Витке Перевязке и ее покойному тестю из Кривого Рога.

- Взяли, подняли, понесли!
Восемь рук одновременно приподняли пустой гроб, восемь ног синхронно зашаркали по асфальтированной дорожке от погребальной конторы до старенького "ЗИЛа". Позади грузовиков несли венки четыре женщины с грустными глазами.
У представителя любой профессии есть свои особенные, ярко выраженные физические признаки: у заводчан - мозолистые руки, у гаишников - жирные морды, у хирургов - отекший от пьянства нос, а у работников похоронных контор - грустные глаза. Люди-то они по жизни веселые, а вот глаза у них грустные.
Погрузив атрибуты "невообразимой тоски" в машину, "похоронщики" поспешили в контору, как-никак через восемь минут обед; машина же тронулась в путь, дабы успеть привезти усопшему последние дары общества, которое его самого в могилу и загнало. Водитель, несмотря на печальный груз, веселился во всю; полотенце, привязанное на боковое зеркало, давало ему право на некоторое время стать хозяином дороги: нельзя обгонять "похоронную машину" - плохая примета - вот и тянулись за ним "шестерки", "девятки", мерсы и прочие суеверные и злые от собственного суеверия водилы. Иногда кое-кому удавалось вырваться в ближайший поворот и уж тут-то он отводил душу, разгоняя своего стального коня так, как будто бы сам был покойником, опаздывающим на собственные похороны.
Возле подъезда уже ждали родственники, соседи и прочие, пришедшие для участия в халявно-поминальном обеде. Гроб выгружали торжественно, как статую идола. Подушечка с сосновыми опилками распространяла чудный запах хвойного леса. Через десять минут на ней уже лежала голова покойного. Запах леса пропал.
- Ишь ты цаца!- думал каждый, - Лежит, отдыхает, а мы стоим, ноги аж болят, и хоть бы спасибо, сволочь, сказал, что место ему уступили.
Рядом с возлежащим на сосновой подушечке сидела вдова. Печальные сухие глаза, черное платье, скомканный узловатыми пальцами платок, в который она периодически пыталась сморкаться сухим носом, показывали: все нормально, все обычаи соблюдены, утешайте меня, я тоскую…
В двух метрах от гроба пятилетняя девочка неожиданно громко начала задавать матери по-детски глупенькие вопросы. Мать же, скорчивши разгневанную физиономию, попыталась на нее цыкнуть:
- А ну, тихо! Ты что, не видишь, у нас дедушка умер?!
У девочки удивленно вылупились глазки.
- Ну и что?, - спросила она.
Мать задумалась.
Наконец все зашевелились: все началось, ура, хоть какое-то движение, какое-то развитие событий. Взяли, понесли, музыка - громче!, печальней!, еще печальней!, по автобусам бегом марш!
Поехали! Приехали! Взяли, понесли, положили, последний поцелуй вдовы, - нежней, мамаша, это же последний, постарайтесь с чувством, - забили, опустили, а теперь дружно кидаем на гроб по три жменьки земли, но только по три - вдруг, не дай бог, кому-нибудь не хватит - хотя вдове можно четыре, она дольше всего этого ждала. Ну все, засыпали.
- По автобусам, поехали!
Потом все ели, ели печально, но весело работая зубами; кто был опытней, тот успевал припрятать в карман бутылку с дешевой водкой, пригодится, ведь, как-никак, скоро праздник.

lumpen а вот написал....хуй его знает...не помню
где - то года два назад.