Этот ресурс создан для настоящих падонков. Те, кому не нравятся слова ХУЙ и ПИЗДА, могут идти нахуй. Остальные пруцца!

ПАСХА — 36. Реинкарнация 8

  1. Читай
  2. Креативы
1

Большой двор директорского дома находился в идеальном состоянии благодаря садовнику и беспрестанно привлекаемым к работам школьникам. Мальчики копали, девочки пропалывали. Амзет Пиютович был сам себе проверяющим, поэтому неудивительно, что наибольшую часть учебного плана занимали уроки ботаники и природоведения, а также физкультура, особенно для девочек. Причём, чем симпатичней была школьница, тем хуже у неё была успеваемость по этим предметам. Амзет Пиютович очень переживал и, не щадя себя, подтягивал школьниц на дому.

Мальчики-спортсмены тоже не были обойдены педагогическим вниманием и проходили практику в кровати директорской жены Гюльсум. И только к свой любимице Зейнаб Амзет Пиютович никого не подпускал, справлялся исключительно своими силами.

Домашних животных семья не держала, как и сада с огородом, ибо всё необходимое либо приносили родители школьников, либо экономка покупала на рынке, поэтому из всей фауны во дворе присутствовал только огромный злобный пёс — турецкий кангал, бегающий по цепи вдоль натянутого металлического троса. Так-то к Гошнаг все животные липли, даже пчёлы на пасеке не жалили, а тут кобель видимо учуял запах алмасты и полетел на девушку, ощерив зубастую пасть. Хорошо, что трос не позволил зверюге бежать напрямую, и Талько успела достать из саквояжа один из пузырьков с кокаином, а из рукава — припрятанный там штык.

Ослеплённый порошком пёс начал скулить, кататься по траве и тереть лапами морду. Гошка сунула ему в пасть угол саквояжа, и пока кангал в бешенстве грыз его, вспорола собачье брюхо взмахом отточенного оружия.

Затащив весящую в полтора раза больше, чем она сама, тушу за стройный зелёный ряд декоративного самшита, Талько позвала Большого:

— Неси Зейнаб, не бойся, нет уже собаки совсем.

— Бюльбюль, птичка моя! — на широкое мраморное крыльцо дома вышел сам хозяин, одетый в полувоенный френч индивидуального пошива с подкладными плечами, отороченными тёмно-зелёным кантом швами и отложным воротником под галстук. На ногах директора были мягкие высокие сапоги, а голову украшала синяя гэбешная фуражка с красным околышем — сразу видно — начальник!

Гошнаг и алмасты, распластавшиеся за густыми кустами самшита, с волнением наблюдали за директором. Не то, чтобы девушка боялась пузатого безоружного чиновника, но он вполне мог поднять шум из-за пропажи дочки, обычно никуда со двора не отлучавшейся, а тут ещё Большой не закрыл калитку. Впрочем, раннее июньское солнце светило ему прямо в глаза, да и причин для настороженности не было.

Азмет Пиютович ещё минуту поизображал суслика, вытянувшегося в струнку около норы, но быстро устал и пошёл в сторону конюшни. Открыв дверь, он оставил около неё такой же саквояж, что был сейчас в руках у Гошки, и скрылся внутри.

— Давай быстро на ту сторону! — Талько пихнула алмасты в бок и быстро поползла на четвереньках между кустами и забором к большому деревянному зданию стайни.

Минут десять ничего не происходило, и Гошнаг заволновалась. Директор-то никуда пока не денется, но мог появиться кто-то из прислуги, а убивать посторонних людей, не имеющих отношения к банде, не хотелось. Кроме того, в доме Гюльсум могла быть не одна. Лезть в незнакомую конюшню было довольно опасно — Амзет легко мог спрятаться в денниках или в сене фуражной кладовой. Подкрасться незаметно не получится — нюх у лошадей лишь немногим хуже, чем у собак, а слух и вовсе в разы лучше.

