Пролог.
Часть 1-я. Что было набрано мелким шрифтом.
Часть 2-я. Устрица с клюшкой для гольфа.
Часть 3-я. Огненный ангел, или Новое назначение.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
ДЖЕНИС – рок-звезда, королева белого блюза.
ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ – всемогущий и невидимый персонаж, его называют Богом.
ДЕМОН МАКСВЕЛЛА – учёная выдумка, нарушитель 2-го начала термодинамики.
КРОШКА БАРБИ – бывшая кукла, знаток тривиальных истин.
КРОУЛИ – посланец адовой бездны, философ и сатанист.
ХАДДИ ЛЕДБЕТТЕР (ЛЕДБЕЛЛИ) – легенда блюза начала прошлого века.
Рок-звёзды 70-х («Клуб 27»):
- БРАЙАН ДЖОНС,
- ДЖИМ МОРРИСОН,
- ДЖИММИ ХЕНДРИКС.
ГОЛОС МАТЕРИ ДЖЕНИС.
ЧЕЛОВЕК С ВОСТОКА.
ПИРАТ МОРГАН.
В эпизодах: музыканты, журналисты, танцоры.
Любое сходство с историческими персонажами – чисто условное и носит случайный характер.

ЭПИГРАФ:
Бог сотворил человека по образу и подобию своему.
Человек отомстил ему тем же.
(Вольтер)

ПРОЛОГ.
Сцена представляет собой огромный конференц-зал. Вдали, на возвышении – трибуна с микрофоном. В правом углу старое механическое пианино. Задние ряды, обращённые спиной к зрителю, погружены в темноту. Над трибуной – чёрно-белый фотопортрет Дженис Джоплин в траурной рамке. Возле пианино появляется ЛЕДБЕЛЛИ в чёрных брюках и куртке-толстовке с капюшоном, садится на круглый стул, откидывает крышку инструмента и наигрывает мелодию: Otis Spann, «Walking The Blues» (Трек 1). Под дребезжащие звуки пианино передние ряды кресел заполняются журналистами. На трибуне, покрытой алым покрывалом и перечёркнутой чёрной лентой, появляется  КРОУЛИ в багровом смокинге и таком же галстуке-бабочке, на рукаве у него траурная повязка. Он небрежно подхватывает микрофон со стойки, щёлкает по нему ногтем, проверяя звучание, и жестами призывает публику к тишине.
Шум в зале постепенно стихает.

КРОУЛИ.
Attention, please! Потише там, в задних рядах… леди и джентльмены, мы собрались по скорбному поводу… а именно, по случаю выхода посмертного альбома Дженис Лин Джоплин, королевы белого блюза. Мне выпало горькое счастье быть менеджером и, не побоюсь этого слова, ближайшим другом певицы. Руководствуясь данными обстоятельствами, я взял на себя труд довести разрозненные записи до совершенства… в результате, заверяю без ложной скромности, получился лучший альбом в истории блюза… а может, и всей рок-музыки! Одновременный старт продаж диска «Завещание Дженис Джоплин» в США и Европе намечен в рождественские каникулы. Первая сотня экземпляров будет выставлена месяцем раньше – в аукционном режиме, продажа пойдёт в прямом эфире ведущих телекомпаний! Джентльмены, я готов ответить на ваши вопросы.

Сидя возле пианино, ЛЕДБЕЛЛИ поднимает руку, затем встаёт.

ЛЕДБЕЛЛИ.
Достопочтенный сэр! Ходят упорные слухи, что смерть Дженис отнюдь не была случайной. Говорят, она погибла в результате убийства. Очередная жертва из числа тех, кого называют «Клуб 27»: Брайан Джонс, Джим Моррисон, Джимми Хендрикс… как и Дженис, они ушли в двадцать семь. Мне, старику, получившему в застенке прозвище «Ледбелли-Свинцовое Брюхо» за то, что выжил после ранения, многое непонятно… кто и зачем…

КРОУЛИ.
Молчать, Ледбелли! Лишаю вас слова! Кто впустил сюда этого клоуна?! Охрана, выведите его немедленно! Даже похороны готовы превратить в балаган…

Всеобщий шум, затемнение.
Занавес.

Часть 1-я. Что было набрано мелким шрифтом.
Интерлюдия для пары танцоров:
 Eddie Cochran, «Summertime Blues» (Трек 2).

Сцена представляет собой помещение бара в интерьерах 70-х гг. прошлого века.
В углу – старое пианино из пролога. Над стойкой и размещённой за ней витриной с напитками мигает и потрескивает разноцветная неоновая вывеска: «Клуб 27». Стоя за стойкой, ЛЕДБЕЛЛИ протирает тряпкой бокалы и рассматривает их на свет. Это старый курчавый негр, на нем засаленный белый смокинг, коричневый галстук-бабочка в белую крапинку, чёрные брюки и чёрные лаковые ботинки.
В углу зала в одиночестве сидит КРОУЛИ, лысоватый, с зачесанной прядью, плотный мужчина лет 40-ка в ковбойском костюме с кистями и шляпе «стетсон», надвинутой на глаза.
За столиком в центре сцены дремлет ДЖЕНИС, положив голову на руки. Ей по-прежнему 27.
Она в розово-сером балахоне до пят, подпоясанном тонким золотистым шнурком, и деревянных сабо.
На руках у певицы масса браслетов, на шее ряды разноцветных бус.
ДЖЕНИС поднимает голову и протирает глаза, удивлённо оглядываясь по сторонам.
За столиком в углу, со стаканами виски, которое не убывает, сидят молодые люди:
- ДЖИМ МОРРИСОН, привлекательный шатен в тёмно-синей сорочке, белых джинсах и «ковбойских» сапожках на каблуке,
- ДЖИММИ ХЕНДРИКС, курчавый негр в зелёном гусарском ментике с одним золотым эполетом, кожаных джинсах и высоких белых кроссовках,
- БРАЙАН ДЖОНС, ухоженный англосакс в коричневом замшевом костюмчике, бежевых ботинках, бледно-розовой рубашке и тёмно-зелёном галстуке.

КРОУЛИ.
Мечтаешь утопить теорию заговора? Не выйдет, Ледбелли! Маньяки обожают знамения! Похоже, ты просто не в курсе…

ЛЕДБЕЛЛИ.
Вы просто олух, мистер Кроули. Мне жаль, но дело обстоит именно так. Любые знания – это факты. А призраки знаний называют намёками. Ну, что такое знамения? Роковой цифрой двадцать семь астрономы средневековья отмечали планетарные циклы. Астрологией тогда многие баловались. Года, кратные девяти, именовались циклом Чёрной Луны. Или циклом Лилит. А Лилит…

КРОУЛИ.
В ушах от тебя звенит! Валил бы ты с циклом Лилит… на Альфу Центавра, в пещеру к мыслящим ящерам. Пора прибраться в этом гадюшнике. Мебель сменить! И заказать новых девочек!

ДЖЕНИС
(поднимает голову, сладко потягивается, разводя руки в стороны).
Я здесь! Кто заказывал девочек? О-ой… до чего же сладко спалось. А где презентация? Куда все подевались? Ребята-а… ух, ты! А я вас уже схоронила. Ты глянь, оба Джимми здесь! Вы что, на кладбище репетируете? Не знала, что бывают такие галлюцинации…

МОРРИСОН.
Хай, Дженис. Не болтай попусту… есть версия, что мы в чистилище. Узнать бы, кто и зачем нас сюда загнал?

КРОУЛИ.
Что вы за народ, музыкантишки! Сплошные фантазии. Нет никакого чистилища. Есть только тамбур вертикального взлёта. Хозяин тамбура – господь бог. Но тишина и порядочек – только здесь, наверху. Внизу болтовня, интриги, наркотики – дьявольское столкновение интересов. А в небесах – бесконечный трёп, интриги… и паузы! Ни фитнеса, ни пилатеса… нет даже плёвой рекламы для похудания. Нет правды на земле… но правды нет и выше! Мне, между прочим, третий месяц премиальные не выплачивают. Недопоставка творческих сил, видите ли… мессир уже трижды серой пованивал…

ЛЕДБЕЛЛИ.
Бедствуешь, стало быть? Угольков бы тебе премиальных… за пазуху. Зря надрываешься, Кроули. Владеет смертью рука судьбы… и всё такое.  А вот уж чья это будет рука…

ДЖЕНИС.
Бармен, какого чёрта тут происходит?

КРОУЛИ.
Коль речь о чёрте, я всегда на месте… и кто бы ни пришёл, готов помочь. Приглашаю на экскурсию, Дженис: «Геенна огненная: мифы и современность». Вы цените современную готику?

ЛЕДБЕЛЛИ.
Кыш! Вон, нечистая сила! Развелось вас, спасу нема… загни ещё, как в прошлый раз, что это ФБР инсценировало массовое самоубийство членов Клуба в борьбе с движением хиппи! Остаток вечности, Кроули, проведёшь на помойке, где-нибудь в поясе астероидов. Вот хиппи, точно, спеклись после ухода Дженис… но где доказательства?! Ага… ну, стало быть, вот и Дженис. Простите, мэм, я не бармен… точнее, не совсем. Я – бывший блюзмен, меня зовут Хадди, по прозвищу Ледбелли.  Иначе говоря – Свинцовое Брюхо… пырнули, знаете ли, в камере ножом, но бог был занят и я по недосмотру остался в живых. Потом-то прибрали к рукам, конечно, но чуточку позже… и вот я снова среди своих. С прибытием в «Клуб 27»! Звуковая дорожка кончилась. Все звёзды в небе... и всё такое.

