Генка ожидал ощущений, подобных тем, которые возникают при укусе большого спелого помидора, и даже вспомнил, как его разыграла одноклассница, в которую он был влюблён по уши.

— По-настоящему или опять в щёчку? В щёчку не хочу, у тебя там прищики.

— Прищики! Ну ты и колхозан потомственный!

— Ничего я не колхозан, у меня мама в промкооперации работает учётчицей, не хухры — мухры, а твой отчим на свинью восьмого марта залез в хлеву, когда его пьяного домой не пустили ночевать. Зато интеллигент, в университете охранником работает.

— Отчим — не отец, пусть хоть женится на свинье этой. Скажи уж сразу, что целоваться не умеешь.

— Это я-то не умею?

— Тогда покажи, что умеешь, а то обслюнявишь всю, и я в мужчинах навсегда разочаруюсь, — подруга достала из кармана школьного фартука здоровенный мягкий помидор. — Показывай.

Наивный Казанова присосался к овощу, подбадриваемый сладострастным воркованием:

— Так, так, молодец, давай ещё поглубже и с языком!

Косясь из-за помидора, Генка краем глаза заметил, как одноклассница расстегнула на платье две верхних пуговки, но не заметил, как в вестибюле за его спиной собралась толпа зрителей.

— Представь себе что мы в кустах на Белой, и я снимаю с себя платье, а ты трогаешь меня за грудь, о-о-о... — коварная искусительница положила руку соблазняемого на соответствующее место.

Много ли надо пацану в четырнадцать лет? Организм школьника немедленно отреагировал вулканическим извержением, а юная стерва довольно сильно шлёпнула Генку по руке с помидором, размазав переспелый паслёновый плод от уха до уха.

— А Заморыш помидор трахнул!

Выскочившая на хохот толпы директриса усугубила ситуацию, отвесив несчастному полномасштабных лещей и потребовав немедленной явки родителей в школу.

Генка конечно отомстил насмешницам (парни — старшаки, как ни странно, поддержали полового страдальца, видимо уже сталкиваясь с проявлениями женской подлости и немотивированной жестокости). Когда девочки занимались физкультурой на улице, он пробрался в раздевалку и натёр клочком стекловаты их нижнее бельё в интересных местах. Совсем немного, чтобы сразу не хватились. Всю отчаянно чешущуюся компанию после уроков отвезли гуртом в КВД, где открылась масса девичьих «секретиков» на радость родителям невинных агнцев.

Генка умел ждать и подавать месть холодной, а также был готов к самопожертвованию. Утром тридцать первого декабря группа из ста хорошо учащихся из всех школ города, в которую входила и главная обидчица, должна была встретиться с Главой Республики в специально оборудованном на центральной площади Зимнем городке. В назидание остальной беспонтовой школоте было велено провести в каждом учебном заведении праздничные утренники. Избранных, в сопровождении руководителей, забирали из школ специально раскрашенные маршрутки, они же должны были привезти детей обратно, чтобы те могли похвастать перед отпрысками морлоков щедрыми дарами администрации.

Неумолимый мститель начал готовиться заранее — скопил на быстросохнущий прозрачный герметик и два десятка мелких рыболовных крючков, и что-то в пластиковом пакете. А за сутки до часа Х, почти рыдая от скупости, купил на рынке варёную свёклу и картошку, и два килограмма солёной турши — жёлтой стручковой фасоли. Весь этот день он провёл в пустующем курятнике, заталкивая в себя провиант, связывая попарно крючки за цевья, жалами в разные стороны, засекая время схватывания герметика, штудируя умыкнутую у бабули подшивку журнала Здоровье и слушая прогноз погоды по старенькому транзистору в надежде, что лёгкий морозец продержится до завтра.

На утренник томатный Зорро заявился в числе первых, чем удивил классную руководительницу, но отмазка: «а если мне подарка не хватит?» успокоила учительницу, хотя она иногда и поглядывала в сторону скамеечки у колонны вестибюля, где со своим кульком устроился трудновоспитуемый.

Школа наполнялась людьми, ученики меняли грязную уличную обувь на относительно парадную, мешочки со снятой вешали в правой части гардероба, а куртки, плащи и прочее верхнее — в левой. Уже приехала замминистра образования в скромном полушубке из баргузинского соболя, сновали телевизионщики, выбирая из приглашённых наиболее симпатичных детей, родители разнимали мелкоту, дерущуюся за мандарины и конфеты. Царила атмосфера праздника.