Талько уже собралась привычно действовать по примеру Бонапарта — сначала ввязаться в серьёзный бой, а там уж видно будет, но тут в конюшне громыхнуло железом и послышался ровный шум мотора. Ворота стайни распахнулись, и на утрамбованную глинобитную площадку перед конюшней выкатился чёрный автомобиль, сверкающий изогнутыми лакированными крыльями и нержавеющей сталью решётки радиатора и обводов фар. В тридцатом году автомобили были редкостью даже в захолустье, но частная легковая машина в те времена — это настоящая роскошь.

Гошка без труда узнала марку авто — Форд А, о ней много писалось в газетах. Уже два года в Нижнем Новгороде строился завод полного цикла выпуска, а в Москве — автосборочное предприятие. Охочая до всяких технических новинок атаманша чуть было не запамятовала, зачем пришла, но тут директор выбрался из-за руля, бросил саквояж на переднее пассажирское сидение и отправился обратно в дом — видимо, на поиски любимой птички Зейнаб.

Юркнув в распахнутые ворота, Гошнаг быстро осмотрелась и поняла, что удача снова на её стороне. Конюшня была переделана в добротный большой гараж, разделённый несколькими оставшимися деревянными перегородками бывших денников на отдельные зоны. Заднюю от входа половину занимала слесарная мастерская, оснащённая новым импортным оборудованием и инструментом, перед ней располагался склад ГСМ с двумя топливными двухсотлитровыми бочками бензина на крепких дубовых козлах, канистрами с маслом, банками со смазкой и прочим автомобильным добром, которому бы обзавидовались на МТС в Шунтуке, да и не только там. Спереди пустовало большое место для автомобиля, а к стенам соседних выгородок были прислонены два спортивных мотоцикла BMW и несколько велосипедов, один из которых, судя по согнутой раме и восьмерящим колёсам, принадлежал крошке Зейнаб.

— Неси сюда братьев из повозки и сестру из кустов, собаку — на твоё усмотрение, — Гошка так наловчилась мысленно связываться с алмасты, что могла вслух и не проговаривать фразы.

Управлять авто Талько не очень-то умела, но устройство вполне себе представляла, так как иногда сопровождала Платона Елисеевича в поездках по делам товарищества, а там уж водители и рассказывали, и показывали, что и как в машине работает.

Талько взяла пассатижи, выскочила во двор, заглушила двигатель форда, откинула боковую крышку капота и выломала медную клемму на свече зажигания. Капкан был насторожён, оставалось дождаться дичь.

Следуя указаниям, Большой сложил тела Пшимафа, Пшикуя, Зейнаб и кангала под козлы с бочками бензина и устроился на тюке сена, оставшегося с тех времён, когда конюшня ещё принадлежала лошадям. Гошнаг примостилась рядом и протирала револьвер куском ветоши, смоченной в бензине и масле.

— Не строй рожи, от тебя тоже не фиалками пахнет. Почему, кстати, собаки так не любят алмасты, они же любимые животные Ахурамазды? Вы же не служите Ахриману, чего они на вас набрасываются?

Большой то ли хрюкнул, то ли гукнул, шумно почесался, подпёр голову огромным кулаком и стал посылать в голову Гошки череду картинок. Изображения прыгали, накладывались друг на друга, где-то повторялись, где-то обрывались, но общий смысл собеседнице был понятен и часть картинок она уже видела, когда лесной народ попросил у неё помощи и защиты.

Те, кто привёз на нашу планету предков алмасты, были далеко не первыми визитёрами, и не они положили начало всему, задействовав мёртвую материю химических элементов. Скитальцы, — такое слово выбрала для них сама Гошнаг, принадлежали к одной из самых древних и вымирающих форм разумной жизни, сбежавшей от вселенской борьбы за обладание высшей энергией, что ли, — тут Гешка, несмотря на живость своего ума, признала своё полное поражение в терминологии и понимании сути объясняемого, да и сам объясняющий, мягко выражаясь, не блистал теоретическими знаниями.

Представьте себе, каково пятнадцатилетней девушке из глухой провинции принять то, над чем и спустя сотню лет ломают голову лучшие умы человечества? Но так или иначе Талько поняла: предшественники алмасты появились в результате внедрения некоего биологического ключа в организм больших обезьян. Этих животных скитальцы выбрали не только из-за физической силы и ловкости, а ещё из-за большого объёма черепной коробки, так что низкое качество мозга частично компенсировалось его количеством.

