Ны, тогда у вас или хуй не стоит, или вы шибко умный. А я, бля, повёлся на эту хуйню, как карась на задроченого червяка и подписался на первую смену. И ещё и условие поставил, дебил эдакий, чтоб мне дали самый старший отряд! Ну не долбоёб, скажите? Да не просто долбоёб, а долбоёб в квадрате!
Короче, взял я отпуск, кинул в сумку пару тряпок, три бутылки спирта и мы с Шуриком отбыли в лагерь. Поскольку лагерь был в пригороде, пол часа электричкой, то я думал, что на выходные спокойно прикачу домой, в общагу, помыться-побриться. Наивный! Эта блядь, Шурик, специально забыл мне сказать, что выходных не будет!
Приехали мы, значит, за два дня до начала смены. Вожатые должны были приехать завтра, ну а автобусы с недоёбками прийти послезавтра. Воспитателей пригнали за два дня заранее для обустройства лагеря.
Сначала расскажу вам о лагере. Более пиздоватого пионерлагеря неверное и на свете нет. Находился он посреди дачного посёлка с какой-то засраной и заблёваной лужей вместо озера и был он разделён на две половины! Первая половина, обнесённая гнилым забором с воротами, имела футбольное поле, вокруг которого стояли двухэтажные бараки, почти у самых ворот стоял отдельный директорский коттедж, бля, с полной кухней, комнатой с единственным в лагере телевизором и спальней с просто охуенной по ширине кроватью! Я такой никогда раньше и не видел, и не думал, что такие бывают. Бля, не кровать, а траходром! Не зря эта сучка, Шурик, согласился директорм побыть!
Так, что там было ещё? А, вот! Возле каждого барака-домика было что-то вроде турника и ещё в самом углу территории примостилась сральня, как говаривал Папанов в "Бриллиантовой руке", туалет типа сортир на пять очков с каждой стороны и буквами МЭ и ЖО. Радом с сортиром ещё стояла сушилка, в которой предполагалось сушить мокрую обувь и тряпьё и которая нихуя не работала. Вот и всё.
Во второй половине лагеря были кухня, столовая, всякие там классы-мастерские, склад, баня и барак для обслуживающего персонала. А чтоб туда попасть, надо было (ой, бляааа!) перейти через дорогу и минут 15 пиздячить пёхом среди дач! Ну нихуя себе расклад, а? Я ж говорю, что такой хуйни больше нигде не увидите.
Короче, пошёл я посмотреть домик своего отряда. Имел он два этажа и подвал для детского барахла. На каждом этаже была большая комната для киндеров и рядом конура для вожатого-воспитателя, длиной ровно в одну пружинную койку и шириной на пол шага шире койки. Сортира, как вы понимаете, и нахуй не было. Все удобства во дворе. Тут, кстати, я выиграл, потому, что ночью во двор дети ходить боялись и в младших отрядах в комнату ставили на ночь ведро, в которое они и испражнялись всю ночь, а потом утром воспитатель эту парашу пёр в сортир, обливаясь и кляня этих ёбаных недоносков, которые жрут, как кони, а срут, как слоны. В старшем отряде ведра не полагалось и я просто перед самым отбоем выводил это стадо в сортир пинками, а там они уж делали своё черное дело. Правда, эти бляди повадилиось ночью сцать перед подвальной дверью, так, что потом смрад стоял охуенный, но по крайней мере вёдер я не таскал.
Ну вот, заглядываю я в комнаты и тихо охуеваю, потому как из мебели только охуенный шкаф на втором этаже, который хуй знает, как туда попал, потому, что ни по высоте, ни по ширине в двери бы не пролез, наверное его туда засунули, когда строили этот домик. И занимает это уёбище почти пол комнаты. И всё. Пиздец. Никаких там тебе кроватей-тумбочек. Я, бля, прибалдел от такой спартанской обстановки и похуярил прямиком к Шурику, чтобы потребовать себе кровать.
Возле его домика уже толпились и остальные воспитатели. Вернее воспитательницы, поскольку этот пиздобол набрал в воспитатели одниx старых тёток с работы и я болтался в этом старушатнике, как хуй в проруби. Тут явился на свет божий Шурик и заявил, что кровати на складе и должны быть доставлены в комнаты силами воспитателей. Пока тётки тихо охуевали от такой новости, я заявил этому пиздоболу, что он от жары ебанулся на голову. Поскольку я не слон и переть на собственном горбу кровати по одной за два километра не собираюсь. А посему, ебись ты, Шурик в рот и доставай машину. Шурик пощёлкал еблом и наконец сообразил своими куриными мозгами, что я, бля, в чём-то прав. Тут он кинулся внутрь звонить, а тётки сбились в кучу и стали громко квоxтать, обсуждая ситуёвину.
