Этот ресурс создан для настоящих падонков. Те, кому не нравятся слова ХУЙ и ПИЗДА, могут идти нахуй. Остальные пруцца!

Рекомендовано Удавом!Завтра

  1. Читай
  2. Креативы
Вам доводилось участвовать в собственной казни?

Идти по прихваченной изморозью утренней зимней площади в старых казенных башмаках, пытаясь представить, сколько заключенных до тебя отправились в них в свой последний путь. Делать вдох за вдохом, стараясь надышаться впрок. Ощущать, как мерзнут руки, и знать, что может только потому ты еще жив, что тащишь ее, жизнь, на кончиках обмороженных пальцев.

И потом, замерев на точке, при полном холщовом параде посреди города в компании таких же бедолаг, но в абсолютном одиночестве, ждать залп под гулкий метроном сердца.

Или взойти на эшафот и видеть притихшую толпу не поленившихся собраться в столь ранний час сограждан. Знать, что они разойдутся по своим домам, к своим заботам и радостям, а твой путь закончится здесь. Прикинуть напоследок, где и когда ты свернул не туда на дороге жизни, разглядеть поверх любопытных голов черепицу крыш, что уже чуть подкрасил рассвет, и загадать еще хотя бы раз увидеть солнце.

Неважно, виселица это или гильотина, электрический стул или инъекция. Есть приговор, есть палач, все остальное – бюрократия.

Но что, если выносишь приговор и приводишь его в исполнение ты сам? Что, если у тебя есть только грязно-белый прямоугольник потолка? Он и дикое желание придушить Гузееву.




***




- Что будете пить? – спрашивает она, - минеральная вода? Сок?

Я только проснулся, и ее обращение вытащило меня из дремы, поэтому расслышал только что речь шла вроде про сосок.

Она в коралловой униформе, и ее грудь на уровне моих глаз. Грудь большая, и сосок на ней наверняка есть.

- Ага, давайте, - говорю я. От соска не привык отказываться с младенчества.

Она смотрит на меня и улыбается, ожидая конкретики.

Окончательно просыпаюсь: самолет, тележка с едой и напитками, стюардесса. Она красивая, такую несложно полюбить с первого взгляда.

- Можно мне… - голос осип после сна, - кхе-кхе. Можно мне кофе с лимоном?

Тут же корю себя за дурацкое «можно», как будто она вправе мне что-то запретить. «Будьте добры» или «я предпочел бы» звучало бы куда уместнее.

- Кофе, к сожалению, нельзя, - виновато улыбается она.

Вот это поворот. Оказывается, вправе. Просыпаюсь окончательно и бесповоротно.

- Мы в зоне турбулентности, и горячие напитки пассажирам не предлагаются. В целях безопасности.

Она застала меня врасплох, выдернула из сна, когда я не ощущаю грани между реальностью и видением. И да, я тоже в турбулентности. Вроде в ней, в ее лице ничего сверх нормы или наоборот – два глаза, один нос с ноздрями, рот, уши, щеки, но то, как они расположены, создает в моем мозгу образ зовущий, хватающий и тянущий к себе.

Она красива, и я, собственник по натуре, хочу обладать ею полностью, целиком, не позволять никому даже смотреть на нее, не то, чтобы принимать из ее рук стаканчик с вишневым или апельсиновым соком.

- Хрен с ним, давайте минералку, - хрипло отвечаю наконец. И после паузы добавляю: - с лимоном.

Пока она наливает минералку, наблюдаю за ее рукой – приятная, ухоженная с нежной и мягкой кожей, кольца нет. Беру стаканчик так, чтоб коснуться кисти и убедиться, что не обманулся в предположении о нежности кожи. Меня словно бьет током и, кажется, ее тоже.

Сногсшибательно улыбаюсь, но она уже вопросительно смотрит на моего соседа – усатого водителя циркового автобуса с мягкой речью и твердыми принципами.