Сами скитальцы по земным меркам были большеголовыми задохликами, страдающими от повышенного притяжения, высокого содержания кислорода в воздухе и температуры, поэтому и старались выбирать места обитания повыше и попрохладней, предоставив алмасты функции рабочей силы и кормильцев, получая необходимую энергию непосредственно из крови питомцев, минуя сложные и длительные пищеварительные процессы.

Что касается собак, то они, как и всё живое на планете, были созданы гораздо более древней цивилизацией — высшим разумом, как раз-таки Ахурамазды. А где Ахурамазда, там и Ахриман со своими пакостными подручными. Так как скитальцы были вне этой непрерывной потасовки, то собаки и ещё небольшое количество животных воспринимают алмасты по простой и понятной схеме: чужой — это враг.

Часть скитальцев со временем погибла, не оставив после себя явных органических свидетельств пребывания на планете, часть отправилась скитаться дальше, а в этом путешествии алмасты, созданные на Земле и приспособленные исключительно к местным условиям, уже не требовались.

Естественно, что у Гошнаг тут же появился миллион вопросов, но тут хлобыстнула дверь черкесско-ампирного дома и послышалась отчаянная ругань на смеси нескольких языков. Талько залезла на верстак и поглядела в окошко.

Разгневанный директор чуть ли не пинками гнал переваливающуюся, как откормленную гусыню, дражайшую супругу прям в полупрозрачном пеньюаре и спадающих тапках в сторону ворот. Видимо, он опаздывал на важное мероприятие, открыть и закрыть после княжеско-депутатского выезда было некому. Зейнаб запропастилась чёрти куда, а Гюльсум, услышав топотание дочери по дому, выключила будильник и преспокойно заснула вновь, переваривая добрый килограмм рахат-лукума, съеденный ночью, — такие выводы Гошнаг сделала из громкой перебранки супругов.

Увлекшись наведением дисциплины, Амзет Пиютович напрочь запамятовал, что уже заводил машину ранее и, плюхнувшись на сиденье, снова стал крутить ключ зажигания. Надо отметить, что отношение директора к автомобилю полностью соответствовало кавказской прибаутке «машину купил, ездить не купил». До тридцать шестого года свидетельства на право управления экипажем просто выдавались местной администрации, так что не стоит удивляться тому, что самоаттестованный шофёр высшей категории смотрел на двигатель и идущие к нему провода как баран на новые ворота. Однако даже такой лихой наездник не мог не заметить болтающийся перед носом провод с разломанной клеммой.

Простенькая ловушка сработала. Амзет Пиютович, голося и матерясь пуще прежнего, отправился в гараж-конюшню. Не обладая академическим умом, он всё-таки сообразил, что поломка ерундовая и всего-то нужно — заменить медяшку контакта или весь провод, если таковой найдётся в мастерской, но в любом случае без инструмента не обойтись. Вслед за Амзетом на конюшню потянулась и Гюльсум, пытаясь быстро переставлять свои большие и волосатые, почти как у алмасты, ноги. Ей хотелось загладить вину перед мужем и попросить его на обратном пути купить рахат-лукума и сладких трубочек пэлкау.

Подталкиваемый в спину огромными колыхающимися грудями супруги, директор шагнул в дверной проём слесарки и включил свет.

— Кеди кедисини севьёр му? Котик любит свою кошечку? Куррнау! — Гюльсум стянула через голову ночную сорочку и стала тереться о мужа, крепко ухватив его за причинное место.

— Отстань, дура! Я на совещание опаздываю уже, сам Хакурате с инспекцией приехал. Мне с докладом выступать по проекту всеобщего обязательного начального обучения, а ты за якорь меня держишь. Одно на уме — жрать и ляжки раздвигать.

— Тебе ляжки мои не нравятся? У Зейнаб лучше ляжки, да? А-а-а-о-о... — Гюльсум замолчала, отпустила начавшие подавать признаки возбуждения гениталии мужа и осела с торчащим из-под левой лопатки штыком на кирпичный пол конюшни.

