Бейгл — помесь вельш-корги с дворняжкой — писал на шезлонг. В шезлонге сидел огромный русский мужик с книгой, но пса это не волновало. Песик считал себя хозяином этого пляжа, санатория и поселка — и задирал лапу где хотел. Пометив шезлонги, он присел, потужился, закопал чурчхелу в песок и побежал купаться в морской пене.
    — Ты сильно подмочил свою репутацию, — сказал мужик с книгой.
Но Бейгл ничего не понял. Он гавкал на море, и на метровые волны, которые мешали плавать такой маленькой собачке, и на ветер, свистящий в ушах, и на огромных фиолетовых медуз.
Одно ухо Бейгла стояло, другое висело после драки с Конни — метиской лабрадора и хаски, которая забегала на территорию и сжирала еду из ведра законного владельца. Один глаз Конни был голубой, а другой карий. Охрана ее гоняла — Конни своим сатанинским видом пугала детей и вообще была слишком большая и глупая. Зато Бейгла все обожали. Ему приносили котлеты, гуляш, фаршированный перец, плов, суп и все, что умели готовить в столовой. Без Конни он бы лопнул. Он был вежливый пес и не мог отказать, если его угощали. Даже после обеда, когда пес еле передвигал лапы и прятался в прохладном углу под лестницей, его ловили дети с булками и печеньем, а вечером Бейгл получал не менее пяти стаканов кефира. Он умел ловить мячик и танцевать на задних лапах, так что дети играли только с ним, а девушку-аниматора, которая нанялась в начале лета, уволили из экономии. Она была жирная и вовсе не такая мимимишная, как песик, и на прощанье пнула его в меховой зад.
Волны набегали на берег и отползали, шипя, как белые кошки. Бейгл перемазался мокрым песком, он катался, валялся и носился по пляжу. Вдруг что-то загрохотало в небе, как огромный самолет. Бейгл услышал четыре громких хлопка. Все стихло, детский голос спросил:
— Папа, хохлы хотели взорвать наш отель?
Люди на пляже засмеялись.
— Чертовы хохлы, — сказал мужик в шезлонге.
Песик на всякий случай спрятался под навесом для йоги, где чертовы хохлы с их нехорошими штуками не могли его найти. В небе снова раздался адский грохот. Что-то хлопнуло несколько раз прямо над ним. Отдыхающие выбежали на балконы, они фотографировали и снимали видео, дети орали «ура», как будто им показывали салют. Справа над проливом валил густой белый дым.
— Над мостом дымовая завеса, чтобы затруднить визуальное наведение, — объяснял пожилой мужчина с длинными седыми усами. — У хохлов не осталось сторм шэдоу, вытащили старые советские запасы. Эта ракета С-200 сделана у нас в 64 году, так что я расценил бы сегодняшнюю диверсию как жест отчаянья.
— Бубличек, вот ты где, мой маленький, не бойся, мы тебя защитим! — тетка в радужном парео подбежала к собаке, держа в левой руке сумку, а в правой пакет чипсов, как будто чипсы хорошо помогали от хохлов.
Бейгл привычно встал на задние лапы и затанцевал. Тетка кидала лакомства, а пес ловил не хуже, чем российские ПВО. Весь пляж ахал и умилялся, глядя на умную собачку, только мужик с книгой злился и поливал шезлонг из детского ведерка.
Тени стали длиннее, жара спала, отдыхающие возвращались в номера чтобы принять душ. Бейгл еще не успел переварить обед, ему было просто необходимо побегать, чтобы запихать в себя ужин. Он поскакал вверх по склону, разгоняя морских ласточек и санаторских кошек. Промчался по беседке, где бабушки ловили интернет, по площадке для мусорных контейнеров, по парковке, откуда выезжал водовоз. Проскользнул в калитку и полетел вниз, к страусиной ферме и коттеджам для туристов. За коттеджами белели руины другого санатория, на который у поселка пока не хватало денег. И наконец он увидел свой дом — солидное трехэтажное строение с квадратными колоннами и прессованным мрамором на фасаде.
— Где ты шлялся, шлемазл? — спросил хозяин.
— Бейгл, Бейгл! — хозяйка насыпала в миску проплан.
Песик повалился на прохладный мраморный пол в холле. Хозяйка налила в другую миску воду из кулера и поставила перед его носом. Бейгл попил и улегся на спину, раскинув лапы и вывалив язык.
— Мам, ему жарко — сказала маленькая Гитель. — У Бейгла нет аппетита.
— Он скоро лопнет с жиру, — сказал хозяин. — Валя его видел у столовой в «Маяке», этот мерзавец выпрашивал еду, как будто его дома не кормят.
— Они его пичкают всякой дрянью, которую ему нельзя! А мы покупаем проплан за десять тысяч, и он не жрет. Неблагодарный кобель, — сказала хозяйка.
Бейгл чихнул.
Он не любил проплан и еврейскую кухню. Эсик-флейш, долма и фаршированная рыба с чесноком возбуждали его не больше, чем сухие корма. Дома он выпрашивал только бублики с маслом и медом, за что и получил свою кличку.