Не прошло и пол часа, как этот хуев директор опять припёрся на крыльцо и сказал, что всё теперь на мазИ. Машину ему, правда, хуй кто дал, но он выяснил, что на второй половине имеется кляча с телегой, а при ней конюх-сторож-плотник-хуй-знает-кто-ещё мужик по кликухе Василич. Бабское собрание тут же меня отрядило на хоздвор, а само продолжило пиздёж.
Ну, я и попёр туда пёхом. Прихожу. Первым делом, естессно, пошёл на кухню. Потому, как время было почти к обеду, а кормить нас, естесствено, никто не собирался. На кухне я обнаружил здоровенного повара, этого самого Василича (вишь, чутьё! Нюх, бля не пропьёшь и не проебёшь!), ещё какую-то тётку и трёх посудомоек, половозрелых особей женского рода с весьма округлыми формами, которые приехали сюда явно не посуду мыть. Так, что дело вроде стало налаживаться. Они глянули на меня, я подмигнул им и всё стало ясно. Правда, как оказалось, они жили втроём в одной комнате в бараке, но я здраво рассудил, что если трахнуть сначала каждую в отдельности, то потом проблем никаких не должно быть и можно будет спокойно устроить шведскую семью в их комнате и пиздец.
Короче, Василич сначала послал меня нахуй, но после того, как я намекнул, что у меня там осталась некая жидкость, сказал, что лошадь не трактор, кровать он и нахуй возить не будет, а вот если я ему нахуярю тумбочки на телегу, то так и быть, перекусит и завезёт. Я сказал, что хуй с тобой, давай хоть тумбочки.
Тут мне выдали полную тарелку гречневой каши и я прихуел. Дело в том, что тогда гречка была охуенный дефицит. Мой старик, как ветеран войны и диабетик получал по карточке, по-моему стакан гречки в месяц. А тут, бля, жри не хочу! Поэтому я быстро подмёл эту гречку и мигнул повару, чтоб тот вышел во двор. Повар меня мигом понял и мы пошли покурить на крыльцо, где я ему без всякой хуетени предложил товарообмен спирта на гречку. Сначала он повыёбывался и говорил, что опасно и нёс всякую прочую хуйню, но я ему предложил не пиздеть, а махнуть мешок гречки на литр спирта, потому, как пиздить надо во время неразберихи, а сейчас самая пора. Потом я ему намекнул, что начальник лагеря мой закадычный друг и что если я уж так сильно захочу, то эту гречку смогу получить на халяву. Тут он заторчал от моей наглости, но уважительно на меня посмотрел и мы сошлись в конце концов на 10 кило гречки против пол литра спирта и я должен был подгрести к нему в барак вечерком. Такой расклад меня устроил, тем более, что можно было ещё попробовать заглянуть к посудомойкам и мы с Василичем пошли хуярить тумбочки на телегу. Заодно я взял у него молоток у кучу гвоздей.
Сраная кляча тащилась в лагерь пол часа, так, что когда мы прибыли, остальные уже успели скинуться у директора на кухне и сожрать свои ссобойки. Обо мне, бляди, конечно забыли, так, что если б я не подсуетился на кухне, то сдох бы нахуй с голоду.
Тётки-воспитательныцы сразу же стали делить тумбочки и скандалить, а у меня хватило мозгов поинтересоваться, по сколько детей будет в отряде. От их ответа я охуел! Оказалось, что для начала примерно по 20 пацанов и 20 тёлок, а потом ещё добавят. Я сбегал в домик, померил шагами размеры комнаты и прикинул, что туда и 15 кроватей не влезет, какие уж тут нахуй тумбочки! Поэтому я сказал, что мой отряд обойдётся без тумбочек, забирайте нахуй и пошёл давать пиздюлей Шурику. Про посудомоек я ему, конечно, хуй сказал и надеялся, что он, бля, с высоты своего кресла вряд ли когда заглянет в кухонную подсобку.