ДЖЕНИС.
Хай, Хадди. Я выросла с твоими пластинками. Сон превратился в маскарад… так что же, нет презентации? Стойте-ка…

ХЕНДРИКС.
Привет, сестрёнка. Опять без повода рычишь? Ну, значит, в своей тарелке! Быть знаменитым и счастливым – совсем не одно и то же…

ДЖОНС.
Салют, королева блюза! Какими судьбами?

ДЖЕНИС.
Да погодите вы!

КРОУЛИ.
Все люди смертны… и даже внезапно смертны: болезнь, интрига, предательство! Дело недобрых рук, плод страстей человеческих. Со мной вы сможете отомстить, кому пожелаете. Есть масса способов вмешаться в земные судьбы. Ну, вот, к примеру… сидишь ты дома, время к полуночи… и вдруг – телефонный звонок. Алё, алё? А в трубке голос из поднебесья: вам больше не о чем беспокоиться… Ледбелли, к чему весь этот трёп про астрологов?

ЛЕДБЕЛЛИ.
А вот к чему. Череда смертей, само появление «Клуба» – дело рук твоего шефа. Убийцей был мессир сатана. И первой жертвой, краеугольным камнем в основание «Клуба» лёг Роберт Джонсон. Безрук и бестолков был парнишка, что твой опоссум… но готов на всё, чтобы стать музыкантом. На всё, разумеется, кроме убийства. Да и что бы оно дало? И вот однажды Робби сгинул из вида. И снова явился… уже в обличии блюзмена. Его гитара пела дьявольским голосом! Всем, кто хотел послушать, Робби рассказывал, что в городишке Кларксдейл, на перекрестке 61-й и 49-й дорог, он повстречал дьявола и заключил с ним сделку. То есть, подписал договор. Смотрели фильм «Перекрёсток»? Излишне оптимистично, как на мой вкус. На деле вышло гораздо хуже. Не прочитал Робби пункты, написанные мелким шрифтом. С тех пор пошла кровавая жатва гениев-музыкантов. Из нынешних – двадцатисемилетние Курт Кобейн, Эми Уайнхаус… увы, в салуне их нет. И где они, неизвестно. Двадцать семь не зря считаются возрастом падших ангелов. Надо полагать, что Робби Джонсон, вслед за Люцифером, сгинул в аду. Неважно, чем дело кончается: петлёй или пулей… депрессией, циррозом или уличной дракой – убийца один и тот же… но наручники на него не наденешь.

МОРРИСОН.
Занятно плетёшь, Ледбелли. Мы трое, теперь и Дженис, прибыли сюда в один и тот же момент. По здешним меркам. У каждого внизу была вторая попытка, желание начать новую жизнь… и кто-то её ведь отнял! Я верю в бога, но всё равно буду мстить.

ХЕНДРИКС.
Вспомнил! Вспомнил, разрази меня гром и потолочная балка: это же Майк Джеффри! Старина Майки, мой менеджер. Ох, будь я проклят! Майк просто изнемогал от желания избавиться от меня, как только загребёт наши лучшие записи. Сечёшь, Ледбелли? Бедняга Майки, добывавший золото из моей гитары, как рудокоп кайлом, сам руки пачкать, конечно, не стал. Нашёл негодяев с Севера, которые и устроили прощальную вечеринку. Как можно захлебнуться вином, которого ты не пил?! Попозже и с Майки они расправились. Ах, если бы точно знать!

ДЖОНС.
Как можно подавиться бассейном?! Не пьяный и не обдолбанный, но опытный и трезвый пловец среди бела дня вдруг тонет в купальне! Да я на кулаках переплыву Панамский канал! Цунами в канализации? Отпадает! Самоубийство? Исключено… я-то бы знал! Так кто же утопил человека, создавшего «Роллинг стоунз»? Идиот-строитель? Положим, у него была самая кривая пара грабель на всём побережье, но выгоды от смерти никакой. Ну, спёр этот болван парочку безделушек. Есть, правда, кандидаты на роль убийц… как не быть! Не хочется проблем с юстицией. Здесь принимают иски за клевету?

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ.
Клеветать не советую. Вздуют вас по первое число, мистер Джонс. Итак, в решение свыше никому пока что не верится. Учтите, месть – не моя забота. Дьявол мстит, джентльмены… а бог наказывает. Мне отмщение, и аз воздам. Ною, к примеру, тоже никто не верил. Смеялись, крутили пальцами у виска. Пока не хлынул потоп. Кто в курсе, чего в ковчеге недоставало?

ДЖОНС.
Чашечки капучино?

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ.
Руля, джентльмены. Ковчег управлялся божественной силой. Судьба человека, уповающего на волю божью, получит верное направление. А человек обретёт возможность что-то исправить. Думайте, музыканты. Из рая можно сбежать. Из ада обратной дороги нет. И кстати, ковчег недавно нашёлся. На горе Арарат, в Галахии… сейчас это территория Турции. Кто научил вас, несмысленые галаты, противиться истине?

ДЖОНС.
Опять библейская цитата… ну, в адском дворике не забалуешь, ежу понятно. Но кто побежит из рая? А главный вопрос – куда?

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ.
Есть много иных миров. Но надо ли вам туда?

ДЖЕНИС.
Такое ощущение, что это не кабак, а какой-то аукцион. Все друг на друга орут! Эй, друг, плесни для сугрева… а где ж это моя сумочка…

ЛЕДБЕЛЛИ.
От виски здесь одни ароматы. Теперь ты – дух, Дженис… практически, чистый разум. Часть общего инфо-блока. С доступом к базе памяти… и спусковым крючком интуиции.

ДЖЕНИС.
(лихорадочно и сбивчиво, будто в полусне).
База памяти? О да, найдётся, что вспомнить. Да кто же теперь поверит?! Мы по запарке писали диск… на студии в Лос-Анжелесе. Я твёрдо решила: не пачкаться наркотой! Но кто-то же вызнал… или вовлёк… да чёрта ли вовлекать вас, самцы и негодяи! Завёлся у меня жених в Техасе, Сет Морган. Да-да, с певичками такое случается… один телефонный звонок, и всё полетело к чёрту. Сет хвастал, как он проводит время. Не знаю, пьяный или обкуренный, он пересказывал оргию… э-э, сюжет своего мальчишника. И мои руки, мои мысли вдруг опустели. Ни блюза, ни микрофона… попалась бутылка виски, но чем меньше в ней оставалось, тем более я трезвела. Тогда и последовал тот роковой звонок… до этого никогда не звонила дилеру, но всё-таки он пришёл. Вытрясла ему всё из сумочки, он даже сунул в руку какую-то мелочь – кажется, четыре с полтиной… оставь себе на такси… я плохо помню укол… но это был 80%-ный раствор героина, вместо обычной 5-ти-процентной дозы. Почувствовав неладное, я вцепилась ему в рукав. Открыла рот, чтобы позвать на помощь. Тут он мне и врезал… два коротких и злых удара, сначала в нос, потом в губы… он кому-то звонил… я ползала по ковру, как подбитая крыса, истекая кровью, цепляясь за ускользающее сознание, а этот гад отправил мне воздушный поцелуй и был таков. Странно… секунду назад привиделось то же лицо… какая диковинная каталажка!

В наступившей тишине КРОУЛИ бочком, суетливо прячется за кулисы.
Входит БАРБИ. Она в кокетливом рабочем халатике супер-мини голубого цвета с белыми отворотами, с ведром, со шваброй и щёткой. Пергидрольные волосы убраны под белую косынку в крупный жёлтый горошек. На ногах сиреневые кроссовки. Не обращая внимания на собравшихся, БАРБИ начинает энергично делать влажную уборку.

БАРБИ.
Чего вы тут разорались, как беременные павианы? Где наши враки, анекдоты и сплетни? Застряли в виртуальном сортире?

Часть стойки бара поворачивается вокруг вертикальной оси, как на шарнире, и оборачивается ДЕМОНОМ. Вертлявый и смуглолицый ДЕМОН направляется к БАРБИ, картинно раскланиваясь.

ДЕМОН.
Привет, целлулоид. Не надо дерзить. Вот так вот высунешься разок-другой… а в «Небесах Дейли Кроникл» появится заметка о том, что Барби разъелась и стала похожа на бегемота! Всё потому, что работает сутки через затмение. По марсианскому графику.

БАРБИ.
Ой, ой… смотрите, кто разговорился! Загробное рыдание осциллографа. Я просто худею от этой жизни! Рабочий день не нормирован. С четырех до полуночи – туда-сюда по влажному полу. С полуночи до четырех… ну, это неинтересно. Я что вам, горничная? А где тогда чаевые?

ДЖЕНИС.
Великий боже! Кто все эти люди?

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ.
Попробуй у них спросить.

ДЖЕНИС.
А вы-то кто, невидимка? И как прикажете обращаться?

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ.
Да так и обращайся: великий боже… вопросов много, отвечу на главные. Чего ты хочешь, отблеск солнца в холодной воде?