Песик проснулся через полтора часа. Из кондиционера дуло. Пахло караимскими пирогами с картошкой и сыром, но Бейгла не волновала домашняя стряпня. На ужин в санатории готовили гуляш из печени и соте из баклажанов, а это значило, что целое ведро печенки снова достанется ему. Дети ненавидели и то, и другое, а Бейгл спешил на помощь. Смеркалось, пес белой молнией вылетел на шоссе и помчался вверх. По пути он встретил десяток ежей — они жрали цикад на нагретом за день дорожном полотне и даже не пытались убегать, завидев свет фар. Ежи делали самое глупое, что только можно придумать — сворачивались в шар. Умный Бейгл бегал по белой линии на краю шоссе и пользовался пешеходными переходами. За это его все хвалили и даже ставили детям в пример. Вот и сейчас он чинно перешел дорогу у санаторских ворот.
Ужин давно кончился. Тетки в разноцветных сарафанах искали пса, чтобы скормить ему булки и конфеты. Ведро печенки стояло у дверей пищеблока, на ступенях валялась Конни, обессилев от духоты, двух батонов и ведра соте. Она больше любила овощи и макароны, так что их интересы сегодня не пересекались. Бейгл жрал, пока живот не раздулся, как у беременной суки. Конни подняла морду и тяжело вздохнула. Бейгл чихнул.
— Бублик, ко мне! — из темноты вышел кучерявый брюнет лет 17, с сальной смуглой кожей и туповатой улыбкой. На его тощем теле висели майка оверсайз и широкие бермуды, а к левой сандалии снизу была приклеена толстая многослойная подошва.
Бейгл побаивался кудряша, инстинктивно чувствуя, что парень дикий, ненормальный, как Конни. Взгляд его карих глаз был тяжелым, он проникал сквозь тебя и уходил в пустоту. Кудряш хромал и все время потел, это тоже не внушало доверия. Но вежливый песик поднялся и вильнул хвостом.
Парень протянул ему ладонь с подтаявшей шоколадкой. Бейгл сделал отчаянный рывок на полметра и ухватил подачку.
— Бублик, умничка, ты моя любимая собака, — парень трепал его шерсть липкими руками. — Димон, смотри, какой у него большой хер.
— Паша, ты больной? Зачем мне смотреть на собачий хер? — сказал пухлый мальчик лет пятнадцати со стаканом кефира. — Бублик, на.
Пес чихнул в кефир и повалился на асфальтовую дорожку, растопырив лапы и подставив живот прохладному бризу.
— И яйца у него здоровенные, спорим, больше, чем у тебя? — добавил кудряш.
— Отвали, пидор, — пухлый вылил кефир на клумбу с розами и ушел.
— Димон, стоять! — кудряш поспешил следом, приволакивая ногу в ортопедическом ботинке. — Зря не хочешь кефир. Ты жирный, он тебе нужен, чтобы просраться!
— Дебил, я жирный, потому что у меня диабет. Всосал?! Хромай к своей мамке… — крикнул Димон.
— Я не сказал, что жир это плохо. Мне даже нравятся жирные жопы, я от них тащусь, — долетело издалека.
Бейгл чихнул и захрапел. Его разбудил громкий женский голос:
— Вы сама ненормальная! Это ваш внук пристает к моему сыну. Потому что вы им не занимаетесь, и ему скучно!
— Ваш сын педофил! — крикнула женщина постарше. — Все разговоры только о членах и жопах, даже собаку не может оставить в покое! Ему место в СИЗО, а не в санатории! Димочка мне все рассказал!
— Вашему Димочке место не здесь, а в цирке, среди клоунов.
— Уважаемые, не надо так волноваться, — вмешался охранник. — Как парень может быть педофилом, если ему 16 лет? Педофил это взрослый мужик, который насилует детей. В нашем санатории никто никого не насилует, без пропуска мы никого не пустим.
— А если педофил пройдет сюда по пляжу? — спросил кудряш. — И как начнет всех насиловать своим огромным членом!
— Размечтался! — крикнула бабка пухляша. — Видите, какие у вашего сына нездоровые фантазии?
— Это у вас нездоровые фантазии! Вы сами, наверное, педофилка! Идем, Павлуша! Если эта бабуля будет к тебе еще приставать, я вызову полицию!
— Это я вызову полицию! Вы ответите за оскорбления! А вашего Павлушу привлекут к уголовной ответственности!
— Дамы, дамы, мальчики просто играли, — бубнил охранник. — Не надо каждое слово понимать так буквально.
— Он пса хватал за хер, — вякнул пухлый. — Он педонекрозоофил.
Бублик не понял ни слова из того, что орали люди, но на всякий случай встал и завилял хвостом.
— Какие испорченные дети, — сказала старушка в красном сарафане. — В наше время ребята даже не знали о такой гадости.
— Давайте вы не будете лезть со своим ценным мнением, — накинулись на нее обе тетки. — Воспитывайте своих внуков!
— Я педозоофил! — заорал кудряш. — Я ебу собак! Бублик, ко мне!
— Бублик, не ходи к пидорасу! — пухлый достал из кармана конфету.
Бейгла стошнило на каменные плиты дорожки. Он начал торопливо пожирать свое добро, и пухлого тоже стошнило, а кудряш побежал прочь, сдерживая рвотные позывы.
