Часы. На небольшом экранчике на секунду вспыхивало зеленым то время-
7 00
,то двоеточие разделитель-
:
раз, раз, время...разделитель, время...разделитель
7 00
:
7 00
:
7 00
:
Семерка впрыгивала в точки-глаза слева, нули-справа.
Семерка выпрыгивала из точек-глаз влево, нули-вправо
Семьнольноль есть. Семьнольноль нет
Утренняя программа, радио, dj о том, как неприятно вылезать из кровати, неохота просыпаться, о том, что их энергичная музыка попробует помочь в этом. Ухмыляюсь- "А как же те, кто в кровать не ложился, не спал вообще?".
Вся квартира-одна комната, кухня да туалет. Я сейчас в комнате. Загроможденность вещами, книги, монитор, письменный стол с грязной пепельницей, двумя пачками сигарет-пустой и почти, бумагами и семьнольноль часами, музыкальный центр, из которого уже более семи часов льется семь на семи холмах.ABBA, Beach Boys, The Beatles, мелодии "Шербурских Зонтиков", задумчивый Цой, Милен Фармер. Умерли, покрылись пылью, только их и можно слушать. Ночью нет ни рекламы, ни идиотических вставок о жизни животных, ни разнообразной невкассу эстрады конца девяностых. На стенах висят большие репродукции черно-белых фотографий нью-йорка, купленные в магазинчике на кузнецком мосту. Шпили, гаргулии и глубина древнего манхэттена вместо обоев. Смотрю на часы. Туда, сюда, скачки меняющихся цифр. Они затягивают, гипнотизируют. Будто сам цифра, семь или нольноль...
Кухня. Все очень маленькое, грязное, второй приемник настроен на ту же волну. Замечаю малейшие ньюансы в разнице звучания, перетекания звука, когда иду готовить кофе.
1.из шкафчика кофемолку
2.в сеть ее, и из холодильника пакет с зернами
"из холодильника пахнет зернами"
З.асыпать их в грязное круглое пространство, пока ножи не прикрыты
4.навинтить стеклянную крышку
5.нажать на кнопку
"Я смотрел под жужжание вжжик, как мелкий порошок бьется и облепляет изнутри выпуклый глаз кофемолки".
Достаю получившееся длинной ложкой, кладу в кофейник, господи как у меня дрожат руки. Трясутся, ходят. Вибрируют пальцы. Заливаем кипятком, варим, маленький огонек газовой плиты, пока коричневая гуща не поднимется.
А теперь растягиваем удовольствие, не торопясь, несем напиток из кухни (плевать на разницу в звучании) в комнату. Сесть за стол, погреть руки над паром, поднимающемся от источника наслаждения, поджечь сигарету....ОТПИТЬ....затянуться...стряхнуть несуществующий пепел... теперь хорошо...и музыка идеальна. Пусть дрожат руки, зато как прекрасен simon
&garfunkel. Пусть дрожат руки, зато как прекрасен simon&garfunkel.
Но удовольствие быстро проходит и во рту горько, хочется что-то поделать. Хочется почитать, а берешь книгу в руки, и сразу неохота. Поесть? То ли хочется есть, то ли нет. Требуется экспертиза каждого продукта в доме, чтобы понять.
Мандарины? Сыр?
Оранжевые шарики. Какой бы взять? Неясно, чувство голода не говорит сколько надо съесть, поэтому лучше взять все. Раскладываю их на кухонном столе, в качестве эмбиента напевают итальянцы...
Очистил самый маленький, аккуратно разломил на две части...Что за черт? Внутри червяк. Или оранжевая гниль? Тупо смотрю, кручу, нюхаю мандарин. Похоже, что это кожура вросла так внутрь...Отложить ее в сторону.
Вкусный мандарин. Еще один. Не могу.
Сыр тоже неплохой.
В туалете умылся холодной водой, картинно закурил и выпустил дым в лицо своему отражению. Повыключал оба радио, свет. Потушил сигареты и с нечищенными зубами лег спать. спать. спать.
