Он появился вместе с высоким молодым человеком. Остапа, как оказалось потом
оказалось, звали молодого человека, она проигнорировала сразу.
Второй, лет 55, представился робко:
"Ипполит Матвеевич"
Эти прищуренные глазки за маленькими стеклышками очков, это подобострастное, немного рассеянный взгляд.
То же имя. Определенно, papa (фр.). Мой любимый папочка…
Он нес всякий вздор. Высокий, пытался делать довольно ловкие комплименты.
…Но все унеслось. Она вспоминала его нежные руки во время купания.
Его ласковый, как она поняла потом, когда выросла, похотливый взгляд.
Мамины страстные стоны из другой комнаты…
Потом он однажды исчез. Навсегда…
Куда - никто не знает
…Она стала совсем взрослой. Но папина карточка, еще сделанная до революции,
всегда лежала в тумбочке. И когда maman не было дома, она забиралась
на свою большую девичью кровать брала карточку, раскидывала ноги и
перебирая пальцами, забывалась в грезах, уходя в прошлое…

- У меня муж дома, голодный.
Пара несколько смутилась и поспешила откланяться, пожелав всего хорошего
лишь спросили про соседа- Попандопуло.
-Ах, причем тут Попандопуло!,- Пронеслось в голове- но вслух конечно же
указала дорогу.

Зачем было сказано про мужа? Быть может, испугалась мыслей,
всколыхнувших все ее существо.

И с грустью удалилась она от несгораемого шкафа в свою, постылую
"перегородку" к мужу Мише, человеку впрочем, неплохому, любившего ее
и вегитарианские котлетки

Муж Миша, конечно, видел фото papa, но допустить такое… Ему как человеку,
искренне принявшему советскую власть, могло бы показаться кощунством над
партией и всем советским народом… Такие мысли!
Но, право, зачем расстраивать мужа Мишу!

Ссора была пустяковой. Она ругалась даже как-то вяло, словно под наваждением.
И ушла, хлопнув дверью, набросив поверх платья лишь легкую шаль.
Ее влекло назад, к седому господину у несгораемого шкафа.
Впрочем, сейчас у нас все товарищи- господа остались в прошлом.

У несгораемого шкафа было пустынно. И даже скелет, молчаливым свидетелем,
возвышающийся рядом, не нес страха, а казался лишь безмолвным созерцателем ее
затаенной страсти.

Коснувшись рукой белого черепа наудачу, она быстро ушла в сторону лестницы.
Пусть сегодня ведет сердце!

День был светлый, солнечный, она шла медленно, физически ощущая каждый
луч света падающий на нее. Время как-то изменилось.
Молодая весенняя зелень была ярче чем обычно, звуки доносились как-то иначе
Даже заурядные звонки трамваев звучали в остановившемся воздухе торжественно,
неся свой тайный смысл.
Прошел ли час, два… В тот день время и она были несовместимы. Ноги привели
её в музей мебели , поднявшись по мраморным ступенькам, она взяв билетик ,
устремилась вовнутрь.

Зачем она здесь? Вокруг - Мебель… Плоть, терзающаяся исчезнет, оставляя скелеты, как там, например, возле несгораемого шкафа.
А ведь некоторые деревья тоже проживают свою вторую, мертвую жизнь, к примеру, вот так - воплотившись в мебель.

Но и тем и другим, право же все равно: быть ли просто канцелярским стулом в приемном покое сумасшедшего дома иль существовать черепу шкатулкой для драгоценностей в доме миллионщика?

И лишь плоть, одна только плоть имеет сомненья, мечты, надежды, фантазии…

Она подняла взгляд. Papa смотрел на нее. Она ущипнула себя за руку.
Чудное виденье не исчезало. Та же милая, похотливая, улыбка.
Сердце не ошиблось. Она улыбнулась Papa, улыбнулась своим мыслям

-Кого мы видим! Очаровательная королева несгораемого шкафа!
О, опять этот нахальный высокий субъект, он заслонял Papa, заслонял Солнце!
Но все же надо ответить.

Она сглотнула.
-Я тут…и скользя взглядом по залу, нашлась:
- Я тут на экскурсии, и кивнула -от Нарпомеса.

Papa молчал, он явно опасался своего спутника, и у них явно была какая-то общая
тайна!

Неужели это то, противоестественное явление, которым любила оскорбительно
бросаться сестра мужа Фима Собак, особа на редкость эксцентричная, недавно
вернувшаяся, из бывшей кайзеровской Германии и привезшая в своем лексиконе два новых модных слова.

И будь то каша или отвратительно приготовленные на примусе макароны, она
неизменно и душераздирающе орала два слова : Ахтунг! Гомосексуализм!

И именно орала. Муж Миша краснел. В перегородку стучали. Начинался бедлам.
Больше всех страдал как всегда муж Миша. Он долго отмывал в душе жир от перевернутой на его голову каши, а иногда она ласково убирала из его, уже помытых,
волос остатки вермишели. Сестра же уходила всегда с поднятой головой.

Так же и сейчас, хотелось закричать: Ахтунг! Гомосексуализм!
Сокрушить, разрушить их хрустальную мечту. А может не мечту? Быть может
поддавшись буйной фантазии, она зашла не туда. И не все так плохо!
И есть надежда?!

- Сударыня, прошу нас простить, мы тут по одному важному государственному делу.
Я сожалею, что мы не можем уделить вам даже несколько минут.

Papa лишь в нерешительности протянул: Да уж!

И они удалились!

Как! Не может быть! Неужели он не услышал зов моего сердца!
Нет! Papa! Не совершай ошибки! Сегодня или никогда!

И она закрыв глаза, стиснула кулачки мысленно посылая тысячи просьб тому, кто уходил…

- Сударыня, Вам нехорошо?

…
Конец 1 части 15.03.2003
( Писать ли продолжение?)