- Мне, дочка, соку три стакана, любого, - отвечает он. Его зовут Михал Михалыч, и в цирке он работает двадцать семь лет. Эта информация никому не нужна, но он ей охотно делится. Примерно час назад он обменял обширную базу знаний о себе на мое хорошее настроение. Неравнозначный обмен, от продолжения которого спасли наушники с плавным погружением в сон.

Она чуть наклоняется, подавая Михал Михалычу первый стакан. Я мог бы просто податься вперед и укусить ее за сосок прямо через ткань, но продолжаю сидеть неподвижно. Нерешительность часто подводит меня в важных жизненных ситуациях.

 Обнадеживает только, что она повторит движение еще два раза - жадность Михал Михалыча вполне уместна. Представляю, что мог бы вот так же сидеть на кухне в трениках и майке, а она бы колдовала у плиты божественный завтрак.

- Вам не говорили, что… – начинаю я тупой подкат и прерываюсь на середине.

Она отвечает мне взглядом медсестры из психиатрии на тихого помешанного. Я наконец могу прочитать бейдж – Милена.

- Не говорили что? – спрашивает Милена.

- Да, не говорили что? – интересуется Михал Михалыч.

Самолет перетряхивает. Загораются световые табло. Раздача пищи и мой дешевый флирт на этом завершаются.

На белой футболке Михал Михалыча растекается апельсиновый принт.

- К удаче, - улыбается он.

Самолет вошел в грозовой фронт, вторгся в лоно стихии.

Раздается хлопок, и это не аплодисменты.

- Наверное молния попала в турбину, - пожимает плечами Михал Михалыч, - так что, если мы разобьемся, передайте моей жене, что я ее любил.

Пытаюсь сообразить, как же должны сложиться обстоятельства, что при авиакатастрофе на высоте десяти километров я что-нибудь расскажу его жене. При этом завидую его спокойствию.

Мимо торопится Милена, ни жестом, ни взглядом не выдавая свое волнение – инструкции, выправка, внутренний стержень.

Поднимаю руку, как прилежный школьник. Она наклоняется ко мне, чуть нетерпеливо, но все так же приветливо.

Самолет трясет, и она почти падает на меня; теперь между нашими лицами всего ничего.

- Если мы приземлимся, - говорю я совершенно серьезно, - я на вас женюсь.




***




- Да, мы поели, - улыбаюсь я в трубку, представляя, как она на том конце морщит носик – она всегда так делает, когда сомневается, но не хочет этого показывать, - Даник уплел две котлеты, а еще мы сходили за арбузом.

Данику четыре, он уверен, что если съешь арбузную косточку, то она прорастет в животе в целый арбуз. А еще он хочет стать летчиком.

Мне немного больше, и пять лет назад я сдержал обещание жениться, данное его матери в десяти километрах над землей. Тружусь дизайнером, разрабатывая логотипы, а иногда и весь стиль компании под ключ. Стюардессой работать удаленно гораздо сложнее, поэтому Даник большей частью на мне.

Я курю на балконе – никак не могу избавиться от этой дурацкой привычки – и смотрю вниз, на детскую площадку, где малышня играет в песочнице в Ленина и народ. Трое детей усиленно пытаются закопать четвертого, но у них никак не выходит.

Ужасно хочется спать. Был крупный заказ, вылившийся в две бессонные ночи и миллиард безвозвратно покинувших меня нервных клеток. Но это того стоило – мы можем слетать отдохнуть, куда душа пожелает, хоть на неделю, хоть на две.

Захожу в гостиную – Даник дрыхнет на диване, раскинувшись звездой. Он спит так с младенчества, словно пытаясь обнять весь мир. Кроме меня, разумеется, потому что он сразу решил, что правая половина кровати его, а отец, как взрослый человек, сможет добыть себе что-нибудь еще.

Я ложусь рядом и засыпаю со счастливой улыбкой на лице.

