В нижнюю клетку поселились два весельчака, Майк и Джим. Они всю ночь гогочут, не знаю когда спят, камеди клаб а не тюрьма, ну просто заливаются смехом. У одного пятнадцать лет срок, у другого — десять.
Майк — агент по недвижимости, попал за ипотеку, фальшивые бумаги о доходах предоставлял банкам, раздувал цены на недвижимость, но говорит не виноват, бухгалтер аферист деньги стащил и на босса свалил.
У него был свой самолет, двадцать миллионов в недвижимости, половина федералы конфисковали, но несколько домов, те что на мать записаны, уцелели. Десять лет срок дали, но после ста пятидесяти тысяч адвокатам, снизили до пяти, сейчас он как раз по пути в суд — апелляция.
Джиму пятьдесят пять, весит сто пятьдесят кг, живот будто беременный, с трудом передвигается. Усатый, лысый, веселый, диабетик, наркоторговец. Говорит, переводил доллары в золото и закапывал на кладбище, там самое надежное место, федералы никогда не найдут. Остальное всё отобрали: дом, две спортивные машины и катер, на котором он в Гольфе Мексико с девушками кокс нюхал. Есть что вспомнить, но пятнадцать лет немало, когда тебе пятьдесят пять плюс диабет. Тогда откуда это веселье, ржут всю ночь, прям зависть берет.
Четыре утра. Майк и Джим внизу хохочут, Тоней пытается спать, вертится, кряхтит. Народ начинает выползать из клеток на прием медикаментов. Много диабетиков, выходят на прием инсулина. Когда-то это были здоровые, красивые, подающие надежды мужчины, женихи и сердцееды... сейчас же уколы каждое утро и тридцать лет за решеткой. Тут даже есть двое в инвалидных колясках. Один потерял ногу из-за диабета, а второй, молодой негр, убегая от копов, соскочил с крыши дома и сломал обе ноги. Вон они, в очереди, один принимает инсулин, другой — обезболивающее.
Пытаюсь изучить правила поведения. Например, нельзя общаться с разным цветом кожи, рекомендовано держаться ближе к своей расе. Я сижу за столом с Майком и Джимом, соседями из нижней клетки, а вчера к нам присоединился Норман. Рыжий, толстый, важный, круглое честное лицо, по тюрьмам двадцать лет, вор медвежатник.
Рассказывал историю: забрался как-то в богатый дом ночью на второй этаж, видит — сейф, ну он конечно давай пробовать отпирать его, и так и так, а в доме сигнализация сработала, слышит копы летят, сирена.
Норм открывает окно, выпихивает сейф на улицу и сам вслед прыгает. А там болото внизу, ночью он не заметил, ящик застрял в грязи, да и воришка влип. Четыре патрульные машины перед домом с мигалками и сиренами, а Норман по колено в грязи под окном, рядом с сейфом.
Часа через два копы уехали, дом опечатали, хорошо что Норм догадался окно за собой прикрыть, иначе такая фотка была бы для новостей: рыжий толстый воришка сидит в болоте с сейфом в обнимку, глядит жалостно вверх.
Норман таки выволок ящик из болота. Сходил за машиной, сейф тросом обвязал, вытащил, привез домой и распилил. Девяносто тысяч кэш там было, документы, драгоценности кое-какие, не густо, зато адреналина сколько. Документы он им ночью обратно в почтовый ящик закинул.
Двадцать восьмое июня. Сегодня три месяца как взаперти. Тоней перевелся в другую клетку, а ко мне подселили двух мексиканцев. Здесь много латино из Южной Америки. Оказывается, нелегалов не просто депортируют, а сначала в тюрьму сажают. Один из моих новых сокамерников храпит. Маленький, а храпит как крупный. Это нехорошо. А второй целый день ТВ в зале смотрит. Сидит тихо и завороженно пялится в ящик. В зале шесть теликов, на стенках висят высоко, каналы менять имеет право только охрана.
По двум крутят латинские шоу, еще на одном — спорт, по остальным — про полицейских, какие они молодцы и герои, отстреливают криминал, чуть что померещилось, пистолет и стрелять. Утром, в новостях, одни мигалки, сирены, копы тащат нарушителей в тюрьму, диктор рассказывает взахлеб что произошло. Пока средний класс в субурбии спал, набирался сил и летал в астрале, в гетто тем временем пытались заработать на пару грамм крэка, чтобы забыться и еще один день протянуть на этой земле... Но вдруг полиция вламывается в дом: «На пол! Ложись суки!» — Автомат в голову, дети орут, отец семейства пытается выпрыгнуть в окно, двадцать лет за пакетик крэка светит... вон тащат его вталкивают в круизер, «попался гад, теперь мир станет лучше без тебя».