— Бублик, ты мерзкий, — сказал пухляш, тяжело дыша.
— Димочка, это ротавирус, пойдем измерим температуру, — бабушка потащила пухлого в номер.
Бейгл тоже потрусил домой: обычно он спал у Гитель, прижавшись горячим меховым боком к ее ногам. Хозяева ругались, но выгнать пса из детской не могли.
Песику помыли лапы и живот, он побегал по дому, отряхиваясь и обтирая бока о мягкую мебель, и с разбегу вскочил на чистые простыни. Еще минут десять Гитель кидала ему мячик, а пес его ловил. Наконец он обмяк, как тряпочка, и захрапел поперек кровати, а девочка устроилась с краю, чтобы не будить любимца.
Солнце вставало над Керченским проливом, молочно-голубая вода едва колыхалась, ее поверхность была ровной, как масло. Легкая дымка висела над горизонтом. Бейгл целый час смотрел на море с балкона, положив морду на блестящую перекладину перил. Ему захотелось на улицу, а Гитель не просыпалась: он всю ночь спихивал ее с кровати, и она смогла заснуть только под утро. Бейгл тыкал ее мордой, гавкал девочке в ухо и скреб лапой ее плечо. Гитель вяло отбивалась. Он сел ей на лицо.
— Совсем уже?! — Гитель толкнула мохнатый зад.
Бейгл слишком много выпил вечером и терпеть не собирался. Поняв, что дверь не откроют, он вернулся на балкон, задрал лапу на перила и пописал в рассвет. Внизу стоял обеденный стол с корзиной винограда, но пса это не волновало.
— Бейгл, ты дебил?! — Гитель вскочила. — Что ты за свинья?! Мама, он снова писал на балконе!
— Пять утра! — крикнул отец. — Я сколько раз говорил: не бери собаку в кровать! Гони эту скотину во двор!
Бейгл деловито сбежал по лестнице, протиснулся в собачью дверцу и пометил три садовых стула. Прохладный ветерок трепал его белую шерсть, трава была скользкой от росы. Пес пролез между прутьями ограды и поскакал к пляжу. Утреннее море было таким чистым, что песик видел свои лапы на дне. Он долго плавал и бегал по гальке, пока не обсох.
В пищеблоке варили манную кашу, пока она была не готова, песику налили молока. Он потанцевал для поваров и улегся в беседке с видом на море. В небе что-то хлопнуло несколько раз.
— Чертовы хохлы, — сказал загорелый мужик в спортивных шортах. Он поднимался по склону с пучком полезной рукколы, которую здесь стригли триммером вместе с другой травой. — Не бойся, собачка.
Бейгл ничего не понял, но на всякий случай залез под скамейку.
Завтрак прошел как обычно: Бейглу вынесли ведро каши и горку колбасы. Примчалась Конни, Бейгл зарычал, но ему пришлось подвинуться. Каши хватило на всех.
— А ну пошла отсюда! — рявкнул охранник. — Тебя что, дома не кормят?
Конни вильнула хвостом и повалилась набок.
У калитки позвонили, охранник поспешил на КПП, собаки потянулись за ним.
Их ждали две женщины в полицейской форме — крашеная блондинка с огромными ресницами и крымская татарка с огромными белыми когтями, приклеенными к пальцам.
— Где ваш педофил? — спросила татарка. — Ведите нас к нему.
— Ничего страшного, нам предстоит обычная профилактическая беседа, — добавила блондинка. — Вы, главное, не беспокойтесь, до суда вряд ли дойдет.
— А я и не беспокоюсь, — пробурчал охранник. — В нашем санатории педофилов нет. Есть только детки с приветом и их ебанутые родители. Прошу прощения за мой французский… Они нас уже затрахали своими педофилами.
Женщины устроились в беседке. К ним явились бабушка в радужном сарафане, пухляш, кудряш и его отец. Мать Павлуши кричала издали:
— Я даже разговаривать с ними не буду! Какая наглость! Мой сын не преступник!
— Василий Николаевич, вы все-таки позовите маму, — сказала татарка.
— Любочка, иди сюда! — звал отец Павлуши. — Ты законный представитель ребенка!
— Не надо маму, — попросил кудряш. — Без нее разберемся. Она сожрет все ваши мозги и вместо них вставит вату.
— Интересно, — ответила блондинка. — Павлуша, ты, наверное, против СВО?
— Мне плевать на СВО, у меня ДЦП, если вы не заметили, — сказал кудряш. — Надеюсь, в Этой Стране не опустятся до того, чтобы призывать на фронт опорников и психбольных, как в Украшке.
— Какой злой мальчик, — улыбнулась татарка. — Так кто из вас к кому приставал?
— Никто ни к кому не приставал, — сказал пухлый Дима. — Мы играли с собакой и подверглись навязчивому родительскому контролю.
— Тебя никто не просил рассказывать бабке про собачий хер, сам виноват, — сказал Павлуша. — И я его не хватал за хер, а погладил по животу, остальное ты сам придумал.
— Я не виноват, что старперы все понимают буквально, — сказал пухлый.
— Вырастила хамло, — прошипела бабушка.