Проснусь несколько часов спустя от надрывного звонка в дверь. Лишь прошлепав к двери соображу, что Даника рядом нет. Потом будут лица, официальные и сочувствующие, с выпученными глазами и восковые маски. Скорая и полиция. Одни констатируют, другие запротоколируют. Сначала я буду хотя бы рыдать, потом не смогу и этого.

Она позвонит несколько часов спустя, когда приземлится. Спросит, как прошел наш день. Слова застрянут в моей глотке. Слова, что нет больше никаких нас, что этот день стал для Даника последним.

- Ты не закрыл балкон, - скажет она много позже. Когда сможет говорить.




***




В теле человека больше двухсот костей. Сломать все сразу – особого ума не надо. Остаться при этом в живых – совсем другое дело.  

В палате нас трое – я и две мухи. В меня то и дело что-то вставляют, вытаскивают, что-то колют и капают. Мух не трогают.

Гипса во мне больше, чем в Венере Милосской, и не только потому, что у меня на две руки больше. Обе, правда, сломаны. А еще ключица, несколько ребер, челюсть в трех местах. Бедро теперь больше похоже на ведро. С костями разумеется. Медсестры уже шутят, значит я иду на поправку. А раз так, то когда-нибудь я встану на ноги. Мне немного надо – дойти до окна.

Но сначала я разобью проклятый телевизор. Не знаю, кто лежит в палате напротив, но он смотрит долбаный ящик круглосуточно.

- Это модный приговор. Мы начинаем! – раздается из динамика.

Жизнь умеет зло шутить. Сдохнуть от круглосуточного телевещания – приговор действительно модный. Вспоминаю, что читал где-то, как тибетские монахи силой мысли останавливали сердце. Тужусь изо всех сил, но выходит только бздануть.

- Это хорошо, - говорит медсестра, - значит, поправляетесь!

Я забыл, что она здесь, но меня это и не смущает. На самом деле поправляется она, и если не перестанет лопать на ночных дежурствах пирожные, скоро пополнит ряды бодипозитивных инсулинозависимых.

- Я – Лариса Гузеева, и это – Давай поженимся! – доносится из соседней палаты.

«Давай, сука, поженимся уже!» - хочется крикнуть мне, но членораздельность пока не мой конек. Я готов пережениться на всех до единой, только чтоб мне дали спокойно уйти.

Выбросить телевизор в окно и шагнуть следом. Такой нехитрый план на оставшуюся жизнь.




***




Влюбленные часов не наблюдают. Я не наблюдаю еще и календаря. Слабо понимаю, когда одна реальность сменяется другой под воздействием алкоголя. Я пью размашисто, самозабвенно, словно перематываю жизнь, не в силах просто нажать на стоп.

Мы давно не виделись. Она ушла с головой в работу, я нырнул на дно стакана и жизни. Я ни от кого не бегу, потому что алкаши со стажем утрачивают беговые функции.

Сначала она еще приходила, и в эти редкие вечера мы делили квартиру, как два привидения делят старый заброшенный особняк. Затем она предпочла гостиницы, а я – портвейн. Я начинаю забывать, как она выглядела. Как выгляжу я, лучше не знать никому.

Мои окна зашторены, в последнее время я не из любопытных. Перестал выходить из дома сразу после того, как наладил канал поставки алкоголя из соседнего магазина в свою квартиру. Магазин держит Вагаршак, и он слабо разбирается в законах. Мы с ним приятели, но это до тех пор, пока у меня есть деньги.

Вот и весь перечень достижений за последние несколько месяцев.

Я открываю глаза, пытаясь оценить дислокацию. Где-то в коридоре между ванной и кухней, лежу на спине, наблюдая за невозмутимостью потолка. Витрувианский пылесборник. Алкашу лучше бы спать на боку, чтоб не захлебнуться в собственной блевотине, но я стараюсь держать все в себе – и мысли, и слова, и вчерашнюю скудную закусь. Мне вдруг кажется, что это отличный день, чтоб уйти, нужно только добраться до балкона.