И тут наконец пришла она, обидчица. В роскошной белой шубе по щиколотки, из альпаки, в белых же сапогах на каблуке, шапочке и снуде, она сразу же стала центром внимания, а Генка вжался в колонну из искусственного мрамора, не веря в свою удачу и надеясь, что школьные надзиратели не изменят своим драконовским привычкам и чиновница тоже не потерпит конкуренции на сцене актового зала.

Так и получилось, лауреатке не пойми чего разрешили не снимать сапоги и погнали на второй этаж вместе с остальным кворумом. Охраняла гардероб старая вечноусатая и вечнопьяная карга, немедленно засадившая стакан своего пойла и полезшая потрошить оставшиеся нерозданными подарки.

Генка выскочил из узилища, ударился оземь, не подумайте лишнего — засранец так и остался засранцем, просто упал со ступенек, отсидев ноги, пробежал на левую сторону раздевалки, схватил белое пальто и метнулся с ним в дальний угол за шкафы с инструментарием уборщиц.

Злорадство, отягощённое четырёхмесячной выдержкой, захлёстывало Гену, но он не позволил себе отойти от плана даже в мелочах. Протёр пол чьим-то шарфом, вывернул шубейку наизнанку, прицепил к шёлковой подкладке рукавов по пятку спаренных крючков, ещё раз вывернул изделие, нанёс полосы герметика на изнанку низа манжет и крепко сдавил каждую. За несколько минут схватывания кадет ордена иезуитов справил малую нужду в пустое ведро для мытья полов, распечатал пакет с гибкой гофрой для соединения унитазов с канализационными трубами, снял штаны, поочерёдно навалил в оба рукава шубы через нехитрое приспособление и повесил одёжку на место. Использованная гофра нашла своё место в обувном рюкзаке борцухи Долетука, с которым красавица недавно публично поссорилась.

Партизан Геннадий еле успел переродиться в мраморное изваяние, как сверху повалил народ, подгоняемый чиновницей и телевизионщиками — надо ещё было снять сюжет на фоне таблички с номером школы и кочующим вместе со съёмочной группой транспарантом «Всё лучьшее — детям!». Ассистентки быстро отсортировали два десятка хорошо одетых румяных старшеклассников, которых двумя кучками поставили рядом с дверями, а посередине встала замминистра, радетельно помогающая отличнице учёбы и быта надеть белую шубу.

Дальнейшее автор оставляет за кадром, давая волю читательской фантазии и скажет только, что мало кому удастся даже в мыслях превзойти эту новогоднюю феерию.

С Мариэттой, конечно, всё было иначе. Генке даже не пришлось думать о нюансах технологии обмена жизнесодержащих субстанций. В шее жертвы, или исцеляемой, как будто заработала мембрана, подающая в рот водителя небольшие порции крови и тут же забирая их обратно. Какую-то часть, попадающую на корень языка, Генка рефлекторно проглатывал, но ничего неприятного или приятного не испытывал. Мариэтта же реакцию дала практически моментально. Лежавшая, как безжизненная овечья тушка на прилавке, женщина с каждой минутой дышала всё глубже, появился пульс, расслабились начавшие коченеть мышцы, потеплели кожные покровы. Ещё через минуту она открыла глаза, уставившись на реаниматора невидящим взглядом, но подхватила ритм и прижала Генку к себе, задвигав тазом.

В голове у него как будто прокручивали на большой скорости документальное кино: вот молодая пара с коляской в парке, детский сад, утопающий в сирени, белые банты первоклашки, пионерская линейка, сбор помидоров в тепличном хозяйстве, первые бутылки вина, первые косяки со шмалью, тусовки на вписках, секс без ограничений, на любой вкус в любом составе, череда выкидышей, рождение не совсем здорового сына, смерть родителей, психиатрическая больница и лечение там у симпатичной рыжей врачихи, окончание экстерном медучилища и института, совместная работа всё с той же рыжей патронессой в гематологии ЦКБ и назначение главврачом в интернат престарелых. Мужчин и женщин не стало меньше, но среди них были сплошь состоятельные люди с возможностями, и разносортную дурь студенчества сменил добротный кокаин.