— Ну что ты ко мне привязалась с ляжками своими? Нравятся, нравятся, — вот приеду после совещания и...

— Мои-то наверняка не нравились в сравнении с этим пиршеством плоти, но вы себя пересилили, даже несколько раз.

Амзет Пиютович, расковыривавший на верстаке большой отвёрткой оконечник подходящего провода, вздрогнул и обернулся на звонкий девичий голос.

— Т-т-алько?

— Гошнаг Платоновна, одна тысяча девятьсот пятнадцатого года рождения, если вы запамятовали.

— Ч-что ты здесь... — Директор опустил взгляд на ещё подрагивающую голую тушу Гюльсум с клинком в спине. — Ты зачем это сделала, зачем?

Как бы ни был Амзет напуган внезапным появлением ученицы, способности к сопротивлению он не потерял и бросился на непрошенную гостью, пытаясь проткнуть её острым жалом слесарного инструмента. Однако его рука тут же оказалась в железных тисках лапы Большого, который поднял директора в воздух, как маленького котёнка.

— Тихо, тихо! Сегодня моя пора убивать, так что не лезьте без очереди, здесь депутатский мандат не поможет. Будете орать — отрежу язык, а потом яйца. Так понятно? Тогда кивните. Вижу, что поняли.

Директор понял это по-своему, решив, что Талько создала себе удобную позицию для переговоров, а жена... Жена — дело наживное, с его-то возможностями любая только рада будет. Найдётся и помоложе и потолще, на крайний случай под рукой всегда есть Зейнаб. Хотя дочка и стала в последнее время показывать норов, но со смертью матери ей деваться станет некуда, сама скрестись в спальню начнёт. Канал в Турцию по перевозке контрабанды и девушек давно работает без участия знатных, но наглых и жадных родственничков Гюльсум, так что может всё и к лучшему сложится.

При ярком ленинском свете электрических ламп Гошнаг обнаружила под потолком длинную двутавровую балку ручной цепной тали. Сам механизм плечевого подъёмника, катавшийся по двутавру, сейчас был отведён в сторону коридора въезда-выезда автомобиля и предназначался для перемещения двигателя или иных тяжестей к металлическому слесарному верстаку, рядом с которым в могучей лапе алмасты трепыхался свежепойманным толстолобиком Амзет Пиюнович.

— Подержи его ещё немного, а сейчас механизацию процесса налажу, — Гошка накинула цепную петлю на руку мёртвой Гюльсум, сколола звенья цепей отвёрткой, продев её в отверстия стальных колец, и затрещала рукояткой блока шестерней.

Когда ноги покойницы оторвались от пола, девушка взялась за цепь, легко дотолкала труп к бочкам с бензином и положила рядом с телами Пшикуя, Пшимафа, Зейнаб и собаки.

— Ну вот, осталось только главе семьи присоединиться — и преисподняя пополнится целой ячейкой общества! — Талько ухмыльнулась и открутила крышки обеих бочек.

Перегородка и лязг цепей приглушали звуки, но кое-что Амзет Пиютович расслышал, а резкий запах бензина и вовсе поверг его в панику.

— Талько... Как там тебя... Гошнаг Павловна!

— Платоновна. Впрочем, не запоминайте, всё равно не пригодится уже, — означенная Платоновна подкатила по двутавру к верстаку коромысло тали со свисающими цепями.

— Подожди, мы можем обо всём договориться! У меня есть деньги, есть золото. Хочешь, я перепишу этот дом на тебя? Будешь жить, как княжна. У меня знакомства за границей, выйдешь замуж за солидного иностранца, будешь ездить по миру, детей нарожаешь, на ноги поднимешь, что ещё бабе, то есть молодой красивой девушке надо? Автомобиль вот забери, мотоциклы — всё забирай! Что ты в своём Шунтуке поганом наживёшь?

— Что заслужу, то и наживу. Руки давайте и не дёргайтесь, — Талько поочерёдно обмотала кисти рук директора цепями, зашплинтовала отвёрткой с одной стороны, рукояткой пассатижей c другой. — Поработай рычагом, только высоко не поднимай, а то я не достану, — Гошнаг показала алмасты, как пользоваться механизмом.