И только сейчас соображаю, что все это время тишину разрывает дверной звонок. Кто-то чертовски настойчив в желании увидеть уровень моего падения. Вряд ли это армянский связной с двумя стволами горькой, тот обычно стучит. Меня начинает разбирать любопытство, на которое, я, был уверен, уже не способен.

Медленно поднимаюсь, оценивая расстояние до входной двери и до балкона. Удивительно, но кажется, я вчера отрубился ровно на середине этого пути. Решаю, что напоследок увидеть хоть кого-нибудь, это вполне сносное испытание, и направляюсь в прихожую. Зеркало который месяц крутит на повторе артхаусный хоррор про человека-алкаша.

Упорно пытаюсь открыть дверь – пальцы не слушаются, словно артритные.

- Чего бль?.. – не успеваю проговорить заготовленное.

На пороге двое пацанов, лет семи. Увидев меня, они собираются дать деру, и это было бы весьма разумным, но один из них останавливается и твердо смотрит мне в глаза. Ему страшно, но мне во сто крат страшнее.

- Возьмите котика, а? – просит пацан и показывает мне волосатое существо из-за пазухи, - ему жить негде.

Ему негде, а мне незачем. Намечается тандем.

- Как звать? – спрашиваю я. Запой приучает к лаконичности.

Пацан пожимает плечами.

- Барсик наверное. Или Мурзик.

- Тебя как звать?

- Ааа. Меня – Андрей.

- Уходи, Андрей. Я собак люблю.

Закрываю дверь. Громко. С хлопком. Показывая, что разговор окончен. Но что-то невидимое, неуловимое успевает проникнуть внутрь. Что-то, как если бы пацан успел подставить ногу и свет узкой полоской шлепнулся на грязный линолеум пола.

Я должен увидеть ее. Хотя бы попрощаться. Это нужно не ей – мне, но ведь я всегда был эгоистом.




Мы сидим в машине, старательно не смотря друг на друга. Она только с очередного рейса, я из длительного запоя. Совершенно чужие люди. Я все еще люблю ее, но сейчас это неважно, и, наверное, уже никогда не будет важным. Нам некуда ехать, но и стоять здесь дольше бесплатных пятнадцати минут я не могу – нечем будет заплатить за выезд.

Завожу двигатель, едем куда-то в ночь. Ругаю себя за то, что вообще приехал. Зачем? Нужно что-то говорить, а слова, которые еще помню, никак не складываются в предложения.

Все едут куда-то, мы едем никуда. Лавирую между машин, будто пытаясь отыскать на МКАДе ту заветную полосу с номером девять и три четверти, что одним мигом перенесет нас на другую сторону, в волшебный мир жизни до.

Украдкой бросаю взгляд. В ее глазах будто непонимание, как нужно на меня смотреть, какие эмоции испытывать. От этого злюсь. А еще от своей полной беспомощности. Уже ничего не вернуть, как нельзя склеить осколки вазы или разлепить пельмени. Сегодня в позавчерашний день не только лишь все.

- Высади меня здесь, - тихо произносит она.

Мы где-то между Ярославкой и рассветом. По обе стороны кольцевой мрачный и депрессивный Лосиный остров, и это не лучшее место для одиноких ночных прогулок.

- Я довезу тебя домой. Скажи адрес.

- Высади меня здесь, - повторяет она.

Медленно оттормаживаюсь и съезжаю на обочину.

- Мы могли бы…

- Могли бы, - устало перебивает она, - и наверняка где-то, в одной из тысяч других реальностей мы счастливы. А может быть, в каждой из них, кроме этой. Мне пора.

Она на миг накрывает своей ладонью мою, и меня буквально прошибает разрядом, будто подводя черту под всей прошлой жизнью. Я не могу отпустить ее. Слишком долго все делал неправильно, не то и не так.

Я украду ее еще раз.

Педаль в пол. Отчаянный свист покрышек, кресла мягким толчком в спину, и вот мы уже вновь в потоке, но сейчас это уже совсем другой маршрут. Кажется, я снова вижу путь. Она закрывает глаза.

