В ресторане, на клавишах вытертых форте-пиано,
Рычажком модератор прижав, ошибаясь без нот,
Я играю мелодию для духового органа,
Отмечая педалью торжественный медленный счет.

А вокруг – никого, все клиенты давно и едино
На балкон допивать предзакатные вина пошли,
Мне бы тоже туда, но заметила я пианино,
Замеревшее черной скалой на паркетной мели.

Я вращаюсь в гипнозе минорного круговорота 
Со своим отраженьем в блестящей панели вдвоем,
Но уже ощущаю – на звуки спускается кто-то,
И молчит, и глядит, и проходит неспешно в проем.

На лице полумаска, в приталенной черной визитке
И с перчатками на белоснежно-манжетных руках, –
Он напротив встает, и я слышу, как струны, в попытке
Замолчать, напрягаются на ограненных колках.

Оглядевшись вокруг, он поставит на край инструмента
Принесенный бокал с темно-красным бордосским вином.
«Что играете вы?» – так он спросит, дождавшись момента,
И отвечу я: «Реквием», полунемым языком.

Спросит он: «Это Моцарт?» с едва различимым презреньем,
Скажет «Выпейте», вмиг заглушив рокотанье октав,
Пододвинет бокал, на меня поглядит с сожаленьем,
И сверкнет его перстень, свечи отраженье поймав.

Я взгляну на загадку в тюльпанообразном фужере,
И уверенно, резко, броском амазонских когорт,
Отожму модератор и, бросив:
                                                «Нет, это Сальери», 
Отодвину бокал. И сыграю последний аккорд.