— Геннадий, извините, что вмешиваюсь, но необходимо сделать перерыв, иначе можно передать лишний оджас, и возникнет дисбаланс.

— А что это ты меня на вы называешь?

— Простите, господин, что был непочтителен. Меня оправдывает только то, что я солдат и почти не разбираюсь в этих теориях. Наша встреча была совершенно случайной, я был обязан защитить Ланца любой ценой и вернуть украденное.

— Да подумаешь, делов-то. Ты мне лучше скажи, а её того-самого можно? — Генка помог себе выразить смысл вопроса характерным движением рук. — Мой оджас там ничего не нарушит? А то я второй день всё мимо кассы, только тебя кормлю-пою.

— Ещё раз простите, господин. Это можно и даже нужно. Молодая кровь и новое поколение избранных нам необходимо. Вы с ней на одном временном отрезке от начала начал и из одной территории, так что есть шансы. У Ланца с вашей рыжей девочкой не получилось, например. Кстати, вот и картечина из затылка уже на земле валяется. — Хайнц приподнял и аккуратно повернул голову Мариэтты, — всё чисто, через пару часов и следа не останется. Велика ваша сила, господин.

— Перестань господинничать на каждом шагу, лучше посиди где-нибудь в уголке пока.

2.

— Может и телячье, но я так не говорил. Если вам, Елизавета Петровна, скучно и хочется поскандалить, то идите-ка нахер, извините за прямоту, у меня нет ни времени, ни желания с вами собачиться. Запомните только одно: я в эти дела не вписывался, ваши сами ко мне обратились, Олег, Тимур, Тимофей, разве не так?

Я дал вам оружие, вместе с вами от чудовищ отстреливался, человека, пусть и поганого, убил. Пусть не всё складно вышло, ну так и вы не спецназовцы, давайте уж по- гамбургскому. Я вас в чём-то упрекнул? Нет. А что вы от меня хотите ещё? У нас только здесь триста беззащитных, не считая персонал, и Инфекционная больница рядом, там кроме пьяного суслика на охране нет никого. По городу немцы с непонятными целями шляются с приличными деньгами.

Как-никак, а наркобарыг мы вычислили, видео побоища есть, больших вопросов к вам не будет, говорил же уже. Я вас понимаю, но и вы меня поймите. Самое лучшее сейчас, это подмоги дождаться. Предлагаю вам разбиться на смены и додежурить, оружия и боеприпасов сейчас из дому подвезу. Утром всех ходячих и ползающих в пятиэтажку временно, оставшихся здесь уплотним на втором этаже, чтобы под ногами не путались, пищеблок здесь не открывать, новую смену не пускать, все контакты в сквере, придумаете эпидемию какую-нибудь. Другого не предложу. Или соглашаетесь, или я ментов вызываю сейчас и растворяюсь в ночи, без обид.

— А что здесь решать? С меня всё началось, вместо того, чтобы домой идти, я с Красавчиком мутить начала, и всё через задницу вышло во всех смыслах. Я всё сделаю, как Игнат Фёдорович скажет. Только лежачих можно сейчас начинать по одному поднимать, на руках же не нести, все кровати на колёсиках, тридцать опекаемых по пять минут — считай за три часа управимся.

— За пять минут я кровать до Магнита и обратно дотолкаю. Перекладывать не надо, двое отправляют снизу лифтом, двое наверху их развозят, за час с хвостиком сделаем. Я бабку немецкую вспугнул и мохнатого не добил. Так что я с Рыжей.

— Я обезьяну эту трогала, потом Мариэтту развязала, они и сбежали, считай, из-за меня и сторожку спалили, и все службы вызвали. Извини, подруга, но разруливал всё Игнат, а не ты. И про мартышек в погонах, извини, Тимур, командир всё верно говорит. Как бы ещё эта марамойка на повышение не пошла, коксом и деньгами поделясь.

— То-то меня уговаривали должность директорскую занять. Это синекура и свадебное генеральство, говорили. Занимайся своими перепёлками и гостиницами, да бумажки подписывай и программу депутатскую предвыборную готовь, как ты был для сирых и убогих заступником и кормильцем. Кто с тебя спросит и за кого? Приличные люди дома умирают, среди благодарной заплаканной родни, а у этого сброда если только кладбищенская ворона на табличку фанерную насерет, так и то за радость. Ну уж нет, деньги я люблю, но не такой ценой, командуй Игнат.