ДЖЕНИС.
Весьма поэтично… но вы меня не собьёте. Так: бытие, потоп… потом этот гадкий ворон с оливковой ветвью. Нет, всё не то… вот! Мир создан божественной волей, а не… взрывом сверхновой, так? А почему он настолько несовершенен? Мы, люди, созданы по образу и подобию божьему. Тогда откуда столько войн, эпидемий и злобы? И самое непонятное: какого лешего мы здесь застряли?!

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ.
Всё в кучу свалила, Дженис… не речь, а ком белья в стиральной машине. Ответ простой: избыток сил вы тратите на неразумные вещи. Отсюда все ваши беды. Именно разум, главный подарок свыше, а не крайне спорная внешность, сделал вас богоподобными. И до чего же скверно вы разумом-то распорядились…

ДЖЕНИС.
Исчерпывающе… стоило бы подучиться вести полемику в этом стиле… скажите хотя бы, где они, ад и рай? Проезд оплачен? Райские Кущи поезд проследует без остановки. Следующая – Адово Пламя… грешникам приготовиться!

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ.
Нет, ехать никуда не придётся. И ад, и рай неподалёку от нас. То есть, от центра. Как  мини-отели в Праге. Только ведь там не то, что обещано в рекламных проповедях. Огонь, котлы и прочая кочегарка, которую никак не запустят… находятся под замком, своего рода карцер для особо одарённых. Господь пастырь добрый, но не надзиратель в дурдоме. Вас долго держали в страхе. Бывают вещи пострашнее адского пламени… к примеру, как выстроен ад? Данте Алигьери принял архангела Михаила, приданного ему для конвоя, за поэта Вергилия, то есть одного наперсника принял за другого. Всё прочее – то, что великому поэту было изложено под диктовку – всего лишь часть вымысла. Так сказать, мои рабочие чертежи. На самом деле, ад – вселенная пустоты, в центре которой висит ледяная глыба без единой травинки. И бродят по ней миллионы заблудших душ – безгласных, бездвижных, безропотных. Наказание общее: уныние и тоска. Непреходящая тоска одиночества. Она настолько сильна, что люди кожу готовы с себя содрать, лишь бы кто-нибудь ещё поучаствовал. В раю, положим, тоже не фонтаны с павлинами. Рай – это средних размеров космос, где мириады весёлых звёзд… хороводы душ, ожидающих повторного нисхождения к людям.  В другом теле, при других обстоятельствах. Большего счастья, чем новая жизнь, поверьте, не существует.

ДЖЕНИС.
Поверю… когда опробую на себе. А те, кто выполняют божьи заповеди, но в мыслях грешат –  куда они попадают?

КРОУЛИ.
В заповедник. Или в психушку.

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ.
Заткнись, пока тебя терпят. Ещё раз попытаешься сострить, и хохотать будет вся преисподняя. За исключением тебя и твоего задрипанного мессира.

ДЖЕНИС.
Сколько всего интересного… а ведь я была атеисткой. И не принадлежу ни к одной из религий. А эти двое кто – восковые фигуры?

БАРБИ.
Я бы попросила!

ДЖЕНИС.
О, лучше не стоит. Для одолжений нет ни малейшего настроения.

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ.
Для истинной веры в бога сделано предостаточно. Люди готовы верить в души животных, деревьев и трав. Чего вы там намудрили с религиозными представлениями, даже разбираться не буду. Сами наворотили, сами и расхлёбывайте. Я тоже к религии отношения не имею. Фигуры мои из воздуха, не из воска. Я плотью больше не занимаюсь. Ту шутку с беднягой Големом пражане совершенно не поняли. Во рту у куклы, и впрямь, я спрятал бумажку, в которой было написано: не будите лихо, пока оно тихо… но лихо всегда дерзновенно, а нынешнее просто не затыкаемо.

БАРБИ.
Позвольте представиться: я – лихо дерзновенное… э-э, тьфу ты! Крошка Барби, персонаж из легенды. Сокровенная мечта тинейджеров, нянек и горничных. Во избежание ажиотажа переодета в халатик, а также снабжена ведёрком и шваброй. Визи… узо… эффект присутствия… короче, ведро таскаю только для вида. Воду не подвели! Но вкалываю без устали, как скаковая лошадь Пржевальского. Вечерами – менеджер по вызову… с утра мерчан… дайзер по, как его… брифингу… скоррингу… нет, кажется, аутсорсингу… короче, уборщица! Но в очень приличном месте. Какая гадость, все эти заумные словечки… голова даже кружится.

МОРРИСОН.
Трансгендерный…

ДЖОНС.
…сссимулякр!

БАРБИ.
Вот сволочи.  Аж зубы заныли…

ХЕНДРИКС.
Положим, Крошкины зубы – это полнейшая фикция… как и большинство голливудских оскалов.

БАРБИ.
Зато зубная боль – самая настоящая!

ХЕНДРИКС.
Скажи мне, Крошка… красавчик Кен намерен вернуться? Говорят, завёл на стороне сестричку тёмных кровей…

БАРБИ.
Завидуй молча, гитарюга! У Кена миссия. В прачечной. А спецагентам не до мулаток, знаешь ли!

ДЖОНС.
Мулатки и спецагенты… Бонд, Джеймс Бонд. Вот, Дженис – твоя сестра… не по разуму, по несчастью. Была когда-то отдана в пользование раннему пубертату.

БАРБИ.
Эка завернул. Видать, что сам давно уже никудышный… салют, Дженис! Я краем уха слышала про тебя. Ледбелли, о чём щебечет этот барсук? Никому меня не отдали! И кто это, пубертат? Может, пакистанцы?

ЛЕДБЕЛЛИ.
Пакистанцев здесь ещё не хватало… сидел я как-то в Луизиане, в федеральной тюрьме…

ДЖОНС.
Коллеги, мы с Барби всё-таки чем-то схожи. После пяти минут общения и у меня голова просто раскалывается. Вот, кстати, к разрыву черепа… перелётная птичка, которая отзывается на имя Демон Максвелла, принесла забавную вещь… готовы? Величайшим итогом развития мировой цивилизации… та-дамм! Является… женский оргазм.

БАРБИ.
Рассуждаешь, о чём представления не имеешь… совсем как тот старичок-пикапер из Вены, что медитирует на женские шляпы… а-а, вспомнила: доктор Фройд! Доставлю-ка я ему удовольствие, спрошу при встрече: вы в курсе, профессор, что женский оргазм породил мировую цивилизацию?

ДЖЕНИС.
Какая ересь. Оргазм у женщины – глоток минутной горечи бытия. Ни входа, ни выхода. По мне, так лучше выстоять два концерта… где только кроются истоки женского наслаждения…

БАРБИ.
Во-во! Необразованность наша. Рассуждаем, тычемся наугад… как старые девы в витрине с нижним бельём! То мимо, то вовсе не мой размер.

ДЖОНС.
И нечем тебя заткнуть… рехнуться можно. Вот, кстати, была бы новость.

ДЕМОН.
Кто сказал «новость»? Только для членов Клуба.

ДЖЕНИС.
Ах, да. Нас не представили, мистер Демон. Хотя, по правде… не очень-то и хотелось…

ДЖОНС.
Не парься, Дженис. Перед тобой – квант торсионного поля, снабжённый кличкой Демон Максвелла. Не спрашивай, с какой это стати приспичило ему стать нарушителем законов термодинамики… я полагаю, каприз папаши Максвелла. Задача Демона – трепать языком, изображая бульварный листок, основное пристрастие – скакать в грозу по трансформаторным будкам в поисках шаровых молний, пьяных от энергетических волн. Этакий сёрфинг. Такая вот божья прихоть. Хоть в ухо ему заедь, долдонит не умолкая. Других развлечений не водится.

ДЖЕНИС.
Чёрненький какой, симпатяга. Может, сам о себе расскажет? Ну, в двух словах? Блондинки или брюнетки…

ДЕМОН.
В двух словах о себе не расскажешь. Конечно, брюнетки! Теперь этот… снова будет бубнить.

ДЖЕНИС.
Постойте-ка… не бубните, вы оба. Стало быть, Барби и Демон – заводные игрушки! А вы, друзья – покойники, но не зомби! Зомби не бубнят… и голос не повышают. Культурный они народ, эти зомби. Даром что плохо одеты. Но если вы не зомби и я вас слышу, значит, умерла, но частично? Да это же хрень полнейшая….

ДЖОНС.
Тут ни к чему не привыкнешь. Нынешняя Дженис – та часть сознания, которой ты раньше не пользовалась… иначе говоря, тонкое тело. Плоть умерла и осталась в прошлом. Подробности неуместны. Смотри, вон тощие Джим и Джимми. Завоеватели рок-н-блюза. В далёком прошлом. А может, в далёком будущем. И что в итоге? Какая у них заслуга?

МОРРИСОН.
Заслуга в том, что сделано в пользу вечности. А для себя и прочее – лишний, пустой заброс. Нравятся парадоксы? Тогда ответьте: что считать грехом, а что – прегрешением?

ХЕНДРИКС.
Элементарно, Холмс. Себе нагадишь – и вот оно, прегрешение. Другим напакостишь – будет великий грех. Величайший! Семь смертных грехов просто отдыхают… эх, здорово насчёт оргазма! Так-то, девочки… наслаждайтесь хорошим сексом, пока мы живы!