— Софья Александровна, пусть говорит, — остановила ее татарка. — Значит, вы просто играли с собакой?
— Да, мы играли с собакой, а потом я рассказал бабушке, какой Паша извращенец.
— А зачем? — спросила татарка. — Только говори честно, нельзя врать полиции.
— Ну ок, я смотрел порно на телефоне, а она приперлась с пляжа и начала орать, что я извращенец.  Я ей начал объяснять, что такое настоящие извращения, и тут у нее бомбануло…
— Ну ты и крыса, — сказал кудряш.
— Я не просил отправлять меня на море с бабулей. Я вообще хотел остаться в городе, это пиздец, никакого личного пространства, — закончил Димон.
— А сидеть все лето за компьютером и жрать чипсы это нормально? Хочешь разжиреть как кабан? — вмешалась Софья Александровна. — Я бы у вас поотбирала все телефоны и компьютеры, мы в вашем возрасте спортом занимались, а не смотрели всякую гадость.
— Бодишейминг, психологическое насилие, неуважение к личным границам, — прокомментировал кудряш. — Как с такими людьми выстраивать общение? Они застряли в совке и прутся оттого, что здесь все как раньше. Каша три раза в день, танцы под баян, котлеты непонятно из чего, баклажаны, печень кур. Меня тошнит, когда я захожу в столовую. А у этих все норм. На пляже камни, море грязное, тупые процедуры, еще медузы эти дебильные, даже купаться нельзя. Нахер вообще ездить на море, если в нем нельзя купаться? Единственное, что мне здесь нравится, это собака.
— База, — добавил пухляш. — Без Бублика тут полное днище.
— Без бублика? — спросила блондинка.
— Это пес, которого я хватал за хер, — объяснил Павлуша. — Вон он валяется на газоне. Кстати, у него реально огромный. Можете занести в протокол.
— Ты сейчас договоришься, — пригрозила татарка.
— А теперь мы побеседуем с вами по отдельности, зададим несколько дежурных вопросов, — сказала блондинка. — Только не думайте, что мы сразу поставим мальчиков на учет, они пока что не совершали никаких противоправных действий. Молоть языком у нас в России никто не запрещал. Мы с Дмитрием и Софьей Александровной переместимся в кафе, а Павел останется здесь.
Женщины в форме долго что-то объясняли мальчикам и уехали. Бейгл отдыхал на газоне под огромным платаном. Он понял, что люди сегодня в дурном настроении. Они спорили, орали друг на друга, а бабушка, которую песик считал очень доброй, ударила внука по щеке.
— Котик, мы уезжаем из этого дурдома! — крикнула мать Павлуши. — Я ни на минуту не останусь в этом змеином гнезде, они хуже КГБ! Поедем в Турцию по «все включено»!
— Пуся, хватит! — крикнул отец Павлуши. — Я не для того пахал весь год, чтобы кормить муслимов, которые помогают хохлам! Я выбил три недели отпуска и не собираюсь пускать их псу под хвост! Нам не помешают ни хохлы, ни педофилы, ни менты, ни турки, ни собачий хер! Мы будем загорать и купаться, жарить шашлык и ездить по Крыму, а этот мерзавец заткнет свой помойный рот. Павел, в кого ты такая свинья?
— Котик, ты любишь собак? — с вызовом ответил кудряш.
— Ты у меня договоришься! Дрянь! Пшел вон! — взревела мать.
Конни подбежала к ней и залаяла густым басом, охранник оттащил ее за ошейник. Люди притихли и разошлись кто куда. Злить эту огромную псину им не хотелось.
— Котик, думай головой, — негромко говорила мать Павлуши, вся красная от гнева и сорокаградусной жары. — Тут окна во всю стену, если ударит неподалеку, посыпется весь фасад. У них даже нет бомбоубежища.
— Пуся, если хохлы и нападут, то со стороны Севастополя, нам абсолютно нечего бояться, — доказывал муж, — не станут же они стрелять по старикам и детям.
— Они нас ненавидят, дурак. Им плевать, что тут, артиллерия или бабки на пляже, будут стрелять по всем подряд. Чем больше русни они уничтожат, тем для них лучше. Так что плюнь на эти путевки и поехали отсюда.
— Где твой патриотизм? — потешался муж, — мы такие смелые только в интернете?
— А где твой патриотизм?
У Любы зазвонил телефон, ее лицо мигом изменилось.
— Котик, три путевки в Туапсе, Родригесы отказались, едем послезавтра.
— Шо я забыл в Туапсе, — отец Павлуши почесал затылок. — Я не боюсь хохлов. Но если ты настаиваешь, то Черное море везде одинаковое, я не против…
— Котик, завтра с утра поедем на ТО, а Павлуша пойдет на грязевые ванны, — планировала Люба. — Вечером мы с Павлушей купим еды в дорогу и упакуем вещи, а ты можешь отдыхать.
— Еще бы, потом 10 часов по жаре.
— Котик, не драматизируй. Мост мы проскочим в 7 утра, там в такое время еще никого нет. А вечером мы уже в Туапсе. Там такие прекрасные горы, и совсем нет медуз.