— Меня и спрашивать не надо. Дядя Игнат, мы сейчас боевой мощью усилимся, пассажиров наверх переместим и что делать будем? В окно смотреть и Красную Армию на подмогу ждать? Как-то бздливо и тоскливо, а мне ещё хочется из Орла пострелять. Шутка конечно, но у нас тринадцать часов автономного плавания минимально. А если в Москве заминка какая? Не жирно немцам такую фору давать? И так пока на шаг отстаём.

— Тут ты в самую точку, лейтенант. Потому вас в обороне дежурить оставлю, а сам по городу проедусь, сейчас лишних движений много быть не должно, может кто и проявится в ночи.

— Один поедете?

— Давай поэтапно. Сейчас съезжу домой за боеприпасами, Катю на пятнадцать минут с собой возьму с карабином для прикрытия, вы тоже здесь без стволов ходить не вздумайте. Олег с Лидой помогут тросы от автобуса к джипу примотать и снять, ты с ПМ въезд контролируешь до нашего возвращения, Тимофей с Дезертом на входе в корпус. Вернёмся, продолжим совещание. На моё отсутствие Тимур за старшего. Марш по местам!

— Погодите минутку. Я понимаю, что списана на берег, но попрошу отсрочки. Вам сейчас пригодятся пара умелых рук и не совсем уж пустая голова. У вас тридцать только лежачих, на них одна медсестра, четверо санитаров-санитарок и ни одного врача. О людях подумайте элементарно, а обидки на потом оставим. Стреляю я не хуже Кати, если что.

— Согласен, благодарю — старпом не стал отыгрываться. — Катя, займись тогда эвакуацией пожалуйста, а мы съездим с Елизаветой.

— Семь футов вам в нужное место, цветочек аленький только мне привезти не забудьте, папенька с маменькой, — не преминула показать своё жало Рыжая.

Не успели коммандос дойти до входной двери, как где-то в куртке Олега Павловича телефон зазвонил украинским гимном. Директор завертелся на месте как кот, пытающийся поймать свой хвост, мешала раненая рука.

— Извини, командир, забыл на беззвучный поставить. Кого там в час ночи раздирает? Кать, помоги достать...

— Не стыдно к молодым девушкам с такими пошлыми рифмами подкатывать? — Елизавета зажала директора в углу коридора, пошарила у него за пазухой и вытащила аппарат.

— Держи, Гуска какая-то звонит.

— Спасибо. Не какая, а какой. Привет, Тарас! Ты на часы смотрел? Говори, только быстро, я тут занят немного. Чтооо??? Ты там надрался в лоскуты? Какой бункер, какие террористы? А Шойгу не позвать? Раньше не пил, знаю. Сейчас, погоди...

— Игнат, помнишь я тебе про хохла-бригадира у баптистов рассказывал? Просит начальника милицейского или военного, танки, авиацию и артиллерию. Послать?

— Дай сюда. Где здесь на громкую? Полковник Ушаков слушает!

Бойцы почти невидимого фронта обступили старпома, вслушиваясь в каждое слово и не веря своим ушам. Собеседник говорил с волнением, но довольно ясно и по делу, предупредив, что батарея садится, и два раза точно указав место, где он будет сидеть в кустах на улице.

— Собираемся и едем, жди. Сиди, как мышь, снимай всё на бинокль и ничего не предпринимай, что бы ни происходило, один ты никого не спасёшь, ни жену, ни дочку, ни земляков, понял? Из джипа девочка рыжая выйдет, к ней подойдёшь. Отбой связи.

— Это правда, дядя Игнат? — Веснушки на побелевшем Катином лице стали сильно заметны даже при тусклом дежурном освещении.

— Правда. Вот где наш дедушка Хуберт-Рудольф ещё всплыл. На двух столах сразу играет: на коллективный Запад, и немного шьёт для себя на машинке. Тут нам повезло.

— Это в чём же?

— Если цели были бы объединены, то взял бы он с собой двух автоматчиков из наёмников, и лежали бы мы впятером на полу с холодными пятками. А так у них Аненербе только в программе «Кому за сто и больше».