Это типичные утренние новости, когда только проснулся и бродишь по залу в полудреме, а ум впитывает происходящее и передает полученную информацию в подсознание на переработку и хранение, авось пригодится когда-нибудь в этом жестоком мире.
Мои новые сокамерники: Педро и Антонио, оба из Гвадалахары. Педро пять лет в Америке, из которых четыре — в тюрьме. Говорит, что все равно будет пробовать здесь батрачить. Работал на сборе урожая... сады опрысканы химикатами, в маске, глаза слезятся, вечером тошнит, но напиваешься текилы и спать, а денежки домой — семье. Там жена, двое детишек в школу ходят, надо им ранцы покупать, носочки, даже ноутбуки просят... растут, растут, а он в тюрьме сидит... но это не напрягает, тут он на всем готовом, фасоль рис кушает, Библию читает, а вот детки там без денег, это не есть mucho bueno*. Два пацана кучерявых у него, Франсиско и Паблито, фотку зубной пастой приклеил внутрь шкафа. Открывает, грустно смотрит, там же иконка висит. Помолится Педро шепотом, Библию почитает, потом засыпает и храпит. Вечная книга на лице, страницы в такт дыханию шевелятся.
Антонио — второй bunky*, тихий, ну просто ангел, тоже Библию читает. Ему сидеть подольше, лет двенадцать, за то что таскал кокаин через подземный туннель, из Тихуаны в Сан Диего. Ползал он там с мешками на спине полгода, пока федералы не встретили на американской стороне. Но зато хорошо заработал, лет на десять семье хватит, даже ему в тюрьму будут высылать на китайскую лапшу и чили соус.
В зале набралось около десяти мексиканцев, кучкой сидят перед латинскими теликами и хохочут, гомерический хохот и эхо-о-о!!! В другом конце зала,
на педофильской стороне, ржет постоянно пузатый тип, которому дали сорок лет за изнасилование. У мексов маленькие сроки, можно и повеселиться, в среднем три-пять лет за нелегальное пребывание, потом депортация домой, а педофилу сидеть взаперти лет сорок, если выживет. Ну просто задыхается от смеха группа в зале, а когда их запирают в клетки и в зале тихо, тогда уже Майк и Джим из нижней клетки хохочут. Чего-то я не понимаю... может им выдают какие-то специальные «смехотворные» медикаменты? Вон, мексы истерично захохотали опять. Возможно им в этой тюрьме лучше чем дома.

* Mucho bueno (исп.) Очень хорошо * Bunky Со-камерник

Сегодня приходил адвокат. Меня вызвали, повели по коридору, без наручников. Холл пустой, пол блестит, идти недалеко, шагов тридцать, двери направо, там комнатки для встреч с адвокатами. Размер два на два, один стол, два стула.

Юрист был занят с другим зэком, мне указали ждать в пустой каморке. Но он выглянул, помахал мне и показал знак «ок»... все в порядке. Что бы это значило?
Сижу в комнатушке. Хоть отдыхаю от душного блока, где пахнет китайской лапшой. Тут запахи другие... гражданские, офисные, «свободные». Только стол, два стула и две розетки. И всё. Но все равно интересно. Я почему-то все разглядываю. Особенно розетки. А больше смотреть не на что. Сел на стул, жду. Хоть какая-то смена обстановки.
Наконец адвокат освободился и меня проводили к нему в комнатку. Он уже сидел с приготовленным ноутбуком, на экране которого я увидел... свой бусик. Боже мой,
это же момент моей остановки, съемка из полицейского круизера.
— Смотри, — говорит Мр. Ланелл. — Смотри... я уже десять раз прокрутил это видео... никаких совершенно нарушений нет. Остановка нелегальная. А это значит, что остановили нелегально, обыскали нелегально и... арестовали нелегально. Не было бы остановки, не было бы и обыска... и соответственно — ареста. Понимаешь? То есть, надо чтобы судья увидел, что тебя остановили без причины, тогда все остальное полностью отпадет... и ты – свободен.