— Ага, там даже до магазина надо ехать на машине, потому что нет ни одного тротуара. Я просто обожаю горы. А какие романтичные названия — Широкая щель, Мамедова щель… Я не понял, зачем вообще спрашивать меня, ты уже сама все решила.
— В семье должен командовать кто-то одна, — согласилась Люба и повела мужа на пляж.
Перед столовой собралась толпа: пухлый мальчик дрался с бабкой, отдыхающие кричали и разнимали их. Бейгл убежал домой, не дожидаясь обеда. Он натрескался манной каши и был не готов к супу с котлетами. К тому же, он не любил шум.
Весь вечер песик провел дома, он валялся на диванах, смотрел телевизор и играл с Гитель в мячик. На ночь его оставили в холле, он выл и ругался, а утром написал на мраморный пол. Гитель поскользнулась и упала, когда пришла его кормить.
— Что ты за скотина! — плакала девочка. — Пошел вон! Не нужен такой дурацкий пес!
— Пошел вон, шлемазл! — хозяйка ткнула пса вонючей шваброй.
Бейгл снова бежал в санаторий, он издали чуял овсяную кашу с превосходным сливочным маслом.
На ступенях столовой сидел пухлый Дима, бабка нависала над ним и требовала, чтобы он собирался на пляж.
— Похуй на твой пляж, — отвечал внук. — У меня аллергия на медуз, а от солнца бывает рак. Отдай телефон.
— Сначала на пляж, — требовала бабка. — А потом я еще подумаю.
— Если думать нечем, то не стоит и пытаться, — пробурчал Дима.
— Хамло! — крикнула бабка. Ее руки и губы тряслись.
Бейгл гавкнул. Все удивленно смотрели на него, никто и не думал, что этот белый тюфяк умеет злиться. Пес рычал и крысился на Софью Александровну, она уговаривала его сменить гнев на милость, предлагала чипсы и конфеты, но он не успокоился, пока она не ушла.
— Спасибо, друг, — сказал пухляш, почесывая Бейгла за ушами. — Не знаю, что бы я без тебя делал.
Подошел Павел:
— Если че, у меня два телефона, могу одолжить огрызок. В школе отдашь.
— Да она совсем ебнулась, айфон тоже заберет. У меня свои методы борьбы с абьюзом.
— Например?
— Свалю на весь день и на всю ночь, пусть эта старая сука поймет, зачем нужны телефоны.
— Ну че, в заброшку?
— Ага.
Парни спустились на пляж, прошли в самый конец и перелезли через решетку, песик искупался и догнал их.
Они сидели на полу в недостроенном корпусе, который уже начал разрушаться. Перед ними на заляпанном краской табурете стоял айфон, в нем кто-то стонал и пищал.
— Помочь? — спросил Павел
Дима что-то промычал. Бейгл тактично улегся рядом и наблюдал за ними. Павел погладил его, и пес облизал липкую руку.
— Ты мерзкий, — хихикнул Дима.
— Ему это нравится, — смеялся Павел. — Бублик любит хентай.

Василий Николаевич проснулся в шесть утра и вернулся с пляжа весь в красных отметинах медуз.
— К черту эту дыру, — сказал он жене. — Щас приму душ и отнесу вещи в багажник, не забудь вынуть колбасу из холодильника.
— Я сам отнесу, — вызвался Павел.
— Павлушенька, я помогу, — вскочила мать, когда он попер тяжеленные сумки по коридору. — Стой, надорвешься!
— Мам, я справлюсь! — он прибавил шагу. — Займись едой!
Родители спешили на парковку с пакетами и термосумкой, им наперерез кинулась Софья Александровна в мятом сарафане:
— Где мой Димочка? Вы его не видели?
— Не видели, — сухо сказала Люба.
— Я спрошу у вашего сына.
— Не надо, — сказал Василий самым спокойным тоном, на который был способен.
— Что с ним сделал этот пидор? — Софья Александровна помчалась вверх по склону. — Где мой внук, где ты его спрятал, отвечай, шизик!
— Попейте водички! — Василий бежал за ней, вынув бутылку из пакета. — Успокойтесь, мадам!
Павлуша ждал наверху в новой белой Весте, он успел прогреть мотор и включить кондиционер
— Где мой внук?! — старуха барабанила кольцами по стеклу. — Где ты его держишь, псих?
— Да вот здесь, лежит связанный в багажнике, буду его трахать в Туапсе, — куражился Павел. — Жирный, ты как? Хватает воздуха?
— Откройте багажник! — Софья Александровна затрясла руками. — Я тебя засажу, гаденыш! Пусть тебя в тюряге сделают петухом!
— Любезная, давайте без оскорблений, — Василий оттащил потную бабку от машины. — Я ведь могу снова вызвать полицию.
— Надо лучше следить за детьми, — сказала Люба, садясь за руль. — Все, поехали из этого дурдома.
— Вы его избили и унизили перед всеми, — напомнил Павел. —Думаете, нормальный парень будет такое терпеть? У меня есть видео, где вы деретесь, я его запостил на ютубе.
Двери машины захлопнулись.
— Открой багажник, сука! — Софья Александровна вцепилась в капот.
— Котики, пристегните ремни! — скомандовала Люба.
Павлуша с отцом пристегнулись, мать резко сдала назад.
— Не пущу! — бабка повисла на воротах.