ДЖОНС.
А вот ещё парадокс: если нагадить под дверью и позвонить, это инсталляция. А если позвонить, а потом нагадить, это будет перфоманс…

ДЖЕНИС
(вскакивает, подходит к краю сцены).
Заткнётесь когда-нибудь?! Вот уроды: то хрень несут, то ванну с балкона сбросят, то в номера кого-нибудь тащат. О чём они вечно спорят, эти кретины? Могу я взглянуть на это… тонкое тело? Может, в талии придётся чуточку поубавить…

БАРБИ.
Талия появится, когда вернёшься на Землю. Ругаться можно Ледбелли и мне! Точнее, мне и Ледбелли…

Троица за столиком оскорблённо замолкает, уткнувшись в стаканы с выпивкой.

ЛЕДБЕЛЛИ.
Заглохни, Крошка. Не то отправлю в русскую сауну. Имей в виду, там ночь не нормирована… к вашим услугам, мэм. Сказать по совести, те трое спорщиков – давно уже не мужчины. Это говорящие головы трепачей и бездельников. Им хочется раскрыть преступление, которого не было, и отыскать бесплотного убийцу.

ДЖЕНИС.
Из этого я заключаю два обстоятельства. Во-первых, старик, похоже, что ты свихнулся…

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ.
Не судите опрометчиво, сказано в священном Писании.

ДЖЕНИС.
Бог ты мой! Совершенно забыла… добавьте пару слов о себе! Пусть это будет – во-вторых…

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ.
Бог снисходителен, Дженис, но всё-таки, полегче на поворотах. При многословии не избежать греха. Главных аспектов божественной сути пять: бог всемогущ, вездесущ, всеведущ, невидим… а ещё, его выкликают всуе. Иначе говоря, попусту. Вот празднословы! Уйти бы в отпуск, да куда от вас денешься…

ДЖЕНИС.
Добавьте сюда чувство юмора. Хотя… всё это очень грустно. Жизнь пролетела, как страницы на ветерке. Узнать бы, чем книжка кончилась.

ГОЛОС МАТЕРИ.
Хватит, Дженис. Довольно чтения на сегодня. Иди и помоги мне на кухне.

ДЖЕНИС.
Йо-у, мамми… я, кроме писем, ничего не читаю – я даже не воюю с прыщами. Некогда. Пусть делают, что хотят. Таскаю всё свободного покроя, плюс хвост звериный на макушке. Таков он, мой сценический образ.

ГОЛОС МАТЕРИ.
Что это за образ? Образина какая-то! Голова не мыта, волосы не ухожены. Репетиции, студии, записи… не то, что голову – посуду некогда вымыть!

ДЖЕНИС.
Еда у нас одноразовая, китайская. Нет кошки, вот и некому тарелки вылизывать. Вернись я сейчас домой, глянула бы в зеркало: привет, детка, как всё прошло? Настало время расслабиться! Плесни-ка себе в стаканчик. Бутылка виски и капля содовой, которые всегда под рукой… остаётся сполоснуть бокалы. Всё катится по наклонной. Плюс, эта чёртова доза! Как точно ложится – сразу и наповал…

ГОЛОС МАТЕРИ.
Не огорчай меня, Дженис. По-прежнему храню твои письма и чувствую ответственность за всё, что происходит с тобой. Стараюсь не слишком радоваться твоим успехам, не плакать от горя при неудачах. Зачем, зачем ты жила так грустно?

ДЖЕНИС.
По-моему, слишком весело. Хороший вопрос: зачем? Зачем растить благополучных детей? Мы делали, что хотели, не гнули спину за плошку маиса и чашку плохого кофе. Но иногда казалось, что ночью доносятся чьи-то вздохи… возможно, дыхание блюза?

ЛЕДБЕЛЛИ
(снимает белый смокинг и выходит на авансцену).
В том и загвоздка, леди и джентльмены! Южанам однажды привиделось, что мы, чернокожие, истязаем их голодом, имеем, как понравится, их белых дочерей и прижигаем их души факелом ку-клукс-клана. Играя в кошмары, вы отняли наше банджо и притащили в гостиную блюз, соул и госпел. На кой оно вам сдалось?! Играли бы Моцарта… или чёртового Бетховена. (Доносятся и стихают начальные звуки фортепианной пьесы Бетховена «К Элизе»). Ты совершенно иная, Дженис… нет почему-то белого лицемерия. Откуда они берутся в белом горлышке, эти чёрные ноты? Ваш Элвис был и остался лишь куклой в чужих руках. Ты – дело другое, к тебе есть много вопросов… но мы-то остались прежними.

Звучит песня ЛЕДБЕЛЛИ «Take This Hammer» (Трек 3).
В такт песне из глубины сцены маршем выдвигается построенная клином группа оборванных рабов и рабынь всех видов и рас. Они делают шаг за шагом в такт песни.
Во главе шагает ЛЕДБЕЛЛИ. С каждым ударом на сильную долю он делает косую отмашку, словно бьёт цепом или молотом. Песня звучит всё громче, превращаясь в набат. Толпа подходит к рампе и вдруг исчезает, словно провалившись, оставляя ЛЕДБЕЛЛИ в одиночестве. ЛЕДБЕЛЛИ опускает голову, пожимает плечами и возвращается обратно за стойку.
Занавес.

Часть 2-я. Устрица с клюшкой для гольфа.
Интерлюдия для 2-х танцующих пар:
Imelda May, «Johnny Got A Boom Boom» (Трек 4).

Справа за столиком – МОРРИСОН, ДЖОНС и ХЕНДРИКС. За стойкой бара ЛЕДБЕЛЛИ протирает бесчисленные стаканы, КРОШКА БАРБИ возит по полу мокрой шваброй. ДЖЕНИС сидит за столиком на переднем плане. Свет прожектора постепенно переходит к столу с музыкантами.

МОРРИСОН.
Принёс?

ДЖОНС.
Только что смог достать. Есть даже цифры из России, и они ужасают. Жертв больше сотни! По слухам…

МОРРИСОН.
По слухам, что? Да говори же, тряпичная кукла! Откуда цифры? Им можно верить?

ДЖОНС.
Данные взяты из открытых источников. Минуя барьеры Кроули. По слухам, эпидемия смертей продолжает расти. Дерутся на улице, попадают под машины и вешаются…

ДЖЕНИС.
А что, в России есть блюзмены? Я помню, был рокер, сказавший: мама, мы все тяжело больны… мама, мы все сошли с ума. Лучше и не придумаешь.

ГОЛОС МАТЕРИ.
Дженис, ты слишком много слушаешь радио. Российский блюзмен – это всё равно, что устрица с клюшкой для гольфа.

Входит КРОУЛИ.
Музыканты переглядываются, их лица принимают беззаботное выражение. КРОУЛИ садится на барный стул возле стойки, напротив ЛЕДБЕЛЛИ.

ДЖОНС.
Изрядно сказано. Блюз появился в Штатах, оттого что здешним рабам было жарко во время работы. В России было холодно, и рабы старались помалкивать.

ЛЕДБЕЛЛИ.
В России не было рабства!

ХЕНДРИКС.
А крепостные?

ДЖЕНИС.
И вечера в России долгие, зимние… неужто молча сидели?

ДЖОНС.
Там пели собственный госпел, он назывался «былина» – тягучий, как кленовый сироп. У них ведь не было кленового сиропа. С чем ели блинчики, непонятно… наверное, с берёзовым соком. И пели, нудно так… но весьма содержательно.

ДЖЕНИС.
Выжимали сок из берёзы? Потрясающе… и почему среди нас нет русских?

КРОУЛИ.
У них заказан особый столик. Настолько привыкли к земному аду, что в райские кущи калачом… или, как его, куличом? Не заманишь.

ДЖЕНИС.
А что это, калачом… или куличом?

КРОУЛИ.
Пирог такой, с изюмом и с марципанами. С громадной дыркой посередине.

ДЖЕНИС.
Зачем это? Муку, что ли, экономят?

ДЖОНС.
Они едят только на улице. С ножами не ходят. Пирог дырявый ломать намного удобней.

КРОУЛИ.
Гиганты духа, эти их Достоевские, Тургеневы и Толстые, отгородили себе в ресторане «Оазис ада» отдельный номер. Сидят там с утра до ночи, выясняют причины и следствия всеобщего духовного кризиса. Никто их книжек давно уже не читает. К полуночи, само собой, напиваются и едут к цыганам.

МОРРИСОН.
К цыганам? Как это едут, на чём?

КРОУЛИ.
Ну, как… приходит Барби в одном кокошнике. Взбирается на стол и пляшет «Калинку». Треща зубами и кастаньетами.

ДЖОНС.
Проводит бурную личную жизнь. А может, и нам…

БАРБИ.
Для вас танцевать не буду! Вы водку пить не умеете.

ДЖОНС.
Звучит убедительно.

ХЕНДРИКС.
Красава!

МОРРИСОН.
И слава богу...

ДЖЕНИС.
Да врёт он всё, неудачник! Русские даже грустить умеют так, что хочется позавидовать.

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ.
Неплохо сказано. Я тоже это заметил.

БАРБИ.
Да врёт он, само собой! Где это я возьму кокошник и кастаньеты?!

ХЕНДРИКС.
Нас слишком многое разделяет, кроме двух океанов. С русскими трудно найти общий язык. Даже с теми, кто владеет английским.