«Неужели...
— У нас очень большой шанс выиграть это дело, — говорит Мистер Ланелл.
...неужели есть шанс, что меня выпустят?»
— Ну, не сразу выпустят... — говорит Мр. Ланелл. — Сначала судья посмотрит, затем принимается решение... это занимает от недели до четырех, зависит от судьи.
— Получится? — спрашиваю робко.
— Я не могу поклясться на здоровье своих детей, но у нас есть реальный шанс выиграть.
Я в шоке гляжу на него... «Возможно, через месяц, я имею шанс быть на свободе?» Варианты моего освобождения тут же включаются на полную и я вижу себя выходящим из здания суда в гражданской одежде... я вдыхаю воздух свободного мира и направляюсь на автобусную остановку. Денег у меня нет, мне ничего не вернули, да и ладно, спасибо что выпустили. Нахожу телефон-автомат и набираю бесплатный номер моего банка, там у меня было тысячу триста на одной карточке, может они не сняли эти деньги? Звоню, говорю так и так, потерял карточку, можете новую выслать? Мне задают контрольные вопросы, я расслабленно на все отвечаю... Они спрашивают: «Куда вам выслать карточку, сэр? На ваш домашний адрес?» Вот здесь проблема... домашний адрес по карточке это в Лос-Анджелесе, где я квартиру снимал до переезда. Как я ее там получу? Думаю... думаю... куда же карточку получить? Бля, когда денег нет — одни проблемы... Но ничего, главное что вышел, что-нить придумаю... Щас, щас... что-нить придумаю...»
Мистер Ланелл вывел меня из грез...
— Но хочу тебе сказать, что за всю свою практику... а это двадцать пять лет... я выиграл у федералов только три дела. И я считаюсь одним из десяти лучших адвокатов Кливленда.
Я молчу, а шарики крутятся. «Как это? Только три дела, за двадцать пять лет»?!
— У федералов процент вынесенных приговоров девяносто семь процентов, — поясняет он. — Формула такова: сначала пугают высокими сроками, затем предлагают подписаться под любыми обвинениями взамен на срок в два-три меньше. Почти все подписывают, лишь бы срок скосить. Если же упрямишься и в суд идешь, то наказывают

по полной. Присяжные заседатели находят преступника виновным в девяносто семи процентах из ста.
Я слушаю, в горле пересохло.
— Но в этом деле у нас есть реальный шанс выиграть, — заключил Мистер Ланелл и посмотрел на часы.
— О-о... мне надо бежать... Еще полтора часа до Кливленда пилить. Закрывает ноутбук, встает, жмет мне руку.
— Ну, давай, держись... О-о... вспомнил... Я нашел дома русскую книгу,
Достоевский, «Преступление и Наказание». Принести?
— Да-да, конечно... спасибо.
— Ок. — Он помахал рукой и вышел.
Меня вывели в предбанник и сопроводили обратно в блок.
В комнате адвоката пахло свободой и надеждой на освобождение, а тут, в блоке, пахнет страхом и в воздухе витает депрессняк. Арестанты стоят грустно в очереди за жрачкой. Черный из соседней клетки кричит на белого престарелого зэка. Ему померещилось, что тот впереди него поднос взял. Белый отошел спокойно, не огрызается. Никто не хочет лишних проблем. Если какой конфликт, обе стороны идут в карцер. Некоторые на долгое время. А могут еще и новую статью впаять. Ведь ты уже закрыт, только отвезти в суд, зачитать новый приговор и выслать в тюрьму строгого режима. Никто не рвется попасть туда, где спят с одним открытым глазом и заточкой под матрасом. Хотя в этом зале многие именно туда и направляются.
Среди них — Джоди, убийца из соседней клетки. Возраст двадцать восемь лет, срок — тридцать пять. Бродил по залу угрюмый, переживал: прокурор обещал пожизненно, а вернулся из суда веселый — всего тридцать пять лет дали! Теперь настроение отличное, легко отделался, но и к гладиаторским боям на зоне готовится: занимается, бегает, качается.
Его сокамерник — Ник, бывший ветеран, воевал в Ираке, хохочет все время как ебанутая гиена. Он смотрит на длинный срок. Говорит, если двадцать лет дадут, то всю жизнь молиться будет в благодарности, но скорее всего получит пожизненно,
а в тюрьме — убьют.