— Уважаемая, пропустите людей, — уговаривал охранник. — Я устал от ваших скандалов. Мы все от них устали.
— Пусть покажут багажник! — твердила бабка.
Люба нажала на кнопку, охранник открыл багажник.
Софья Александровна кинулась расстегивать сумки.
— Прекратите немедленно! — охранник схватил ее за руки. — Мы вас выселим за такое поведение.
— Может, они его расчленили?! Там в сумке что-то шевелится! — кричала старуха. — Как будто кто-то мычит!
— Так, хватит! — Василий вышел из машины. — Я долго терпел этот бред, но всему есть предел!
Он захлопнул багажник и сам открыл ворота. Когда Веста выехала на шоссе, охранник все еще держал бабку, а та пинала его по ногам, теряя пляжные тапки.
— Удивительно, как одна старуха в маразме может всех задрать, — сказала Люба, когда машина петляла среди ржавых сопок. — Бедный мальчик, поселили с такой ведьмой в одном номере. Логично, что он сбежал.
— Предлагаешь его поискать? — спросил Павлуша.
— Предлагаю как можно скорее доехать до Тамани и забыть эту дыру. Котик, передай мне сок.
    На обочине стояла колонна военной техники, солдаты были одеты в одни футболки и уставные трусы. Пот лился по их загорелым шеям и спинам, они чего-то ждали и разглядывали пустынный пейзаж.
Люба свернула на дорогу к мосту, впереди сверкало Черное море, она выключила кондиционер и опустила стекла, чтобы вдохнуть ветер с запахом полыни, водорослей и мокрого песка.
— Все-таки в Крыму очень хорошо, — как бы извиняясь сказал муж.
— Но люди не очень, — добавил сын.
Впереди маячили кабинки досмотра. Люба остановилась у первой, к ним направились два сотрудника службы безопасности с зеркалами и мателлоискателями.
— Большие сумки, пожалуйста, выньте из багажника и пронесите через рамку, а мелкие осмотрим здесь, — сказал седоватый мужчина в форме. — Вам очень повезло, что никого нет, вчера была очередь два километра.
— Да уж, — сказала Люба.
— А что это там стучит? — спросил молодой крымский татарин, шаря под днищем. — Как будто крыса попала в багажник и царапается.
Павел поспешно вынул свою сумку из багажника и понес в кабинку.
— Эй! Молодой человек! — женщина в униформе вывела его с той же стороны. — Господа! Собаки должны перевозиться в клетках. Для мелких допускается переноска, но вот так это жестокое обращение с животными. Он же задохнется у вас в багажнике. Посадите собаку в салон.
Люба почувствовала, что теряет сознание.
— Где твои вещи, придурок? — спрашивал Василий.
Бейгл очнулся в темноте и духоте, над ним орали люди, яркое солнце ударило в морду. Он был очень вялым и не понимал, что происходит. Песик не знал, что кудряш подмешал в молоко одну из своих таблеток.
— Все норм, барахло я оставил Димону, — бодро говорил Павлуша. — Я думаю, Бублик впишется в Туапсе, а потом мы его увезем домой.
— А где… а где… Димон? — Люба едва ворочала языком.
— А хер знает. Я ему отдал палатку и коврик, когда собирался.
— Ну здрасьте, а в чем теперь сидеть на пляже? — расстроился отец. — Нет, дружок, Бублик не впишется в Туапсе. Сейчас мы отвезем его обратно в санаторий и поедем искать Димона.
— Ага, чтобы эти маразматики нас обвинили в похищении ребенка? Выкидывай пса и поехали! — Люба вылила себе на лицо и руки бутылку воды и села за руль.
— Эй, а собачка? — крикнул татарин. — Господа, заберите собачку, ей не место на автомагистрали.
— Мам, не выбрасывай Бублика! — заревел Павлуша. — Ненавижу тебя! Я хочу, чтобы ты умерла от рака!
— Окей, — отец запихал пса в салон.
Бейгл вертелся и пытался его тяпнуть, но мужик оказался сильнее. На заднем сиденье расплылась лужа. Бейгл тяжело дышал, высунув язык, а кудряш вытирал за ним своей единственной футболкой.
— Бублик, будь умницей, сиди тихо, — просил он, обнимая пса.
Но Бейгл не собирался сидеть тихо! Он вертелся, пытался выпрыгнуть в окно и едва не пролез под педали. Как только они проехали мост, Люба с перекошенным лицом выскочила из машины, рванула дверь и выкинула пса за отбойник:
— Пошел вон, проклятая тварь!
Муж и сын не смели сказать ни слова, они поехали на ближайшую автомойку.
— Павлуша, ты вел себя очень безответственно, — оправдывалась мать, брызгая сиденье средством для сухой чистки. — Не надо во всех своих бедах обвинять меня. Понюхай, все еще воняет?
Вокруг них лежала желтая степь, шелестели придорожные кусты, на горизонте сверкал металлом новый элеватор. Василий жевал бутерброд с колбасой и сыром. Павлуша достал из сумки мокрую бутылку пива, по его лицу текли слезы.
— Не смей, — вяло сказала мать.
— А то что? — Павлуша сделал первый глоток. — Выкинешь меня, как собаку?