ДЖОНС.
Ты говоришь, как бывший зелёный берет… чего ещё от вас ожидать! Когда разумные обезьяны решили жить племенами, пришлось искать способы для общения. Не только на кулаках. На выборах членов парламента… э-э, главы и старейшин племени дебаты шли по-английски. Соседей, грабивших запасы и похищавших самок, оскорбляли, само собой, по-немецки. Ну, а когда кололи орехи и попадали дубинкой по пальцам, орали по-русски.

ХЕНДРИКС.
Так появилась карта мира.

КРОУЛИ.
Скукота. Болтуны. Музыкантишки!

КРОУЛИ отворачивается к стойке и заговаривает с ЛЕДБЕЛЛИ. Тот знаком подзывает БАРБИ.
Музыканты склоняются над столом и возвращаются к серьёзному разговору.

ЛЕДБЕЛЛИ.
Пришёл?

БАРБИ
(троекратно хлопнув в ладоши).
Сивка-бурка, вещая каурка! Принеси нам этого придурка. Обидится, зато уж мигом прискачет.

Из фрагмента стойки, повернувшегося на шарнирах, тем же порядком вырастает фигура ДЕМОНА.

ДЕМОН.
Художника любой обидит… а между тем, скучали ведь, дамы и господа… вон, даже премия Пулитцера в моё отсутствие так и не присуждена…

ЛЕДБЕЛЛИ.
Пустые хлопоты, а не Демон. Плачет по тебе вечный аккумулятор! Принёс свою бульварщину? Излагай! Не то отправишься в кочегарку… которую забыли достроить.

ДЕМОН
(раскрывая с шелестом воображаемую газету).
Вечным может быть лишь забвение. Зачем в кочегарку, таскать угли для мистера Максвелла? Да сколько можно?! Я гений, парадоксов друг… а мне кайло норовят очередное всучить.

БАРБИ.
Мода, интриги, сплетни! Глянцевый разворот. Читай уже, неистовый гений.

ДЕМОН.
Нефтяной воротила из… трудное немецкое слово… задержан райским привратником. За попытку дать взятку в виде земного капитала и неземных удовольствий. Отправлен в… короче, ушёл на отхожий промысел. Тряпку, пишут, заслужит лет через тысячу. Пока что – ручками приговорён, ручонками… стирать, выгребать и оттаскивать.

БАРБИ.
Ну, врёт, как дышит! Откуда возьмутся тряпки в нашем сортире? Здесь всё из воздуха...

ДЕМОН.
Да? Но ощущения совпадают. С земными неземными утехами.

ЛЕДБЕЛЛИ.
Дурака не научишь. Ни тряпкой, ни ощущением. Спортивная страничка имеется?

ДЕМОН.
Хоккей сковородками, второй полуфинал. Шесть грешников забито, десять пропущено. Судья назначил дополнительное время.

ЛЕДБЕЛЛИ.
Куда это, интересно, забито?

ДЕМОН.
В адскую топку.

ДЖЕНИС.
Слыхали новость? Всех Демонов отправят на перековку.

ДЕМОН.
На что нас перековывать?!  На чёрные дыры?

ДЖЕНИС.
Перекуют, как мечи на орала. Чтоб так… не очень орало. Скучно… шучу я, Демон.

ДЕМОН.
Ох, до чего же скучно ты шутишь…

Луч прожектора переходит на столик ДЖЕНИС.
К нему подходит КРОУЛИ и нагло усаживается, положив ноги на стол.

ДЖЕНИС.
Вы, кажется, здешний… не скажете, где находится тамбур, в котором нас держат?

КРОУЛИ.
На райской каторге, в преддверии преисподней.

ДЖЕНИС.
О-о! Маска, я тебя знаю! Держите, это убийца!

ДЖЕНИС вскакивает и  хватает КРОУЛИ за рукав.
КРОУЛИ бешено пытается вырваться.

МОРРИСОН.
Дженис?!

ДЖЕНИС падает на пол, КРОУЛИ убегает. МОРРИСОН бросается следом, но ХЕНДРИКС знаками умоляет его остаться на месте. МОРРИСОН помогает ДЖЕНИС подняться и сесть за столик, затем подносит палец к губам, призывая к молчанию.

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ.
Что может сделать один человек? Напомнить вам историю Иуды?

КРОУЛИ
(высунувшись из-за кулисы и снова прячась).
За ним никто не стоял! Это был заговор одиночества! Там всё за бабки!!

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ.
Чепуха. Иуда действовал по божьему наущению. И весь ваш заговор – тоже МОЙ.

МОРРИСОН.
История «Клуба» – ваш заговор? Ну, знаете…

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ.
Пожалуйста, без патетики. Какие имена! Джим Моррисон, икона музыкального стиля. Малыш Джимми Хендрикс, виртуоз гитарного соло… Брайан Джонс, корифей рок-н-блюза. Рассвет был безоблачен. Вы шли по жизни, как зверьё по лесной поляне, но быстро скурвились, не правда ли?  Попали в период полураспада. И я вернул вас в точку отсчёта. Ещё немного, и разгульная жизнь списала бы всё в утиль. Остались бы в памяти пьянки, скандалы, наркотики. Как Робби Джонсон со своим перекрёстком. Вот та причина, по которой вы здесь.

ДЖОНС.
А как же прописи мелким шрифтом? Сотни жертв. Убийцы, хулиганы, завистники… и всё такое.

ЛЕДБЕЛЛИ.
Однажды, Брайан, ты у меня схлопочешь. Однако вопрос я тоже бы задал. Тут Кроули воздух вечно портит подобными рассуждениями…

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ.
Ваш Кроули – всего лишь испытательный зонд. При жизни философ был негодяем, сплотившим вокруг себя массу здоровых сил. А жизнь Роберта Джонсона столь же знаковая, как спусковой крючок. С появлением Робби я впервые понял, что истинный музыкант в поисках вдохновения и мастерства не остановится ни перед чем. Пришлось уступить… и дать свершиться неизбежному. Всё остальное, в том числе «двадцать семь» – игра бильярдных шаров. Дьявол в деталях, не мной это было сказано.

ЛЕДБЕЛЛИ собирает на столах пустую посуду. Музыканты и ДЖЕНИС сидят за столиками.
БАРБИ и ДЕМОН шепчутся возле стойки.

ЛЕДБЕЛЛИ.
Не стану тыкать в ноздри собственной правотой. Беда в другом, леди и джентльмены. Вы проморгали, что только могли, прожигая жизнь. Ни дня без виски, ни шагу без наркотиков. Ни любви, ни привязанности. Как кошки бездомные. Ну да, мы тоже не ангелы… но время сейчас иное.

ДЖЕНИС.
Всякое было, Ледбелли… звучали пьяные вопли, но и песни протеста. Скажем, Джоан Баэз. Волосатые, нетрезвые и грязные хиппи спасали солдат от гибели во Вьетконге. Мы творили добро из зла… потому что не из чего больше было его творить. Интересно, где я услышала то, что сейчас сказала?

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ.
Скорее, вычитала. Роберт Пенн Уоррен, американский писатель.

ДЖЕНИС.
Американец! (Щёлкает пальцами, как кастаньетами). А я боялась, что Достоевский.

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ.
Не любите Достоевского? Весьма патриотично. А между тем, литератор прост и весьма доступен.

МОРРИСОН.
Не знаю, почему, но людям свойственно влюбляться в то, что они не вполне понимают. И требовать внимания там, где они его не заслуживают.

ДЖЕНИС.
Простые вещи не тянут, они всегда под рукой. Не помню, стоял ли на полочке Достоевский. Я больше слушала пластинки, чем шелестела страницами.

ГОЛОС МАТЕРИ.
На полке был томик Бодлера, «Цветы зла». Вытирая пыль, я поглядывала на него: неужели это про хиппи? Устала я что-то, как старый мельничный жёрнов. Спой нашу колыбельную, Дженис. Спать я давно отвыкла, но голосок твой меня успокоит.

ДЖЕНИС.
Споки-ноки, мамочка. Закрой глаза, и пусть они вернутся, славные денёчки в Техасе.

Задумчиво и печально, затем всё более распаляясь, ДЖЕНИС исполняет свой «Turtle Blues» (Трек 5).
С началом гитарного соло музыка постепенно стихает.

ГОЛОС МАТЕРИ.
Спасибо, милая. И незачем так орать. Теперь вы… что за глупости, мистер Ледбелли, сэр? Чего это вы разошлись насчёт рабов и наших девочек? Ведите себя достойно. У моей дочери не может быть ничего общего с нигге… э-э, с афроамериканцами… тем более – с голодранцами-янки. Мы, жители Техаса, не любим быть разобщёнными.

ДЖЕНИС.
Оставь, мамуля, причём тут Хадди? Странное дело… никогда не думала о рабах, хотя порой жалела, что не было горничной... нашлось бы с кем поболтать, посплетничать. Сестра всё время со мной, о чём с ней можно болтать? Была ли я послушным ребёнком? Была, но недолго. Пока не стала полнеть, умнеть и дурнеть. До этого страдать было не о чем, всё было просто сказочно. Но девочки… о, эти девочки! Однажды они заплатят. Их школьные фото опубликуют в газетах лишь потому, что эти глупые твари сидели в классе, дышали одним со мной спёртым воздухом с меловой пылью от старой тряпки! Я не пришла на свет потомком рабов. Явились другие муки, возникла потребность многое выразить, быть непохожей… проповедовать не умею, сплетничать не люблю, что оставалось? Петь. И тут, как из воздуха, рождаются сразу два голоса. Оперное сопрано и блюзовый дискант. Что выбрать, какую судьбу? Опера витает над публикой, но зависит от времени… орать под смутным гнётом чужих желаний, оживлять забытые времена... сдувать пыль с кринолинов! Довольно с меня Джейн Остин. Ты думаешь, мама, всё это глупости? О, да… не слишком умна плюс крайне самолюбива, оттого и выбрала блюз… точнее, блюз выбрал новую жертву. Хрипеть в микрофон большого ума не надо, куда труднее выглядеть искренним. Приходится впадать в отчаяние. Куда же ты грохнулась, Алиса Чёрного Зазеркалья? Где дно у этой норы?