У Шурика сидели какие-то мужики и спокойно потягивали вино и пиздели. Как потом оказалось, это были хуи из парткома и профкома, но я-то этого не знал. Поэтому я не стучась завалил и сxоду въебал - Шурик, бля, давай машину! На этой кляче хуй мы сюда кровати привезём. А вы, бля, мужики, пошли, поможете мне этот ёбаный шкаф со второго этажа вынести, а то в комнате места нет. Тут они все охуели, Шурик мне, бля, так вежливо, с нажимом в голосе, по имени отчеству, познакомься, мол, это такие-то и такие большие люди, будь, мол, внимательнее. Тут он меня чуть оглушил, тон я сбавил. Приятно, говорю познакомиться, пионерский привет большому начальству, но мужики вы или нет? Помогите со шкафом. И машина, знаете ли, ну вот как нада. Они, бля, про этот шкаф давно знали и постарались сачкануть, мол мы его уже который год вынести не можем. Но я им сказал, нихуя, ребята у вас не выйдет, у меня не посачкуете, поднимайтесь, пошли и хуйнём этот ёбаный шкаф из окна! Они от такой идеи прибалдели слегка, побазарили, типа, числится этот шкаф за кем-нибудь или нет, можно ли его будет списать, но потом всё-таки загорелись, оторвали свои жопы от стульев, пошли мы все в домик и после получасовой ебли хуйнули эту бандуру из окна второго этажа, а Василич с матюками загрузил хлам на телегу и увёз.
Потом я взял молоток и нахуярил в двух комнатах по периметру гвоздей в стенки вместо вешалок и за этим занятием день незаметно и кончился. Вопрос с кроватями остался открытый и его перенесли на завтра. Я взял бутылку спирта, сбегал к повару, взял гречку, заодно посмотрел, в какой комнате живут посудомойки и съебал на последнюю электричку. Утром сбегал на почту, отправил старикам гречку и часикам к одиннадцати был обратно в лагере.
Ёб твою мать! Лучше б я туда не ездил. К тому времени туда, наконец, приехали вожатые, которых этот ёбаный директор обещал самолично выбрать. Один взгляд и всё стало ясно. Кучка вчерашних первокурсниц робко сидела на скамейке стадиона и чего-то ждала. Не знаю, как вы, но я с несовершеннолетними дела иметь никогда не хотел, нахуй мне потом неприятности с законом, когда можно с таким же успехом отодрать совершеннолетнюю блядь и никого не бояться? Поэтому я прямиком отправился бить морду Шурику и сдавать полномочия.
На крыльце директорского коттеджа сидела незнакомая половозрелая особь женского пола и ждала, пока директор проводит гостей. Поскольку гостями были те же хуи из местком-парткома, я ей сказаал, что у неё нет никаких шансов и поинтересоваслся, зачем такая молодая и симпатичная особь губит свои золотые денёчки среди этих пенсионерских тёток и несмышлёных вожатых, все из которых женского пола, за исключением меня, долбоёба, но я уже пришёл просить отставку. Девица поняла меня правильно и сказала, что она, увы, назначена сюда старшей пионервожатой и нихуя ей теперь не светит, к тому же поселили её на хоздворе в бараке, где и остальной персонал, поближе к кружкам и классам, подальше от этих блядских детей, чем она, кстати, очень довольна. Я намёк понял правильно и предложил проводить её на хоздвор, чтоб оне не заблудилась. Она тоже поняла намёк правильно и сказала, что ужасно боится потерять дорогу и поэтому через одну минуту мы уже пиздячили на хоздвор и я нежно поддерживал её за жопу.
Через пятнадцать минут мы уже обозревали её комнату и я поинтересовался, знает ли она, зачем на окнах занавески. И не успела она задёрнуть занавески, как я уже снял штаны, загнул её раком, упёр в табуретку и засадил по самые помидоры. Мы нихуёво оттянулись и я передумал сдавать полномочия, хоть у меня и были опасения, что Шурик, пользуясь своим служебным положением, пионервожатую эту у меня уведёт и затащит таки в свою охуенную кровать-траходром. Но поскольку в этом же бараке жили ещё три посудомойки, то я надежды пока не терял.
О том, что было дальше, когда приехали эти блядские дети, как я с ними был, как отец родной, а меня за это хуйнули-таки из лагеря я расскажу завтра. И так уже вон сколько настучал, аж клавиатура устала. Всё, пиздец.

Tweet