Зазвонил телефон:
— Любовь Викторовна, это Майя Мухамедовна вас беспокоит. Вы можете подъехать с сыном к нам в отделение? — татарку было плохо слышно из-за системы РЭБ.
— А в чем дело? — спросила Люба, вытирая пот со лба.
— Мы должны найти Дмитрия. Его бабушка написала заявление.
— Его бабушка занималась домашним насилием, могу скинуть ссылку на канал моего сына, он все заснял на видео.
— Понимаю вас, но нам нужен Павел, чтобы найти Дмитрия. Дети не доверяют взрослым, но он мог что-то сказать Павлуше.
— А где гарантии, что эта полоумная баба снова не набросится на моего сына? Вы в курсе, что она избила внука у всех на виду и отобрала телефон?
Перед мостом тянулась огромная очередь, теперь за рулем сидел Василий, он боялся, что бензина не хватит, и заглушил двигатель, все трое изнывали от жары.
— Я бы эту бабку придушила своими руками, — говорила Люба. — Из-за одной тупой суки мотаться туда-сюда это уж слишком.
— Кстати о суках, где сейчас Бублик? — напомнил Павлуша.
В небе что-то грохнуло.
— Это гроза или хохлы? — вяло спросил Василий.
В детской комнате полиции они оказались только после полудня, Павел был в отцовской майке, мокрой насквозь. Мать купила на заправке пачку сигарет и курила на улице, с Павлом сидел отец.
— Мне надо войти в свой аккаунт в гугле, — сказал Павлуша татарке.
Та дала ему ноутбук. Через пять минут он отследил свой айфон где-то в районе Ялты.
— Нельзя ли поточнее? — спросила татарка.
— Все вопросы к Сергею Брину, — ответил Павлуша. Еще скажите спасибо, что я дал Димону телефон и зарядку, а то бы вы его никогда не нашли.
— А где твои вещи? — спросил отец.
— Где-где, в пизде! Они у Димона! Надо же ему что-то носить.
До Ялты они ехали несколько часов, татарка уселась на место, обоссанное Бейглом — оно уже давно высохло. На полпути сигнал пропал — наверное, Дима выключил устройство или находился где-то в помещении. Было уже темно, к поискам подключились сотрудники ДПС, они нашли палатку и вещи на набережной, сам мальчик сидел в туалете, его мучил понос.
В полночь, грязные и липкие от пота, они поехали обратно в Керчь. Татарка еле дышала, зажатая пухлым Димоном, Люба спала на переднем сиденье.
— А где Бублик? — шепотом спросил Димон.
— Маман его выкинула за мостом. Ты же знаешь, она ненормальная истеричка.
— Да еб твою мать, — прошептал Димон. — Ничего, накопим денег и купим настоящего вельш-корги. Бублик, конечно, милашка, но лижется со всеми одинаково, а мне нужен пес, который будет любить только меня.
— Мне тоже. Можно на Авито взять в хорошие руки, — прошептал Павел. — Всякие скуфы покупают щенка, а он начинает ссать и портить вещи, тогда они врут, что у ребенка аллергия, и продают его за копейки.
— Ребенка или щенка? — хихикнул Димон. — Для старперов нет разницы, они и к нам относятся как с собакам. Сидеть, лежать, жрать помои.
— А потом отправляют на мясо. Нам охуенно повезло, что у нас инвалидность. В апреле весь класс гоняли в военкомат. Даже если у тебя близорукость, все равно берут.
— Что значит «отправляют на мясо»? — не выдержала татарка. — Это вы про героев СВО?
— Ага, своего сына туда отправите? — завелся Павел.
— При чем здесь это, у меня дочь, — оскорбилась татарка. — Между прочим, она помогает фронту, деньги собирает, плетет с классом маскировочные сети, а вам лишь бы языками чесать. Она говорит, если надо, пойдет добровольцем.
— Ну конечно же, — кивнул Димон. — Она говорит! И я могу наврать, что пойду добровольцем, а потом одной левой завалю тыщу хохлов. Вот только никуда я не пойду, как и ваша дочь.
— Да уж, — засмеялся Павел. — Кстати, а откуда у вас такой  патриотизм? Ваших предков разве не выслали в Казахстан в сорок четвертом? Или вы как Зоя Космодемьянская, которая подохла за Сталина, после того как он раскулачил ее семью?
— Щас доскачешься, мигом поставлю на учет!

В степи было темно, только на западе пылала оранжевая полоска зари. У Бейгла болели задняя лапа и хвост, он бежал по белой линии, надеясь, что она приведет его к дому с фасадом из прессованного мрамора и миске проплана, но белая линия все тянулась и тянулась вдаль, а проезжающие машины пугали песика светом фар.
Над ним, жутко урча и воняя, затормозила огромная машина, крепкие руки подхватили песика и отнесли в кузов:
— Жалко собачку, еще собьет кто-нибудь.
Внутри сидели люди в одинаковой форме и лежали вещи, совсем не понятные песику.
— У хохлов есть пэс Патрон, а у нас будет пэс Свинорез, — сказал один из парней.
— Разгром!
— Мавик!
— Дрон!