Начинаю бешеный заезд, меняя ряды, наплевав на скоростные ограничения, будто показывая мастер-класс опасного вождения. Мчу что есть сил, лошадиных и собственных, тороплюсь, боясь, что с рассветом все пропадет, рассеется, этот короткий проблеск настоящей жизни превратится в тыкву.

Кругом фуры, в каждом ряду. Гигантские ночные бабочки, которые все еще гусеницы. Ухожу вправо, по диагонали через все полосы, но в крайнем правом ярко загораются стопари, ныряю на обочину, а там еще одна фура. Она стоит, а я слишком тороплюсь. На скорости сто сорок вхожу правой стороной под кузов. Его лонжерон сминает мою жестяную коробку. Ноги горят огнем, лицо встречается с рулем. Подушка безопасности спасла кого-то до меня, жаль только, что узнаю об этом при таких обстоятельствах. Успеваю увидеть, как единственный дорогой мне человек превращается в кашу.

Выключается свет.




***




 Днем приходил Борис Дмитрич. Врач от Бога, из того, что было под рукой он смог собрать меня. Но даже ему не под силу оживить Милену.

- Завтра будем учиться ходить. Это долгое занятие.

Я хочу ответить, что мне не нужно долго, мне нужно всего до окна. Борис Дмитрич всегда подтянут, чист, аккуратен и улыбчив. Кажется мягким и добродушным, но когда нужно было восемь часов простоять, штопая меня, он сделал это, как наверняка делал уже не раз. Не знаю, что припасено в его голове для себя, но для каждого из нас он мощный маяк, ориентир, куда и как нужно жить.

Сейчас уже вечер, и если ходить можно будет завтра, почему бы не попробовать сегодня. Мухи подбадривающе жужжат.

Тыдыщ. Тыдыщ. Ходунки громко извещают все отделение о моих передвижениях. Каждый шаг, каждое движение отдается болью, которую не дислоцировать, потому что она везде. Я, как эти расшатанные, скрежещущие ходунки.

Слышу из соседней палаты, как некая Маргарита Васильевна переспала с соседским доберманом, и теперь он не смотрит на других сук, не спаривается, а только скулит. Хозяева псины хотят засудить бедную женщину, а у ведущего припасен еще какой-то сногсшибательный гость. Похоже на «Пусть говорят», но это не точно.

Не знаю, в студии ли доберман, но намереваюсь это выяснить. А заодно посмотреть в глаза этому глухому телеманьяку.

Останавливаюсь в дверях. Палата одноместная. Кто лежит на кровати не разобрать, но больше всего напоминает гигантский моток тюли.

- Бедняжка, - раздается голос за спиной. Это Варя, она сегодня дежурит, хорошая девочка, только нос сует везде и катетеры больнее других ставит. Может, это как-то связано.

- Ее к нам из ожогового перевели, долечиваться, - добавляет Варвара.

Теперь вижу, что да, это погорелица. «Белый бинт – Черное ухо», приходит на ум злая шутка.

- Аха хие хаут? – пытаюсь узнать у медсестры.

- Валентина, - отвечает та. – Валя.

- Хии-иха, - мотаю головой в сторону телевизора, вкладывая в это шестизвучие все накопившиеся вопросы.

- У нее вся семья в доме сгорела, - тихо произносит Варя, - муж, трое деток. Она сама чудом в живых осталась, обожженная вся. Борис Дмитрич сказал телевизор не выключать, наоборот погромче сделать, чтоб в себя не уходила. Пусть, говорит, бесит, это тоже чувства.

Борис Дмитрич разбирается в раздражителях.

- Я на посту буду, мне еще лекарства на утро подготовить нужно, - осматривает меня, прищурившись, - а вы не уходите далеко. И не шумите сильно.

Да ей хоть сейчас в медицинский стендап. «Не волнуйся, Варечка, я буду тут, под окнами. Обещаю лежать тихо».