*****************************
Зимней ночью я стоял на заснеженной платформе беларусского вокзала, провожая Ее, уезжающую в другую страну. Темнота, холод, везде снег. Когда поезд резко, неожиданно начал движение, она запрыгнула в тамбур. Махала рукой, улыбалась. Я шел рядом, пока мог идти, а не бежать, в одном из окон еще раз мелькнула ее поднятая вверх рука и улыбка, мелькнула и уехала, отпечатавшись в памяти моментальной фотографией, которую надеешься сохранить. Пролетели вагоны, после каждого становилось все труднее дышать. И так до предела, до двух неотвратимо удаляющихся фонарей на задней стенке последнего. Она взяла с собой мои сигареты, я попросил оставить только одну, потому что знал, что сигарета станет мне нужна через некоторое время. Но вот это некоторое время прошло, наступило сейчас, и я с трудом поджег эту одну плохой зажигалкой на ледяном ветру.
У дома купил две пачки данхила. В квартире пустота. Собачья жизнь. Я разложил на столе все, что мне нужно для работы, включил радио в кухне и музыкальный центр в комнате, приготовился к бессонной ночи. Открыл первую пачку.
*****************************
Она возвращается постаревшей на сорок лет, похожей на старуху.У нее теперь скорбное выражение лица, много морщин и изменившие цвет волосы. И только изредка, когда я ее обнимаю, я вижу краем глаза прежнее лицо.
Я иду через город и вдруг, в просвете между домами, замечаю кусок другого пейзажа, летнего. Лес, из которого вытекают под прямым углом два рельсовых пути. На том, что ближе ко мне, сидит она-прежняя и задумчиво ковыряет пальцами щебенку с насыпи. Она сидит прямо на шпалах, по-турецки, подогнув под себя ноги. Она говорит"-Я тут каждый день. Поезда ходят все время по другому пути, не по этому. Слышно, как они несутся через лес, сидишь и думаешь,- а вдруг? Вдруг сейчас один из них промчится не за твоей спиной, а ПО тебе. Знаешь, как можно это определить? Вибрация. Рельсы вибрируют. Но к ним прикоснуться страшно. Ты можешь представить такое: грохот колес все ближе и ближе, поезда не видно- эти блестящие суки ведь выходят из зеленой нарисованной чащи под прямым углом, а ты сидишь, упершись взглядом черт-знает-куда, лишь бы не смотреть на эту пасть, на этот гребаный, противоречащий всему ПРЯМОЙ УГОЛ. Сидишь, сидишь, сидишь, практически оглушенный шумом. Но не можешь заставить себя прикоснуться к рельсу. Просто не можешь и все, а потому это, что рисуешь себе такую картину- ты в последний момент протягиваешь к нему руку, кладешь ее на отполированную поверхность, ощущуешь электрическую судорогу дергающегося металлического нерва, и в этот самый момент тебя ударяет, складывает и вжимает в шпалы многотонная махина.
Я не хочу хитрить, и трогать другой путь. Он не мой. Но мне страшно. Поезда тут ходят иногда фальшивые, шумит, шумит, ждешь его, обливаешься потом, а потом как обрубило. Тишина. Нет поезда.
Ты скажешь, что можно заранее дотронуться до своего рельса. Но знаешь, что будет тогда? И этот критерий исчезнет. Появятся фальшивые вибрации.
Ты скажешь, что можно уйти. Но я...не хочу этого. И боюсь уходить. Вдруг я приду домой, а там вода течет из крана вверх, или небо не такое, или знакомые окажутся внутри монстрами. Я привыкла к этому сну, в другом может оказаться еще хуже. Тебе же тоже несладко? Твой кошмар был, что я приезжаю через два месяца постаревшая на сорок лет, а мой-вот этот. Но, слава богу, получилось так, что эти два ада объединились в один, и стали не совсем адом.
Кстати ты знаешь, что такое настоящий ад? Когда ты засыпаешь в восемь утра в пустой квартире, а я в этот момент в полудреме трясусь от мороза в нетопленных вагонах Москва-*****, ушедших девять часов назад с беларусского вокзала. И когда и тебе, и мне очень одиноко, настолько, что даже любовь может исчезнуть на время. Получается что у меня МИНУС, и у тебя МИНУС.
А в этом нашем объединенном ужасе, минус на минус дал плюс. Вот так".
Она улыбается. Прежняя улыбка.
Я говорю, что это похоже на странный happy end, и улыбаюсь в ответ.
Мы лежим и целуемся на путях этой несуществующей железной дороги, пока приближается наш поезд.

Tweet