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ.
Смелей, королева блюза. Твоё сопрано… это был мой подарок на день рождения. Ты пела им уже в колыбели, но вряд ли кто обращал внимание. Кроме Кроули, разумеется. Этот гадёныш, чтобы меня позлить, подсунул свой хриплый дискант. Кто такой Кроули? Не сомневайся, исчадие ада сюда ещё приползёт, он просто обожает изъявления благодарности. Ты выбрала дар нечестивца, но обернула его во благо. Твой царапающий голос пробуждал доброту в человеческих душах, они светлели, как вечерние фонари. За это нынешней ипостаси… я тоже назову её «тонким телом» – даровано право петь. Пора бы выбрать твою судьбу… спой нам ещё. Припомни что-нибудь… о подарках. Пусть все немного расслабятся.

Пожав плечами, ДЖЕНИС выходит на авансцену и поёт «My God Wont You Buy Me (Remix)» (Трек 6). Постепенно обитатели Клуба становятся частью кордебалета. ДЕМОН периодически вылетает из стайки музыкантов (или прыгает на неё сверху) и издаёт воинственный клич (см. фонограмму).

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ.
Спасибо, Дженис… в твоём пении слышна надежда на будущее.

ДЖОНС.
Откуда ей взяться, этой вашей надежде? Мы ведь давно мертвы! Нас нет, как будто и не было.

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ.
Ты в этом уверен, Брайан? Твоя музыка никуда не исчезла. Она как ручеёк, что порождает горные реки, а сам отступает в тень. Лучшее в вашем творчестве, джентльмены, превратилось в часть массового сознания, а значит, теперь бессмертно! Тот праздник, который всегда с тобой.

МОРРИСОН.
Стало быть, сознание вечно? А мы – его мобильная часть. Бродячие души, застрявшие в ожидании экспресса «Небеса, до востребования». Квантовая теория биоцентризма, верно? Там утверждается, что смерти не существует. Похоже, с жизнью мы тоже здорово промахнулись…

ДЖОНС.
Нет смерти? К чему тогда рай и ад? За что нас лишили голоса – всех, кроме Дженис? И где, в конце концов, моя губная гармошка?!

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ.
Говорят, что дураки, вместо того, чтобы закрыть кран, ждут, пока из него не выльется вся вода. Вопросы без ответов, Брайан. Маловато развлечений, гармошку ему подай… рай и ад, это очень просто: чтоб не вставать два раза, я обустроил сразу пару вселенных. Расскажу при случае, как всё устроено. А ваша группа, и впрямь, застряла в собственном космосе, где выбор довольно труден: путь в ад, дорога с одним концом… путь в рай, но на него, на вашем месте, я бы не слишком рассчитывал… и третий путь: кто-то из вас сможет вернуться к людям, примерить новое тело. Не путать с реинкарнацией.

(Все застывают, поражённые этими словами).

ДЖЕНИС.
Э-э… нельзя ли тело самой подобрать? Если, конечно, поезд будет подан на третий путь. А голос прежний оставить. Сплясала бы за это, не то, что спела…

ДЖОНС.
В одном кокошнике?

ХЕНДРИКС.
А я бы соло сейчас сыграл. Минут на сорок… вплоть до захода солнца.

МОРРИСОН.
А я бы вздремнул… у Дженис на плечике. Но вот закавыка: и мы, и плечико в пролёте. Вся наша жизнь – пустые хлопоты. Допустим, два сорта виски. Глотнёшь одно – захмелеешь, а от другого только тошнит… (Доносятся стартовые аккорды песни Doors «Alabama Song»).

ДЖОНС.
М-да. Поздно Лизке пробовать виски… проспали мы наши плечики! А Дженис явно похорошела… с приходом в высшее общество. Словно и не её в студенческие годы соседи по общежитию провозгласили победителем конкурса «Самый страшный мужчина». Ледбелли прав: круто звучишь, Страшила! Твой голос настолько чёрен, что я реально ослеп.

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ.
Отлично сказано, Брайан. Увы, всё спето и сыграно. Дабы не решать всё наспех, я поначалу вернул вас к истокам. Пусть журналисты именуют ушедших «Клуб 27». В чём правда, спросите вы, где истина? Правда в том, что напишут газетчики. А истина непостижима… она всегда где-то рядом.  Но разбираться надо не с прошлым, а с тем, что вас ожидает.

МОРРИСОН.
Нас дёрнули на небо, одного за другим… словно репку из грядки.

ХЕНДРИКС.
Мы что же, стали токсичными? И, может, врагами общества?

ДЖОНС.
Ты выражаешься точь-в-точь, как моя прабабушка. А думаешь даже медленней. Чрезмерно строгим я был, похоже, к старушке Эмилии…

ХЕНДРИКС.
Прибереги свой тонкий британский юмор. До возвращения сюда вот чем мы все промышляли? Ну, шевелитесь с ответом! Секс, наркотики, рок-н-ролл! Прекрасно, господа Ниф-Ниф, Наф-Наф и Нуф-Нуф. Три поросенка в одном корыте… любуюсь, как слаженно мы его, гм-гм…

ДЖОНС.
Облагораживали, сэр?

ХЕНДРИКС.
Вот именно! Господи, ты же лишил нас будущего… пусть даже самого ненадёжного.

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ.
А по-моему, спас его. Вашу музыку будут помнить дольше, чем вас самих.

ДЖЕНИС.
Но это бесчеловечно!

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ.
Но я и не человек.

МОРРИСОН.
Не лучше ли было открыть нам судьбы заранее?  Предоставить самим сделать выбор.

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ.
Вы всё равно бы мне не поверили. Знание будущего противоречит свободе воли. Незнание того, что будет завтра, даёт возможность быть кем угодно. И всё же полагают, что карма неумолима. Испанцы говорят: бери, что хочешь, но возле кассы надо платить.

МОРРИСОН.
В итоге, свобода воли есть осознанная необходимость сделать правильный выбор. Не убеждает! Хотелось бы иметь и право на ошибку. Если уж исходить из мирового равенства сил…

ДЖЕНИС.
Решайте, куда нам двигаться. Нет никакого проку от этого дзен-буддизма!

ДЖОНС.
Резонно. Пора бы в путь, и даже в ад кромешный. Не страшно… ведь я уже был в Нью-Йорке.

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ.
Нельзя пускаться в дорогу, пока в вас нет единомыслия.

ДЖОНС.
Похоже на афоризмы Конфуция. Вы знакомы?

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ.
Встречались…

МОРРИСОН.
Конфуций здорово мозги пудрил. Допустим, наша гибель стала милостью божьей. А как же быть с запасами доброты?

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ.
Нет никаких запасов. У меня на вас просто зла не хватает.

МОРРИСОН.
О как! Зайдём от противного. Каждый заговор преследует цель. Допустим, нас не допустили к падению в пропасть… допустим! Но как-то глупо убивать человека, чтобы он не погиб от гангрены. В каждом заговоре есть свои заговорщики. Но не в течение же двух столетий… и на трёх континентах! Далее, заговор должен быть тайным, глубоко законспирированным… как мировое правительство. А «Клуб 27» – полумистическая сенсация… без объяснений и логики. И в-третьих… плодами заговора кто-то должен воспользоваться. Возглавить армию или страну… группу лиц, управляемых общими интересами. Спрашивается, кто же заменит Хендрикса? На небо-то вырвать можно, кто выдернет его из Истории? А меня или Брайана? Про Дженис я уж молчу, никем ещё и половины не сказано…

ДЖЕНИС.
Эх, вы, заговорщики… ума в башке, что воды в дырявом горшке! Забыли, кто нынче правит в земной округе? Вы после смерти не просто стали легендой! Теперь вы, джентльмены – огромная куча денег. Земная власть находится в руках дьявола. Спрашивается, кто же отомстит его подданным за равнодушие к судьбам, за лицемерие и продажность, за проституцию, бандитизм и наркотики? Кому перерезать глотку за то, что в обществе не осталось иных ценностей, кроме тех, что покупаются и продаются? Боже, храни Америку! Страна беднеет, а кто у нас богатеет? Банкиры да военные фабриканты. Чтобы содержать семью, простому люду приходится работать чуть ли не вдвое больше, чем в конце прошлого века. И это – шаг в будущее? А что тогда, если не заговор? На наших глазах, с согласия и ведома властей, разрушаются браки и семьи! Кто развращает нам глаза и уши, оскверняет сердца и помыслы? Властитель мира, враг рода человеческого! Так что же это, если не заговор?

ЛЕДБЕЛЛИ.
Виват, королева блюза!