Вчера старичка одного привели. Семьдесят четыре года, веселый, будто на курорт попал, а не в тюрьму. Бегает, занимается, говорит лет пять сидеть не больше, выйдет еще попутешествует. Пенсия на счету накапливается, три штуки в месяц, начальником почты работал. Сам в тюрьму сдался, не терпелось. Приехал и говорит: «закрывайте... побыстрее хочу срок начать... че сидеть дома ждать — быстрей сяду, быстрей выйду».
Еще тип сегодня прибыл — Радж, индус. Жил в трущобах под Бомбеем, устроился на пароход матросом, приплыл в Новый Орлеан, прыгнул в Миссисипи, попросил политическое убежище, проучился на врача, питался десять лет китайской лапшой
и карри, аспирантуру закончил, клинику открыл — американская мечта. Но стал мутить аферы с нелегальными страховками, арестовали. Он трех этажный особняк на побережье

успел построить. На первом этаже была клиника, на втором – бар для вечеринок,
на третьем — спальня с видом на речку (как раз на то место где он спрыгнул с корабля). «Lamborghini» стоял под окном за сто двадцать тысяч, оранжевый с переливами, номера на нем «Dr. Raj». Тоже федералы отобрали. Номера поменяли и катаются. А Раджу опять десять лет китайскую лапшу и карри кушать. В трущобах под Бомбеем было лучше.
На улице громыхают салюты — праздник сегодня, День Независимости. Вольный народ бухает по всей стране, а зэки сидят и мечтают о свободе: из тюрем струятся вверх молитвы... как невидимый дымок, как эфир, льются увещевания из тюремных клеток. Заключенные плачут и просят Бога о помощи. Только в монастырях и тюрьмах молятся так искренне и неистово. Монахи просят освобождения от суеты мирской, а заключенные молятся вернуться в суету мирскую.
Сижу в зале. Столы и стулья тут металлические, холодные, вмонтированные в пол. Напротив сидят два педофила. Одному из них пятьдесят шесть лет, кличка Санта Клаус. Совершенно седой, даже белый. Борода лопатой, сидит неподвижно, смотрит в ящик.
У него срок — сто пятьдесят лет! Это не опечатка: «сто пятьдесят лет»!
Рядом с ним — Брент, тот который себе вены резал. Книгу сидит читает про Апокалипсис. Среди педофилов почему-то фантастика самый любимый жанр, они все мечтают о скором конце света, так чтобы весь мир сгорел, им терять нечего. А может повезет, стены тюрем рухнут, им удастся выбежать в лесу скрыться, землянки вырыть и наблюдать как остальной мир полыхает в огне.
Брент поделился новостью: жена его повесилась дома. А ему, он говорит, даже это запрещено. От этой пары веет мощной волной депрессии, смотрим дальше.
За следующим столиком, в карты весело рубится Рональд: белый типчик лет сорока, длинные жидкие волосы, грабитель банков. Одиннадцать лет за украденные две с половиной тысячи. Больше в кассе денег не было. Записку протянул девушке
за стойкой: «дай все деньги, плиз (он так и написал, „плиз“), а то у меня в кармане пистолет, застрелю». Она выгребла всё что было и по ходу на кнопочку там нажала... Не успел воришка рассовать добычу по карманам, как его копы встретили на выходе.
Рональд рассказывает про свои достижения: школьный аттестат в тюрьме получил, на дальнобойщика сдал, три тыщи книг прочел, медитировать научился, двадцать кг сбросил, шахматистом стал... А на улице что? Еще два года сидеть, а он уже переживает: идти некуда, кроме ночлежки... А работать где? А жить на что? Разве что банк ограбить и обратно. Тюрьма его дом.
Рональд сидит играет в карты с коллегой. Тоже грабитель банков — лысый, маленький итальянец по кличке «Бомба». История похожая: записку написал: «дай сука деньги (он погрубее был, без «плиз», а с угрозами), иначе взорву к ибениматери ваш факин банк, детей своих не увидишь». Кассирша отдала ему дрожащими руками четыре тысячи из кассы и «Бомба» вышел важной походной, даже чулка на морде не было... все камеры отсняли его четко и качественно со всех ракурсов.