— И что нам теперь делать?

— Воробью клюв приделать. Вам всё тоже самое, а я к Тарасу поеду.

— Один? Их же там много, и оружия тьма. Я с тобой, ты же там не знаешь ничего, а я в ихнем хоре пела, ну и так, по мелочи, это неважно. Я не дам тебе одному ехать, отвечаю. У меня автомат, и я не шучу. Лучше я тебе здесь ногу прострелю, чем там на куски порвут. Тимур, поднимай своих ментов, телись давай.

— Не вздумайте даже! Сами прикиньте, как они могли здесь так устроиться, столько помещений снять, столько оружия затарить и людей из-за бугра нагнать без документов или с липовыми, причём это тогда, когда рядом СВО идёт? Ну шумнут они для вида, может положат пару охранников, и что? Заложников, Гуску этого с земляком, убьют, руководство разбежится или по норам спрячется. Оружие, что не вывезут, по телевизору покажут, расскажут, что банду наркоторговцев взяли, они же и заходили под этим флагом, умно всё продумали. А через месяц в другом месте всё вылезет. И вояк местных не подключить, никто не рискнёт дать приказ гражданские, да ещё и религиозные объекты штурмовать, даже если мы какие-то доказательства предъявим, а у нас и их нет, кроме рассказа баптиста-гастарбайтера, который первый ход за нас уже сделал. Сейчас выяснят, что один сбежал, второй пальбу в бункере начнёт, пшеки всех бойцов на ноги поднимут, начнут общаги минировать с заложниками, и такая каша начнётся...

— Погоди всех хоронить, Игнат, что ты опять раскаркался. Я, конечно, дура-баба, но разговор весь не хуже тебя слышала. На нашей стороне неожиданность и информированность, да и восемь вооружённых бойцов, если вместе с тем Гуськой считать, это не жук чихнул, и не надо сейчас заботу о нас показывать. Это наш город, нам и нашим детям здесь жить, извини за пафос, а значит нам и решать, какую цену и кому платить. План у меня есть. Быстро набирай с ребятами игрушек у себя всяких, и побольше, автобус назад не задвигайте, некогда. Мариэткину Мазду проверьте, она ключи обычно в замке оставляет. На трёх машинах едем, выгоняйте все на улицу. Через пятнадцать минут там встречаемся, нам с девочками ещё красоту навести надо успеть. — Елизавета сделала пару шагов вперёд и подтолкнула мужскую часть команды на выход высокой упругой грудью.

3.

Убедившись, что майор первой горнострелковой дивизии группы армий А, Хайнц Грот устроился в дальнем углу крытого дворика мрачного запертого дома, вычёсывая из густой тёмно-рыжей шерсти то ли насекомых, то ли катышки засохшей крови и грязи, Генка рассмотрел объект своего вожделения, поймав себя на внезапно возникших матримониальных планах.

А что, Мариэтта хоть и на восемь лет старше, выглядит на все сто. Возраст не только не состарил её, а наоборот, добавил лоска и совершенства. Высокого роста, с белоснежной кожей настоящей черкешенки без примеси поганой османской крови. Стройная, но не тронутая астенической худобой девушек горных аулов, безупречная с торчащим от возбуждения рожками тёмных сосков, грудь, тело без родинок и волос, кроме аккуратно подстриженного интимного места. С такой кралей и на рыбалку на Победу за карасём не стыдно съездить, и на футбол сходить. И за пиво ругать не будет, ибо она шудра и обязана беспрекословно служить господину из более высокой касты, и за трусы кружевные тоже.

Мысль о трусах вернула Генке практичность и напомнила о ситуации, в которой он стал обладателем этого позорного красного аксессуара.

— Ничего, герр майор, власть переменилась, попомнишь ты у меня ту ночку у Тамары, только потом, попозже, когда до денег ваших доберусь. Генка быстро разделся, зацепил ненавистный предмет резинкой за большой палец левой руки, натянул до упора правой рукой и выпулил в сторону мирно очёсывающегося монстра.

Однако снаряд до цели не долетел и на половине пути был перехвачен здоровенной шестипалой рукой вышагнувшего из-за санитарной Газели рослого мужчины в светлых брюках и пиджаке, небрежно перекинутом через плечо.

Повисла неловкая пауза.

Tweet