На экране Гордон виновато пожимает плечами.

Тыдыщ. Тыдыщ. Тыдыщ. Незаметно подкрадываюсь к изголовью. Там, где нет бинтов, видно, как поиздевалось над ней пламя.

Кажется, мы - коллеги. Потерять все, заодно потеряв себя.  Добро пожаловать в бутик бракованных людей, сестренка.

Сдаться? Уйти сейчас? Кому многое дано, с того особый спрос. Кажется, мне дано бесконечно много. Нас пугают судьбой, но судьба – это и есть мы, как бы вокруг ни пытались доказать обратное.

Я понятия не имею, что будет завтра. Но теперь я точно знаю, что оно будет. Шесть грустных букв, из которых выросло слово, полное надежды. Полное самой жизни.

Аккуратно поправляю одеяло и кряхтя поднимаюсь.

Она заслуживает шанс на жизнь. Я заслуживаю возможность уйти, но уйти не так. Не сейчас.

- Хпи. Я хафра ихьо хайду.

Я выключаю телевизор.

Нематрос , 03.09.2021

Печатать ! печатать / с каментами

ты должен быть залoгинен чтобы хуйярить камменты !


1

Старичюля, 03-09-2021 10:01:48

уно

2

Старичюля, 03-09-2021 10:01:59

хуюно

3

Старичюля, 03-09-2021 10:02:07

трес

4

Альбертыч, 03-09-2021 10:05:08

Отменно написано

5

Запиздухватуллин, 03-09-2021 10:14:40

ну так чота себе. прочитал

6

вуглускр™, 03-09-2021 10:47:14

тагто слог неплох, но долго и нудно ...

7

ляксандр...ВСЕГДА,,,, 03-09-2021 10:53:00

букофф многавата но читать надо

8

Качирга, 03-09-2021 11:23:32

тнт-6, 118тая серия

9

ЖеЛе, 03-09-2021 11:24:57

шикарно...

10

Хуй Верёвкин, 03-09-2021 11:40:21

ни асилил...

11

Центр Восприятия Действительности, 03-09-2021 11:53:18

Пронзительная история. 6 звезд и нетленка.

12

Пробрюшливое жорло, 03-09-2021 11:53:48

севодня жль

13

Кальян, 03-09-2021 12:08:03

тут если и палец то только из жопы

14

бомж бруевич, 03-09-2021 13:16:31

фчера

15

СЕВЕРНЫЙ ВЕТЕР, 03-09-2021 14:08:03

Охуенно! 6 звёзд и ниибет!

16

spirochaete, 03-09-2021 14:32:58

Не очень. Слёзосоплевыжималка в женском стиле

17

SERGIO, 03-09-2021 14:48:50

Судя по ШГБ - писалось на конкурц, на Альтерлит.
Но там нужен был йумаристический россказ, а тут хохотать негде от слова совсем. И поместили сюда. С пальцем.
Хотя, прочитал с удовольтвеем. Мне такое нравится. Палец - к месту.

18

ЖеЛе, 03-09-2021 15:26:31

ответ на: SERGIO [17]

>Судя по ШГБ - писалось на конкурц, на Альтерлит.
>Но там нужен был йумаристический россказ, а тут хохотать негде от слова совсем. И поместили сюда. С пальцем.
>Хотя, прочитал с удовольтвеем. Мне такое нравится. Палец - к месту.

*** да... паходу так...
палец оч к месту...
написано сильно...

19

Нематрос, 03-09-2021 15:38:24

Так все и было. Хотел написать на конкурс, но полезло из меня не конкурсное.

20

бомж бруевич, 03-09-2021 16:04:11

Шототам про казнённые башмаки. Придётся четать.

21

бомж бруевич, 03-09-2021 16:38:01

Понял что ЛГ ездит на Альфа Ромео или Мазерати. И про ШГБ что-то. В целом понравилось.
Написано очень по-современному. Модный слог.