Вечером он купил наркоты, накурился, поехал в бар, там добавил Джек Дениелс и в четыре утра уснул на ступеньках. Бармен вызвал копов, те его подобрали, отвезли
в участок, чтобы протрезвился и штраф оплатил, а там, на тебе... снимают отпечатки пальцев, а это ж «Бомба». «Привет, мы тебя ищем»! Девять лет дали.
Негр, весь в татуировках, у телефона... только что ударил трубкой по аппарату и зло посмотрел в пространство... Это «Блесс», даже тату у него на шее с такой надписью. Походка и замашки гангстерские, сидит с опухшим лицом. Только что пытался звонить жене, но та трубку бросила. Он денег просит, а ей самой кушать нечего.
Блесс курсирует между залами. Раньше он сидел в шестом блоке, там он стащил продукты у сокамерника из тумбочки. Расплата — мордобой. Воровать в тюрьме табу. После этого, его переводят в зал для особо опасных преступников, где почти у всех пожизненно. Это зал напротив. Через стеклянную будку охраны видно: драки каждый день. Мы влезаем на столы, когда видим охрана бежит туда с дубинками. Респект — самое главное в тюрьме. Подрезал в очереди — получай в рыло. Блесса там побили, он весь в синякам к нам перебрался. Его поселили на верхний ярус в клетку сто девятнадцать, вместе с педофилом по имени Грэг.
Небольшое отступление, расскажу про Грэга: белый, в очках, возраст около пятидесяти. Не виноват говорит ни в чем, клянусь... Работала на него девица секретаршей в офисе, выглядела на двадцать, а он документы у нее не проверил, когда брал на работу (до сих пор жалеет, локти кусает), на разрез платья засмотрелся и на джинсики в обтяжку.
И вот однажды она говорит Грэгу: «плиз сфоткай меня на свой смартфон, а то у меня телефончик дешевый, качество плохое... и перешли мне снимки на емэйл. Без лифчика фотки хочу». А Грэг надо сказать, курс фотографии брал когда-то, даже мечтал модельной съемкой заняться, а тут как раз шанс попрактиковаться, ну конечно.
Пощелкал он сверх нормы, даже линзу специальную на объектив купил, чтобы покачественней фотки получились, уже планировал дизайн для своего сайта, как фотохудожник себя рекламировать, там смотришь и заказы пойдут, а может даже
и путешествия в частных самолетах на острова. Он ведь талантливый, просто не было возможности реализоваться: семья, дети, ипотека, рутина, не до творчества было,
но сейчас он всё наверстает.
Остается девушка после работы. Грэг три осветительных прибора установил, вспомнил курс фотографии: верхний свет, контровой, заполняющий, ну и на глазки отдельный лучик блики создать, чтобы лицо живое. А самое главное — фонарь по ярче на груди, для этого он дополнительный прожектор купил. Грэг ей даже лично грим делал, пудрил соски чтоб не бликовали, это тоже надо уметь, он отдельную книжку по гриму прочитал.
Девушку звали Николь и ей оказалось не двадцать лет и даже не шестнадцать, а пятнадцать. Мама-мия! (Грэг наполовину итальянец) Пятнадцать! Николь эти фотки в соцсетях запостила и похвасталась, вот, мол, босс меня пофоткал, зацените. Лайков куча, в том числе от федералов.
В три утра, в субботу, двери вылетают, Грэга хватают за патлы (волосы у него длинные, творческий типаж) на пол швыряют, ботинок на морду, читают Правила Миранды. Грэг обделался в штаны (это он не рассказывал, но так оно и было), руки ему за спину и в тюрьму. «Педофил гребаный, пятнадцать лет сука получишь, за каждый счастливый год, что Николь прожила на свете, тебе по году в темнице, фотограф».

И вот, Блесса поселили в клетку вместе с Грэгом. Так как Блесс воришка, то он у Грэга стал еду тащить из тумбочки. Напряжение нарастало, завязалась межрасовая конфронтация... Блесс обозвал Грэга «педофилом», а тот его — «нигером». Этого
не выдержала душа бывшего раба, а в настоящем — гордого гангстера... одним злым ударом он вырубает Грэга, тот падает на бетонный пол, ползком пытается из клетки в холл (дальше уже все видят)... Блесс его за патлы и мордой об бетон: хрясть, хрясть! Кровь сочится со второго яруса, Грэг хрипит, а охрана как раз вся занята в соседнем зале. Прошло минут десять пока они примчались и всё это время Блесс молотил Грэга башкой в бетон.