Через минуту Амзет Пиютович повис на плечах тали в позе витрувианского человека да Винчи, и Гошка быстро обыскала карманы френча и галифе, складывая на верстак трофеи — депутатское удостоверение, бумажник с приличной суммой денег, партийный билет с вложенными в него парой порнографических игральных карт, ключ от банковской ячейки, начатую пачку турецких сигарет Фатима, позолоченную зажигалку Колибри, носовой платок, пузырёк ростовского жидкого спермокрина и упаковку американских презервативов Пончо. Последняя находка особенно разозлила девушку, вновь напомнив события полугодовалой давности.

— Нет у тебя уже никаких денег, козлина похотливая! Государство всё изымет — и машину, и мотоциклы. Дом перестроим и интернату отдадим, чтобы дети издалека не ездили. На участке дома для учителей построим, тогда и хорошие преподаватели к нам приедут. Если что скрысил из добра, и то найдётся, Ащеуловская картотека у меня, как и касса вся ваша бандитская. Сегодня же отдам Шахану Умаровичу — и всё, выкорчуют вас, как сорную траву, только козы с коровами на могилках срать будут. Поручика я сама сегодня ночью прикончила из вот этого нагана, а гнездо мы взорвали на Чёртовом Пальце вместе со всеми обитателями, ни один не ушёл. Никто тебя теперь не отобьёт, да и самому тебе жить осталось, пока я курю, — Гошнаг вытащила из пачки ароматную турецкую сигарету и щёлкнула зажигалкой.

— А ты что носом вертишь, дым табачный нюхаешь? Иди лучше мотоциклы на улицу вынеси и машину подальше откати к воротам, считай, что это уже государственное имущество, — Гошнаг выпроводила алмасты и покатила распятого на тали директора к покойникам.

— Дура ты Талько, глупая деревенская дура! — Амзет Пиютович увидел тела детей и жены, лежащие вповалку у бочек во всё увеличивающейся луже бензина. — Какой тебе от этого прок? У меня столько золота, сколько ни в какой восточной сказке не прочитаешь, купим остров в Греции, построим замок, наймём прислугу...

— Ты-то мне на острове на какой ляд сдался, пузырь с дерьмом?

— А как без меня? Я теперь только один знаю, где золото в горах и как его вывезти.

— На Чугуше, что ли? Где пирамида из трёх камней, и на закате луч на отвесной стене выход жилы указывает? Так я и сама с террасы нагребу, сколько захочу. Мне Пшикуй всё в подробностях выложил. Или Пшимаф, какая разница, они оба никому ничего не скажут уже, а проводника ты сам же и убил. Так что без надобности ты мне, Амзетка, доброй дороги тебе и твоему выводку в ад!

— Сука! Чёртова сука! — директор задёргался на коромысле тали, как червяк на крючке. — Ты даже не представляешь, с чем и с кем связалась! Мой господин уничтожит тебя и весь твой род, сдохнете как шакалы! Я Жнец, я буду жить вечно, Ахриман уже рядом, он спасёт меня, а вы будете вечно страдать, замурованные во льду!

— Говна ты кусок, а не Жнец. Сдохни сегодня, а я завтра, — Талько сделала последнюю затяжку и бросила окурок в лужу бензина.

Амзет страшно закричал и неистово забился на своём железном распятии. Страх сломал волю и душу, разум оставил его, а тело потеряло всякий контроль. Мышцы расслабились, из приоткрытого рта потекла слюна, галифе намокло спереди и сзади.

— Что-то римляне в цитатнике наврали про хорошо пахнущий труп врага, воняет хуже выгребной ямы. Или надо подождать ещё? — Талько кольнула директора штыком в ляжку, но тот лишь рефлекторно дёрнул ногой. — Сбежал-таки, сволочь, не дождался яркого финала. Сигаретой бензин не поджечь, мы сколько раз возле школы пытались — безрезультатно. Зажигалку жалко, конечно, красивая и стоит дорого наверно, но у покойников нельзя ничего брать — говорят, плохая примета.