ДЖОНС.
Фи, Дженис. Тоскливо и нудно для тронной речи. Вот, скажем, Арета Франклин…

ДЖЕНИС.
Иди ты… фугу на маримбе сыграй. Свой дельта-блюз ты уже проворонил.

ДЖОНС.
Так что же теперь, помалкивать?

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ.
Время подумать, Брайан. Самое время.

Часть 3-я. Огненный ангел, или Новое назначение.
Интерлюдия для 3-х танцевальных пар:
Brother Dege, Too Old To Die Young (Трек 7).

На сцене те же. Дверь мягко отворяется, входит ЧЕЛОВЕК С ВОСТОКА.
Это маленький, щуплый кореец в дорожном плаще до пят и широкополой шляпе, с посохом в руке и небольшим вещмешком.
Глаза его удивлённо перебегают с места на место.

ЧЕЛОВЕК С ВОСТОКА.
Друзья, примите благую весть. Она обогатит ваш разум, распахивая двери в непознанное.

ЛЕДБЕЛЛИ.
Положим, дверь ты уже открыл. За это можно и огрести, тут вам не чайна-таун и не китайская прачечная. А как же восточная вежливость?

ЧЕЛОВЕК С ВОСТОКА.
О, досточтимый! По-настоящему вежливый гость готов к любому вопросу. Меня зовут Кхенчон, но я известен под именем Кхе.

ДЖОНС.
Кхе, кхе… прокашлялся? Дуй дальше, покуда ветер без камней. И без тебя хватает, о чём поразмыслить.

ЧЕЛОВЕК С ВОСТОКА.
Если вы расстроены, размышляйте над непостоянством. Всё мимолётно, как дуновение ветра. Если страдаете от разлуки с вашей привязанностью, размышляйте над непостоянством. Всё преходяще, как аромат прекрасных цветов. Если вы обижены или в гневе, размышляйте над непостоянством. Объект вашего гнева однажды уйдёт из жизни.

ХЕНДРИКС.
Ну, как же, наслышан... сиди у речки, как в глубокой засаде, и не рыпайся, тогда однажды мимо проплывёт труп твоего врага. Неясно только, кому любоваться – все уже умерли!

ЧЕЛОВЕК С ВОСТОКА.
Избавившись от невежества, вы приготовите себя для силы и мудрости. Прошлое миновало, и больше оно не с нами. Будущее ещё не пришло. Настоящее мимолётно, как вспышка молнии.

МОРРИСОН.
Ни прошлого, ни будущего не существует. Есть только настоящее, которое всегда рядом.

ЧЕЛОВЕК С ВОСТОКА.
Время скептика – в беге секундной стрелки. Мудрость граничит с вечностью. Прислушайтесь к голосу разума… стремясь к созерцанию. Попробуйте услышать, и вам удастся понять…

ДЖОНС.
Как дети, честное слово… сухарика хочешь?

МОРРИСОН.
Но Запад есть Запад, Восток есть Восток… (заканчивает вместе с ДЖОНСОМ и ХЕНДРИКСОМ): и им не сойтись никогда! Вот ерунда какая: время ужинать, а есть совершенно не хочется… ещё одна дурная привычка!

ЛЕДБЕЛЛИ выталкивает корейца и захлопывает за ним двери.

ДЖОНС.
Так-так. А где же настоящий герой? Кого занесёт на ужин?

Из зрительного зала подымается на сцену ПИРАТ МОРГАН, грузный, в парике, красном кафтане и треуголке. На правом боку у него подвешен старинный пистолет, на левом –
шпага в ножнах. Пыхтя, МОРГАН усаживается за столик, не глядя по сторонам.

ДЖЕНИС.
Вот это уже наглядней. Сбежали с маскарада, дружище?

МОРГАН.
Не зли меня, распущенная девчонка… хей-хо! Привет, негодяи. Мы с боцманом Билли проводим кастинг нового экипажа!

ХЕНДРИКС.
Кастинг, ух ты… как в модных домах Лондона. А старый экипаж чего, разбежался?

ДЖОНС.
Привет, владыка морей. Могу пострелять из пушек. Правда, пока не пробовал.

МОРГАН.
Встречайте капитана Моргана. Мой корабль-призрак, легендарный бриг «Летучий голландец», попал в космический шторм. Летучие рыбы, магнитные бури, то-сё... Ну, нашим бравым пиратам наскучило однообразие, и они дали дёру с большим креном курса в сторону Мальдивских островов…

ДЖОНС.
К зарытым сокровищам?

ХЕНДРИКС.
За новыми девочками!

МОРГАН.
Рыбачить на коралловый остров, вы, сборище неудачников!

МОРРИСОН.
Чем чепуху молоть, Хендрикс, возьми у боцмана дудку и тресни себе по башке. Пираты бродят, как призраки…

МОРГАН.
Да я реальней, чем твоя бабушка!

МОРРИСОН.
Не тронь, говнюк, мою бабушку!

МОРГАН.
Ну, наконец-то! Вот речь не мальчика, но мужа. На берегу я нашёл бы способ обменяться парочкой славных ударов шпаги. Но время не ждёт, и мы не на суше. Допустим, грабежи и сокровища вам ни к чему. Поднявшись на борт «Голландца», вы сможете расправиться с любыми врагами! Вы приведёте в ужас всё, что шевелится!

ДЖОНС.
Гори оно огнём, всё, что шевелится. И что за день такой… кошка в деревне сдохла?

МОРГАН.
Молокососы! Да я вас в порошок сотру! И зубы им вычищу!!

ДЖОНС.
Твоим зубам никто уже не поможет. Однако угроза – это угроза. Ледбелли, будь так добр, дай капитану прощальный пинок…  и не забудь добавить, что это от нас.

МОРГАН.
Умрите тысячу раз, проклятые лежебоки! Я позабочусь о том, чтобы вы меня не забыли.

МОРРИСОН.
Бог ты мой! А по другим каналам есть что-нибудь?

Музыканты шикают и свистят.
ЛЕДБЕЛЛИ, засучив рукава, выходит из-за стойки с решительным видом.
Пожав плечами, МОРГАН спускается назад в зрительный зал и пропадает из вида.

ДЖОНС.
Что, цирк уехал? Не испытывай больше, господи!

ДЖЕНИС.
Ты вправду думаешь…

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ.
Да, Дженис, это парочка моих клоунов. Надеюсь, им удалось всё же заронить зёрна сомнения.

ДЖОНС.
Мы трудная пашня, господи: прежде чем сеять, приходится глубже вспахивать. Что, ждёте от нас благодарности? А может, покараете за дерзость?

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ.
Моя доброта бесконечна, Джимми.

ДЖОНС.
Вот это-то и пугает…

Входит КРОУЛИ. Со скучающим видом садится за свободный столик и задирает ноги по-ковбойски.

КРОУЛИ.
Вновь я посетил… вот скукотища! Лицо набить некому. А хуже всего, что не за что. Ну и порядочки. А там, внизу, ликуют ваши враги…

МОРРИСОН.
Некому? Отчего же? А если тебе, к примеру? Вот жаль, бейсбольную биту в машине оставил.

КРОУЛИ.
Нельзя, приятель, я с поручением. Приказано сагитировать Дженис. И сразу к мессиру. Мой шеф считает, что слухи о её даровании слишком преувеличены. Желает сам во всём разобраться.

ДЖЕНИС.
Любопытно было бы взглянуть…

КРОУЛИ.
Ещё бы! С Евиных времён для женщины нет ничего важнее, чем любопытство. У каждой дамы есть два вопроса… один, «когда»? – а второй: «и чё?» Первый был задан Адаму перед грехопадением. Второй – сразу после.

ДЖОНС.
Байки для младших классов. Найдётся что-нибудь поприличней?

КРОУЛИ.
Тебе, отщепенец, разве что бассейн отыщем поглубже. А Дженис – особое приглашение. Что ж, признаю: я был тогда в её номере. Но не делал уколов! Я их панически боюсь. Полно же подсобных рук… простите, лишнее сорвалось…

ДЖЕНИС.
Мерзавец! Ты ещё хвастаешь?!

КРОУЛИ.
Мелочи жизни. Чтобы доставить вам удовольствие, вновь приму вражеский облик. Вы сможете спалить меня, прямо живьём, в огненном русле реки Агиддо, но после визита к мессиру.

ДЖОНС.
Блондинчик, да ты же испепелишься. Наш Демон сбрендит от ревности…

КРОУЛИ.
А, всё равно личину скоро менять. Изнашивается моментом.

ХЕНДРИКС.
Что, гладите костюм, не снимая?

КРОУЛИ.
Нет, дурачок! Меняю ограниченную старость на безграничную молодость. Старики – это племя бессмысленных идиотов.

ДЖЕНИС.
За стариков отдельно заплатишь. Ну-ну, и что там с Агиддо?

МОРРИСОН.
Не слушай, Дженис. В аду нам нечего делать. Мотай отсюда, приятель, пока я лысину тебе не припудрил!

КРОУЛИ.
Обида при исполнении? Отлично. От вас, чистоплюев, иного и не дождёшься. Решим вопрос благородными шпагами!

КРОУЛИ откуда-то выхватывает старинную шпагу. МОРРИСОН с изумлением обнаруживает в руке такую же. Отчаянная схватка заканчивается тем, что КРОУЛИ ранит МОРРИСОНА, картинно проткнув насквозь. МОРРИСОН падает, ДЖЕНИС бросается к нему.