Правила Миранды Юридическое требование в США, согласно которому задерживаемый должен быть уведомлен о своих правах

Тюрьма эта немаленькая, тысяча четыреста человек в девяти блоках. Шестой и восьмой залы — это карантин, оранжевая униформа, туда поступают вновь прибывшие. В седьмом — особо опасные, синяя униформа. Пятый зал — «тихий» и депрессивный, это там где я сейчас нахожусь. Девятый блок — карцер. Третий — спортивный, надо писать прошения чтобы туда перевели; во втором и четвертом — ожидающие суда драг дилеры и прочая шушера.
Помещение наше в два яруса, площадь двадцать на тридцать метров, высота около пятнадцати, на потолке — большой вент. Туда с тоской поглядывают самые отчаянные, мечтают вскарабкаться по стенке и вылезти на крышу, но там еще решетка два пальца толщиной. Освещение в зале тускло депрессивное, воздух спертый.
На каждом этаже по шестнадцать клеток, в каждой клетке по три железные полки. В конце зала — восемь душевых кабинок, закрывающиеся шторками, две микроволновки и шесть телеков. Вся конструкция — металл бетон. Посреди блока — двадцать металлических столов, при них по четыре стула. Чтобы зэки табуретками друг друга не убивали, все прочно ввинчено в стены и пол. Рядом с душевыми кабинками — три простеньких тренажера и два платных телефона. Всё окрашено в серый цвет.
Раз в день выводят на выгул (REC). Охранник открывает дверь и орет: «REE-EEC»! Дается минута на подготовку, не успел — жди до завтра. А я заранее стою у выхода, «REC» для меня, в буквальном смысле: «глоток свежего воздуха». По коридору, двадцать шагов... металлоискатель... двери налево и... о, чудо, я на улице! Пусть там три забора колючих пять метров высотой, пусть вышки с автоматчиками: я на улице! Смотрю на небо, на облака, на деревья, солнышко радостно встречает, жмурюсь, подставляю лицо, впитываю витамины, кислород вливается в легкие, миллиарды клеток танцуют в благодарности, выцеживая пропитанный китайской лапшой углекислый газ.

Нахожу тихое местечко вдали от надоевших рож, никого не видеть хоть один час. У забора зеленая полоска, снимаю ботинки, прогуливаюсь по траве, целительная энергия подымается через ступни вверх вверх, прохаживаюсь медленно и в благодарности.
Захожу за угол, оттуда меня почти не видно, сажусь на травку, настраиваюсь посидеть в тишине... тут вижу тип один в инвалидной коляске подруливает, я его раньше не видел. Белый, волосы длинные, лет шестидесяти, лицо помятое внутренними муками.
— Привет, Я Джефф... ты русский?
— Ну, можно так сказать, из Молдовы.
— А-а... это возле Берингова пролива, знаю... Хорошее местечко ты нашел, я тоже
люблю уединение, устал от этих обезьян, — говорит Джефф, понизив голос и оглядываясь... — Пять лет среди них... А ты давно тут?
— Три месяца.
— Три месяца... — он усмехнулся, — я бля, пять лет, причем три года в карцере, нигера одного чуть не убил, он меня заточкой в бок, а я ему в горло вцепился и душить, душить... он хрипит, копы меня по спине дубинами, а я держу, удавил бы... По спине сильно били, сознание потерял, диски повредили, с тех пор в коляске. Но срок не добавили, а могли... В карцер перевели, я там один три года... нелегко, крыша едет, но хорошо что черных нет. В этом блоке их не много, а там где я был, семьдесят процентов нигеры... Я не расист, нет... — говорит Джефф оглядываясь... как раз черный охранник проходил мимо, — у меня друзья афро-американцы на свободе были... но тут они другие... тут ОНИ расисты... ведь на воле мы — белые, правим балом... а они там второй сорт, даже третий, после иммигрантов. Не в обиду, у тебя английский отличный... где ты его так хорошо выучил?
— Да в тюрьме, за эти три месяца и усовершенствовал.
— На воле, да... мы правим миром, а тут — они. Для негров тюрьма это — дом, ведь они всю жизнь в кандалах... а мы здесь — гости. И это хорошо, не будем делать из этого места дома.
Я кивнул, согласен на все сто.