Гошнаг взяла швабру с деревянной палкой-крестовиной и разогнала натёкшее бензиновое озерцо до самых ворот бывшей конюшни, набросала сверху сухого сена и выглянула во двор.

Алмасты уже всё выполнил, Форд стоял около крыльца дома, а мотоциклы были аккуратно прислонены к основаниям черкесско-ионических колонн. Гошка хлопнула себя по лбу и даже покраснела от неловкости — она не сообразила снять автомобиль со стояночного тормоза и Большому чуть ли не на себе пришлось добрую сотню метров волочить больше тонны веса. Однако гигант, присевший на уже согретые утренними солнечными лучами мраморные ступени, не выказывал недовольства, и девушка занялась изучением содержимого портфеля-саквояжа директора, оставленного возле гаража.

Не обнаружив среди бумаг, видимо, подготовленных к совещанию или выступлению, ничего интересного, Гошнаг переложила в директорскую сумку часть привезённого с собой из-под Чёртова Пальца — банки с кокаином, несколько пачек советских червонцев и английских фунтов, по мешочку с драгоценностями и золотыми самородками и пару папок с компроматом. Свой пустой саквояж она забросила в конюшню, а изрядно потяжелевший директорский отнесла в дом, где поставила его в кресло у письменного стола.

— Ну что, мой большой друг, осталось только красного петуха подпустить и можно ехать сдавать ценности Шахану Умаровичу. Я тебя высажу рядом с новым мостом, посидишь там пару часиков или поспишь. Рядом огороды и сараи, найдёшь, что поесть. Собак нет, не бойся, люди там не живут. Держи вот, оставишь на видном месте, где еду возьмёшь, — Гошнаг вложила в огромную лапу сверкающий золотой царский червонец. — Пусть кому-то тоже повезёт сегодня, как и нам.

Турецкий кангал
2

Суслик
3

Стайня
4

Адыгейские трубочки пэлкау
5

Ручная таль
6

Воздушные шарики для взрослых
7

Альбертыч , 12.09.2024

Печатать ! печатать / с каментами

ты должен быть залoгинен чтобы хуйярить камменты !


1

neofit, 12-09-2024 09:31:36

у Лобрэ нахнудь пачотнэ

2

весенний обострень ®©™, 12-09-2024 09:33:51

бабульки маи деревенцкия пастаянно называли сараи - стайка
дрова палажь в стайку
закрой стайку на ночь
чо мну думал за хуйня такая?
авотя пачиму СТАЙНЯ

3

весенний обострень ®©™, 12-09-2024 09:34:30

альбертычу сдецтва 6*

4

neofit, 12-09-2024 10:22:30

прочёл: Дом перестроим и интернЭту отдадим…
и завис, как виндоуз с кривой датой, ггг
хуяссе, думаю - 15летняя пиздюха в 35 году,  - прошааренная!!

но калёсико прокрутилос, и раздуплил.

5

Пробрюшливое жорло, 12-09-2024 14:02:07

зуяссе, тёхну фщырь 1несло на 1-й фотке

6

Йош! , 12-09-2024 14:34:05

6*!

7

зукабля, 12-09-2024 14:38:52

На первую фотку немедленно дрочить

8

pepyaka, 13-09-2024 03:14:53

ответ на: neofit [4]

Или в 1930 т.к. в тексте сказано что она 1915 года выпуска или ей не 15

ты должен быть залoгинен чтобы хуйярить камменты !


«Нормальный ребёнок- это только после 15 лет. До этого-это – ОПАРЫШ. Нет личности, морали, мозгов, сексуальности и драйва. Полностью бесполезные существа. Маленькие идиоты  всем окружающим мешают своим конченым лепетанием, криками и хаотичным маханием ручонок как баварские колбаски.»

«Втянешься в войну - она пойдет за твой счет. И ты из хозяина московской фабрики превратишься в заштатного квартировладельца с пятеркой на похороны на книжке. »

— Ебитесь в рот. Ваш Удав

Оригинальная идея, авторские права: © 2000-2024 Удафф
Административная и финансовая поддержка
Тех. поддержка: Proforg