ДЖЕНИС.
Ты не можешь быть дважды мёртвым! Или всё-таки… можешь?

МОРРИСОН.
У душ есть слабые места… вон там (показывает себе на грудь), где сердце сходится с мыслями. Возможно… здесь зарождалась лю… (кашляет, умолкает).

КРОУЛИ.
Любовь! Любовь разбивает нас вдребезги. Те, кто нам дорог, не склонны к взаимности. Человек рождён эгоистом и умирает в ненависти к оставшимся! Ты, Дженис, сама-то себя не любишь!

МОРРИСОН.
Не верь ему… (откидывает голову и затихает).

КРОШКА БАРБИ
(поднимает голову от влажной уборки).
Любить себя? Невелика заслуга! Великий грех – не любить других.

ДЖЕНИС.
Да отвяжитесь вы! Джимми! Джимми, очнись!!

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ.
Эй, Джимми, брось дурака валять. Пусть Демон сбегает в арсенал, возьмёт зарядное устройство с пометкой «для экстренных случаев». Подключишься, рекомбинируешь… останутся излишки – сбрось Джимми Хендриксу. Чего-то он захандрил в последнее время, наш прародитель хард-рока…

ХЕНДРИКС.
Я так и знал, что нам отсюда не выбраться… очередная зависимость?

МОРРИСОН.
Чистилище! Будь оно трижды проклято…

ДЕМОН
(вбегает, запыхавшись).
Ну, что решили? Я здесь один не останусь!

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ.
Могу сослать тебя в лунный модуль.  Симпатичный такой кристаллик с миллионами граней. Будешь работать призраком на полставки. Следить за чистотой. А то китайцы повсюду шастают, просто от рук отбились…

КРОУЛИ.
Отдайте его Сатурну. Пусть чистит кольца от ржавчины.

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ.
Поучи жену щи варить.

КРОУЛИ.
Простите, ваше степенство… припадаю к ногам вашей милости.

ДЖЕНИС.
Меня зовут королевой блюза. И мне не место на адской кухне. Жаль только, что королева – это символ вечного одиночества.

Звучат аккорды.
ДЖЕНИС исполняет песенку «Памяти Дженис Джоплин» (Трек 8).

ХЕНДРИКС.
Это не так. Ты просто достойна лучшего, чем разделить судьбу бродячего музыканта.

ДЖЕНИС
(подходит к краю сцены, зябко обхватывает плечи руками).
Вы хорошо устроились, леди и джентльмены… а я-то кому нужна?

БАРБИ.
Да никому, ведь ты никого не любишь. Ты ищешь в жизни только власти над публикой. Твои музыканты по первому звуку голоса разлетались в стороны, словно кегли. А тобой вертели продюсеры и газетчики… любой, кто имеет вес! Мы, женщины, рождены для любви, но остаемся одинокими в мире, созданном для мужчин.

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ.
Умнеешь, Крошка. Тебя-то куда мне сплавить?

ДЖЕНИС.
Так в чём он, рецепт любви?

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ.
Относись к другим так, как хочешь, чтобы относились к тебе.

КРОУЛИ.
Не мудрствуйте, всё решено заранее. Хочешь сломать колесо сансары – поищи достойных партнеров! Я расскажу вам притчу. Это не займёт много времени. Жил на Востоке мастер древних ремёсел. Звали его Искандер Хан, и была у Искандера молодая жена по имени Юлдуз. Ничто так не тревожило мастера, как приближение старости… и вот однажды он изготовил сундук, в котором спрятал своё сокровище. Всю жизнь Искандер собирал порошки бессмертия, не хватало лишь какого-то единственного ингредиента. Спрятал Искандер порошки в сундук и запретил жене открывать его.  Поехал в город, решив поклониться знаменитому мудрецу: не откроет ли он тайну волшебного зелья? Жена, сходя с ума от любопытства, попросила знакомого слесаря, мужа своей служанки, открыть сундук и чуточку в нём покопаться. Это ведь ей только муж открывать сундук запретил! Откинул слесарь крышку сундука – и тут же упал замертво. Кое-как жена со служанкой зарыли умершего в саду. Вернувшись, Искандер поведал супруге тайну, открытую мудрецом. Недостававшим ингредиентом порошка, гарантирующего бессмертие, оказалась гибель какого-то слесаря…

ЛЕДБЕЛЛИ.
Вы пролетели с вашей миссией, Кроули. Всё как-то получается у вас… не по-человечески.

КРОУЛИ.
Возможно. Зато вполне по-людски. Жил некогда философ, по прозвищу Блаженный Августин. И что удумал: бог, дескать, зла не создавал! Всё от людей, для людей и к людям.

ЛЕДБЕЛЛИ.
Неверно. Вас плохо учат в ваших адских застенках. Бог проклял Люцифера, желавшего высшей власти. Зло пало на землю, низвергнутое из ада, и застыло, как клеймо на копыте дьявола.

КРОУЛИ.
Экая чушь! Твой нынешний хозяин, Ледбелли, гребёт под себя, оставив пастве псевдо-свободу выбора. Что лучше: жить в бедности или в богатстве? Заработать или выпрашивать? Ограбить или завидовать? Свобода выбора – это страшное зло… и вечный соблазн. Вот почему в аду так тесно, а в раю так скучно.

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ.
Довольно, Кроули. Решение принято.

ДЖЕНИС.
Что, тоже хочешь видеть меня в аду? Какой же ты бог после этого…

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ.
Готовься, Дженис, теперь ты станешь Огненным Ангелом. Тебе самой придётся отбирать пополнение в «Клуб 27», а заодно и решать, останутся ли души поразмыслить или сразу же отправятся в ад. По истечении срока, который я назову, ты вернёшься на землю. Откроешь людям новые горизонты блюза.

МОРРИСОН.
А мы отныне – свита королевы?

ДЖОНС.
Да я с ума здесь сойду!

ХЕНДРИКС.
Мне кажется, это нечестно…

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ.
Вас тоже ждёт серьёзная работа. Первой жертвой глобализации, задуманной дьяволом, станет мировая культура, а конкретнее – музыка. Уже сейчас работа песенных мастеров свелась к простейшим гитарным рифам, эпатажу на сцене и в текстах, а также простейшим видео-фокусам. Весь пар уходит в гудок. А что начнётся, когда на смену всему живому придут ваши хвалёные компьютеры? Пора противостать катастрофе. Я дам вам другие лица. Забудьте ваши глупые привычки и смешные привязанности. Готовы ли вы, джентльмены?

ДЖОНС.
С момента прибытия!

МОРРИСОН.
На всё твоя воля, господи. Прости нам все прегрешения.

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ.
Я верю в творческую свободу. Вы противитесь давлению, но не духу разума. И это решает дело.

Музыканты исчезают со сцены, пропав во тьме мгновенно и неслышно.

ДЖЕНИС.
Ушли… а я осталась в растерянности. Чем эта милость лучше тюрьмы? Род занятий тот же.

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ.
Ты станешь оком господним, Дженис. Будешь присматривать за прибывшими – и сдерживать их отчаяние. Станет легче, когда они услышат родственный голос… твой род занятий будет самым свободным: отвечай на мои вопросы и пой свои блюзы.

ДЖЕНИС
(теряя голову).
Да разве это свобода?! Давайте вторую тряпку, я лучше буду сменщицей Барби!

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ.
У Крошки нет сменщицы. За стенами чистилища тоскует по тебе потерянный рай… и скоро, очень скоро ты вновь обретёшь его.

ДЖЕНИС
(про себя, слегка нараспев).
человек, завёрнутый в край обугленной плащаницы,
не заботы прошу,
не сукна,
не хлебов,
не водицы,
ты не спишь, значит, выслушаешь меня:
прах и пепел на месте огня,
прах и пепел,
как вечный покой, пелена или одеяло,
только совести огненные язычки догорают к рассвету –
возможно, кому-то они должны,
и луны не погашенная лучина раскаляется до утра,
и к утру только пепел, и в этом, боюсь, причина,
что любого, не сказанного тобой, мне опять будет мало,
прикури меня,
верни неразгаданный страх
неизношенной жизни, неопробованных страстей,
если каждый мужчина знает, что я ему как сестра,
значит, эти мужчины были совсем не те,
и морковка для мула, привязанная к верёвочке,
вновь болтается впереди,
нет убежища в пламени разума, там, где всегда дыра,
медный крест прижимаю, пытаясь согреться, к невесомой моей груди,
прикури меня,
сожги меня заживо, дай же кому-то сниться,
человек, завёрнутый в край обугленной плащаницы,
об одном прошу, в нутро моё
не гляди.***

Звучит начало песни Nirvana «My Girl» (Трек 9).
Артисты выходят и становятся в один ряд.
За ними закрывается занавес.
Из-за занавеса появляются артисты, игравшие ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ и ГОЛОС МАТЕРИ.
Занавес вновь поднимается, ДЖЕНИС появляется между ГОЛОСОМ ЗА СЦЕНОЙ и ГОЛОСОМ МАТЕРИ. Прочие артисты стоят за их спинами.
Песня постепенно стихает. Общий поклон.
Занавес

***Автор стихов – А. Тихонов.

Треки к пьесе (на Яндекс Диске):
https://disk.yandex.ru/client/disk/%D0%A2%D0%A0%D0%95%D0%9A-%D0%9B%D0%

КОНЕЦ

Tweet