— А у меня ведь на свободе ничего нету... через две недели на волю, а куда идти... на улицу? В ночлежку? Хорошо что калека, теперь в дом для престарелых определят... Вот видишь, нашел плюс, — он засмеялся... — пенсия, пособие, жить можно... карточки на продукты, бесплатное жилье, правда там одни старперы, жирные бля бабы в колясках, слюни текут, депрессняк... а что делать... у меня ведь бизнес был, чувак, я имел свой нефтебизнес, конкуренты подставили... статья «терроризм»... сшили мне дело «конспирация государственного переворота», это я много лишнего на своем блоге писал. Свободная страна? — Он оглянулся... — Бежать надо отсюда! Я бы сразу за границу и в Россию, оттуда экстрадиции нет... да и женщины там красивые... — Глазки его чуть прояснились, даже огонек мелькнул азартный. — Погулять бы еще... я ведь молодой, ты не смотри что я в коляске, но у меня бля пять лет испытательного срока, паспорт отняли, суки...
Он подъехал поближе и перешел на шепот.
— У меня есть план... через Берингов пролив, через Аляску, там нанять катер рыбацкий и — в Сибирь... Ха-ха! — он засмеялся своей мысли — Поможешь?
— А там что делать будешь? — Где?

— В Сибири?
— Да ты что... мне бы только выбраться из этой страны... разберусь.
— Там тоже как-то надо выживать, Джефф.
— Да бля, охотится буду...
— В коляске?
— Я там поднимусь, заниматься буду...
— В Сибири навряд ли ты врача найдешь, если что.
— Да я стану на ноги, посмотришь, я там стану на ноги! Свежий воздух, грибы,
ягоды, бабу сибирскую найду, охотится будем, свои грядки, овощи, фруктики... Какие там кстати фрукты растут в Сибири?
У Джеффа засветились глазки, он схватил меня за руку, будто я его гид и сейчас поведу через пролив, где он будет жить как отшельник, питаться кореньями, медитировать на холмике, может даже и русскую отшельницу-единомышленницу найдет.
— Тебе надо будет русский выучить сначала, — поддерживаю Джеффа, — там инглиш не знают.
— Да выучу... я способный... ты знаешь, я же с красным дипломом колледж закончил. Да меня в Гарвард приглашали... денег не было на учебу, застрял в Огайо,
а какие у меня перспективы были... э-эх... если бы ты только знал, какие перспективы... на меня вся семья надеялась, а как в тюрьму попал — забыли. Все забыли! Чувак, да я за пять лет может три открытки получил! А знаешь почему? Не нужен никому без денег, вот почему! Когда был на воле, дом имел за два миллиона, деньги, бизнес... из командировки прилетаю — спорят кто меня встретит, обижались даже... Вот такие времена были, май френд, вот такие времена... а как всё отняли да посадили, так все и забыли про меня. Обидно... но за пять лет я столько всего передумал, особенно когда один в дыре сидел... и понял что никому мы не нужны... родился один, умираешь один, все остальное — школа. Нет, не школа... все остальное — мучения и страдания. Да я даже не могу припомнить радости в своей жизни... Вот помню, встречался с Джанет, еще женаты не были, ну роман там, духи, одеваюсь модно, свидания, ко мне едем (у меня уже свой дом был), джакузи, вино, свечи, бывало лишнее выпью, а это не хорошо для мужчин, если даму пригласил — пить не надо... пусть она пьет, а ты — нет... только пригуби, но не пей... это я понял через собственный опыт. Тогда... тогда вдохновенье у меня было... ради нее всё, ради Джанет... Бизнес в гору шел, деньги в банк закатывались со звоном, америкэн дрим... Но она мне сучка изменяла, представляешь... изменяла когда я в командировке был... В аэропорту встречает, целует, домой едем, три недели
не виделись, а секса не хочет. Что такое? «Голова болит!» Голова болит? Все время голова болит, ну может раз в два месяца секс, тридцать секунд и спать... И ради чего я работаю, вкалываю...»

Вторник, ранее утро. Мы еще заперты, выглядываю в зал через оконце в двери. По вторникам отбытие в тюрьмы на отсидку. Любопытно, кто уходит... восемь человек стоят с мешочками на выход.