22

mobilshark, 03-09-2021 16:58:00

ответ на: Нематрос [19]

ну надо ж сдерживать себя как-то
полезшее осилил со второго раза - тижолое.
но красивое
концовка сильная
6* безоговорочных

23

Сирота Казанский, 03-09-2021 17:41:29

ВОТ! Вот ради таких текстов стоит читать удафком. Это ахуительно, причитал с удовольствием, 6*. Палетс к месту.

24

геша, 03-09-2021 20:17:55

и тут скожу - отличьна

25

TheDawn, 03-09-2021 22:26:58

Да ну нахуй. И так работа состоит из сплошных инвалидов, неизлечимых и ебанутых, каждый день смотришь на чужое горе и нюхаешь чужое говно - так еще и читать об этом. Не, пускай дркгие нервы себе щекочут.

26

KAMAZ, 04-09-2021 03:13:35

мне такой депресняк вкатывает
6* и ниибёт

27

Максимка, 04-09-2021 04:44:38

Нет, такое на конкурс, по заказу,
нельзя писать. Такое должно быть пережитым.

28

Чмопиздрокл (АУК), 04-09-2021 06:41:42

Наконец-то чота четабельное.

29

Нематрос, 04-09-2021 11:44:30

ответ на: mobilshark [22]

Спасибо. Хе-хе, надо бы. Но подумываю, не замахнуться ли на трагический конец для трех друзей, там как раз один или два месяца не окученных осталось. Вот и захуячу их всех.

30

mobilshark, 04-09-2021 14:25:37

што-то ты, бро, захандрил.
на смерти много веселья не выкружишь
так - чернушки немного, а осадочек от букав будет, имхую, неприятный
В этой жизни умереть не трудно. Сделать жизнь - значительно трудней (с)

31

Десантура, 04-09-2021 14:53:15

Депрессион стайл.. не мое

32

Ледчег, 04-09-2021 17:09:19

Нематрос, самолеты в грозовой фронт не летят. Ну есть, канешно, совсем клинические долбоебы, что лезут (см. Шереметьево), но 99.9% будут обходить

33

Мастер Глюк, 05-09-2021 10:38:30

6*

34

Йош! , 06-09-2021 00:00:07

6*!

35

энквизитор, 06-09-2021 09:48:45

литературно, только климсагимщина
исповедь никчемного интеллигентишки, эгоистичного, слабого
сочюя к персонажу не испытал

36

На горшке король, 06-09-2021 12:43:22

Фирменный стиль нематроса

37

MixNotShake, 06-09-2021 13:20:13

Депресиффно.
Может, лучше "Месяцы"?
"март" и "ноябрь" еще остались, кажись.

38

MixNotShake, 06-09-2021 16:04:09

ответ на: энквизитор [35]

>литературно, только климсагимщина
>исповедь никчемного интеллигентишки, эгоистичного, слабого
>сочюя к персонажу не испытал

Еще и бабу убил зачем-то.
Токсичный персонаж, этот ГГ, и рассказик тоже. Осень в Петербурхе?..

ты должен быть залoгинен чтобы хуйярить камменты !


«Я с таким козлаёбом общаюсь уже двенадцать лет, из которых одиннадцать лет и одиннадцать месяцев вынашиваю план морального убийства этой отрыжки Аншлага. Почему так долго? Голыми руками его не возьмешь. Все попытки слабо подготовленных мстителей заканчивались провалом.»

вход для своих

Технология поиск слитых фото через нейросеть

«Спастись от обезьяна не было никакой возможности, он ебал ее везде где поймает, бедная девушка выливала на себя тонны дезодорантов, дабы истребить с себя вонь от обезьяньей шерсти (обезьян ебал ее круглосуточно, а мыться он не любил).»

— Ебитесь в рот. Ваш Удав

Оригинальная идея, авторские права: © 2000-2025 Удафф
Административная и финансовая поддержка
Тех. поддержка: Proforg