Незнакомые люди еще долго придумывали Бейглу клички, кормили пса и чесали его толстый живот, а пес урчал и махал им передней лапой, чтобы гладили еще.

— Ебана пилорама! — орал командир. — Какой дебил нассал в «Урале»?
— Товарищ старшина, это пэс Свинорез!
— Совсем сдурели, какой еще пэс?
Бейгл прятался под машиной, в тени. Его вытащили и предъявили командиру:
— Товарищ старшина, хороший же пэс, пусть будет у нас в расположении.
— Вы приехали не в бирюльки играть, вернуть собаку хозяевам немедленно. Даю два часа.
Бейгл уже видел этот переезд, желто-синий забор и ржавые сопки, на шоссе валялись расплющенные тушки ежей. Песик чувствовал, что он недалеко от дома.
— Мы его взяли в Тамани, как его вернуть за два часа? — переживал стриженый ежиком блондин с пухлыми щеками.
— Присроить в хорощие руки, — советовал таджик. — Дать объявления на Авито.
— С этим Авито будем еще неделю ковыряться, надо поездить по поселку, — предложил водитель. — Отдадим каким-нибудь детям. На крайняк подбросим на участок, где нет собаки, там и приживется.
— Свинорез, ко мне! — скомандовал таджик. Он привязал к ошейнику веревку и отнес пса в раскаленную кабину.
— Главное, чтоб не нассал, — водитель завел огромную машину. — Наш тупо не любит собак, наверное, в детстве собака покусала.
Они доехали до магазина «Маяк» и взяли две большие бутылки колы.     — Мама, это Бублик! — крикнула девочка с синдромом Дауна. — Мамааааааа!!!!
Бейгл со страху присел и написал на пол, таджик потащил пса из магазина, делая вид, что он здесь ни при чем. За ними тянулся мокрый след.
— Это Бублик! Он песель из санатория! — не отставала девочка. — Его украли педофилы вчера утром! Он точно Бублик!
— Деточка, не надо так нервничать, это не Бублик, а Свинорез, — объяснял водитель, — он не может быть твоим Бубликом, потому что я его поймал вчера ночью в Тамани.
— Его туда и увезли, — сказала женщина в радужном парео. — Бубличек, мой бедненький, иди сюда.
— Так ми можем ехат? — спросил таджик.
— Молодые люди, вы свободны, — объявила женщина в радужном парео. — Бублик, ко мне!
Как только «Урал» скрылся за поворотом, Бейгл вырвался у радужной тетки и помчался по обочине, мимо столбов со своим портретом, мимо персиковых и абрикосовых деревьев, мимо цветущей ленкоранской акации, мимо пляжа, мимо санатория, мимо страусиной фермы.
Его ждал дом с квадратными колоннами. Гитель сидела на ступенях в розовом платьице и черном туторе на правой ноге. Девочка плакала и ела виноград, Бейгл налетел на нее, опрокинул тарелку и десять минут лизал ей лицо, а потом нюхал непонятную штуку на ноге.
— Где ты шлялся, шлемазл? — спросил хозяин, отвязывая веревку. — Я из-за тебя в офис не поехал. Теперь будем ходить как дураки и сдирать объявления.
— Бейгеле было очень стыдно, и он прятался, чтобы мы его не ругали, — объяснила Гитель.
— Не надо приписывать этому пуфику человеческие эмоции, у него ни стыда ни совести. Ты из-за него три часа сидела в травме, — напомнил хозяин.
Бейгл потупился, обнюхал виноградину и съел ее.
— Это что-то новенькое, — хмыкнула хозяйка. — Наконец-то он проголодался.
Песик знал, что в санатории уже сварили суп с фрикадельками и ленивые голубцы, а на ужин завезли куриную печенку. Но никуда не убежал. Бейгл устал от новых мест и странных людей. Он съел и подмокший проплан, и кусок караимского пирога, и вчерашний эсик-флейш, который показался ему особенно вкусным. Он даже удивился, почему раньше не пробовал эту сладкую говядину с запахом пряника.
— Бейгеле, я так тебя люблю! — девочка обнимала пса, долго расчесывала его белую шерсть металлической штукой и написала на ошейнике номер телефона, чтобы никто не подумал, будто песик бродячий, и снова не украл его.
Купаться Бейгл пошел не один, а с хозяином. Гитель с бабушкиной палочкой ковыляла за ними, но устала и сказала, что подождет наверху на скамейке. Людей на поселковом пляже было немного: волны и медузы не нравились никому, кто-то поехал в соседнее Юркино, кто-то подальше, в Отрадное, кто-то сел на автобус до ближайшего пляжа у городища Мирмекий. С песиком здесь никто не играл, никто не кидал ему котлеты, чипсы и печенье. Хозяин окунулся, и Бейгл отважно кинулся за ним. Волны шипели и нападали на него, как белые кошки, он с трудом выбрался на берег и лаял на опасное море.
— Блядь, как щиплет, — выл хозяин, поливая себя из бутылки.
Пес отряхнулся и прижался боком к его ноге, преданно глядя вверх.
— Не подлизывайся, продажная собака, — смеялся хозяин. — Завтра снова променяешь нас на ведро печенки.
Бейгл чихнул.

Tweet