«Брежнев» вон грустный сидит за столом, так я его обозвал из-за лохматых бровей, негр лет пятидесяти. На год в лагерь едет за нарушение режима испытательного срока. Пятнадцать лет отсидел, вышел на probation, поехал к брату в Кливленд, покурил травы. А сидел он за продажу наркотиков. Запрещено, строго запрещено принимать субстанции на probation. А ему на следующий день как раз звонят: «приезжай на сдачу анализов». «Бля-я! Три месяца на воле был, никогда не вызывали, а тут курнул разок и на тебе! Они что, суки, наблюдали за мной? А не удивлюсь...»
Провалил тест Брежнев, дали ему еще годик. А какие планы ураганы... устроился рабочим в супермаркет, это тебе не завод фабрика, а — магазин... можно и менеджером со временем стать. Всем звонил хвастался... наркота, мол позади, с нелегалом покончено, честно буду жить, может даже в колледж пойду. Да, в молодости драг дилером был,
но сейчас мне пятьдесят, уму разуму набрался, много всего передумал в одиночке,
в церковь регулярно ходил в тюрьме, даже буддистскую группу посещал, «но там скучно... как они могут сидеть неподвижно... не для меня, — говорил Брежнев... — Мне вон в баптисткой церкви нравится, мы — африканцы, не можем как мумии сидеть, нам танцевать надо, прыгать, петь, в барабаны бить, как вы там сидите бля, непонятно, надо же Будда придумал...»
Брежнев, кстати, уборщиком в тюремной церкви работал... молился, молился,
и вот, Бог его выпустил на волю. И сейчас — обратно на год в тюрьму. «За что-оо?!
За то, что травки покурил? Так ее все курят, причем легально уже в Калифорнии! А меня в тюрьму!? Суки федералы! А вот выйду и опять драг дилером стану, вот так!»
Еще черный стоит с мешочком, тоже нарушение probation, за распространение синтетической марихуаны, пять лет дали. «Мр. Бойд», так он себя называет, крупный лысый негр, гангстер, школу не окончил. Вышел в прошлом году в декабре после девятилетней ходки и давай обратно спайсом торговать. Угостил на вечеринке гостей левой партией, четверо упали без сознания, судороги, да и сам «Мр. Бойд» как овощ, пена изо рта шла, скорая, даже в новостях показывали, еле выжили. Интересно то, что все пятеро на испытательном были. В гетто сложно встретить не сидевших, а те немногие которые на воле гуляют, почти все на probation.
Вон еще «СН» (Сексуальный насильник) ждет, стоит с авоськой, восемь месяцев за то что пописал за углом офисного здания, где работал страховым агентом. У него простатит, постоянно по маленькому хочет, до офиса не добежал, за углом помочился,
а камеры засняли, теперь статья такая на всю жизнь. «У нас приличные люди работают в здании, семейные, есть даже матери с детьми, а если ребенок на улице, а там мужик писает за углом... получай восемь месяцев, бесстыдник».
Бывший коп, с толстой шеей, стоит, пугливо оглядывается... две недели тут был, заплаканный ходил, домой звонил, рыдал у телефона. Многие плачут, когда домой звонят, с семьей общаются, но мента тут никому не жалеет. Он всего лишь шесть месяцев получил за то, что застрелил черного подростка. Будет в отдельной клетке сидеть, иначе не выживет. Негры уже мечтают его зарезать.
А вон и «Мистер Джонсон» с вещами, новости смотрит. Вот любят они себя «Мистерами» называть. Знакомишься... Как зовут? «Мистер такой-то», — говорит...

Итак, «Мр. Джонсон»... очи мутные как болото, преступлений много за теми глазами... шестьдесят четыре года, тихий, целый день в зале сидел телик смотрел. Вроде мирный и приветливый, а в глаза лучше не заглядывать.
У него было такое «углубление» в горле как у бывших курильщиков, тех что по телику показывали в антитабачных кампаниях. Вот такая же у него дыра в горле, но от пулевого ранения. Когда ему было девятнадцать, произошла стычка: драг дилеры не поделили район, конкурент выстрелил ему в горло. Тем не менее Джонсону (тогда он еще «Мистером» не был) удалось отнять пистолет у соперника и убить его выстрелом в голову. Так и нашли их копы... оба лежащие в луже крови, оружие в руке у молодого Джонсона. Дали двадцать лет за убийство. Но это было еще в 1969-ом, с тех пор он сидел неоднократно. В этот раз, за наркоту, семь лет получил. Он рад. В семьдесят выйдет, еще поживет.

Tweet