Ровно посередине 90-х, досрочно сдав сессию, поехал я, вожатым 3 отряда в подмосковный «пионерлагерь» на зимнюю смену. Зимняя смена короткая - всего 2 недели, однако снега намело сказочно красиво, девочки-вожатые на сборе горели румянцем, а в сумке дружелюбно булькали разнообразные алкогольные напитки. Все это располагало к перспективе «новогоднего волшебства». А что еще нужно в жизни, когда тебе 20 лет и ты полон оптимизма?!

Приехали…
Однако времена тогда были сложные. Большой и богатый в советское время лагерь, встретил нас почти как блокадный Ленинград. Температура в корпусах еде дотягивалась до +15 градусов, а в столовой не поднималась и выше +5. Остальные здания вообще стояли без отопления и раз в 2 часа стабильно вырубалось все электричество.
Про сей печальный катаклизм местные «ответственные товарищи»  начали мямлить что «не успели, не завезли, не проплатили». А кто виноват? Да Блин Клинтон! Кто-ж еще! Это он жопа американская, наморозил под −20 за бортом, снега намел выше крыши, а всех «ответственных товарищей» загипнотизировал, колдун хренов. Ведь знал же падла, что в лагерь дети приедут!
В итоге нависла реальная угроза закрытия лагеря в день заезда, однако начальница смены (дама весьма энергичная и пробивная) бросилась решать вопросы по теплу и свету с этим самым «Клинтоном», параллельно вставляя пистонов всем «ответственным товарищам» с привлечением «тяжелой артиллерии» из Москвы. А мы, вожатые - принялись «спасать смену».
Первым делом мы поселили младшие отряды в изолятор, который отапливался лучше корпусов, а старшим выдали дополнительные одеяла. Пришлось поработать грузчиками.
Вторым действием было разведение четырех больших костров вокруг одного из «холодных» корпусов, где поселили старшие отряды. Благо бензопила и топоры имелись, а валежника на территории за годы разрухи образовалось достаточно. Так мы приобрели квалификацию лесорубов.
Не скажу, что от этого был какой-то большой толк, но хотя бы все вожатые согрелись в процессе работы, а дети сидя у костров. Плюс Всевышний ниспослал нам штиль.
Но все равно — первую ночь дети спали в одежде и при «пожаре» за окнами, а прием пищи в столовой осуществлялся в верхней одежде и занимал 5 минут ибо суп твердел прямо на глазах.
При этом дети повели себя вполне адекватно. Хотя сначала канючили:
- А нам обещали бассейн! А когда мы пойдем в бассейн?
- Да хоть сейчас! — отвечал я, таща бревно — и указывал в сторону открытого бассейна заваленного на метр снегом.— Только шапочки и шлепанцы не забудьте!
Но затем, поняв, что к чему — под руку больше не лезли и собравшись у костров, стали являть собой нечто среднее между партизанским отрядом слетом КСП. Причем никто из детей не заимел желания самостоятельно мазать лыжи в сторону дома, а такое на моей пятилетней вожатской практике пару раз бывало, причем без объективных причин и из гораздо более комфортных условий. Но ничего – догоняли, возвращали, адаптировали.

И что это за жизнь – без пианино?!
К концу вечера следующего дня ситуация исправилась. Котельную довели до ума приехавшие специалисты, электричество подавалась стабильно («прошла оплата!») – температура в корпусах перевалила за +20, а в душевых появилась нормальная горячая вода.
И в этот самый вечер, который заодно совпал с 29 декабря,  старшая пионервожатая попросила нас привезти пианино в набиравшую тепло столовую — для «музыкального сопровождения» новогоднего праздника и репетиции праздничного концерта.
Пианино (обычное советское пианино) стояло на втором этаже Дома технического творчества,  до которого от столовой было всего каких-то 100 метров.
Фигня-вопрос! И четверо коллег, включая меня, взяв самодельные железные санки, потопали за «прибором, производящим гармонический звуковой ряд».
Наш оптимизм испарился, как только была открыта входная дверь ДТТ. Да, в нем не было ни тепла, ни света, но чья то добрая душа пооткрывала несколько форточек, от чего мы, рыская по пространству лучами карманных фонарей, чуть не навернулись, поднимаясь по обледенелой лестнице на второй этаж.
Обнаружив на втором этаже инструмент, мы осознали, что обратный путь будет довольно тернистым. Вот вы, никогда по обледеневшим ступеням не скатывались? А в положении стоя и в обнимку с пианино? Нет?
О, это бы очень увлекательно! Мы трое спускали пианино по лестнице удерживая его веревками как лошадку, а вожатый 5 отряда Лешка должен был ловить его в конце межэтажного пролета. Прикинув что пианино тяжелое и поедет по лестнице не охотно – мы немного на него навалились и пианино рвануло вниз по скользкой лестнице как веселый и звонкий трамвай – прямо на Леху. Леха изобразил «позу Труса(Вицина)». А мы – тпрууууу!!! – из последних усилий одновременно натягивая «поводья» и пытаясь не улететь следом – остановили инструмент ровно перед самым Лехиным носом. Наступила минута молчания. И вдруг Леха пустился в пляс с криками «я живой! живой! живой!»
- На прошлой неделе «Экипаж» по ОРТ показывали. Смотрел наверное – заметил, глядя на Леху, «кучер» Толик.
По второму пролету мы спускали пианино стоя за ним уже вчетвером – ну сорвется, ну и пусть катится! Хер с ним! Но обошлось. Вытащив инструмент на улицу, мы поставили его на сани и повезли в сторону столовой.
Навстречу нам, 2 пионера из моего отряда везли на санках третьего, но он не сидел на них, а лежал. Лица у всех были суровые.
- Вы это чего? – спросил Леха.
- Ничего – серьезно ответили пионеры – В блокаду играем. Вон, Витька помер.
Маленький и худой Витька чуть приподнялся и печальным голосом заявил - Да, я вот все…
И снова слег.
- До чего страну довели сволочи – расчувствовался Леха. – Тут дети понимаешь, а мы – мы пианино! Как мародеры!
Я вывел его из образа, залепив ему снежком по шапке. Так музыкальный инструмент был доставлен без взаимных жертв и разрушений.

Производственная травма
А на следующий день я почувствовал себя хреново, пытался «держаться», но 31 декабря — тупо смотрел в потолок вожатской, лежа с температурой в 39 градусов. Лагерная докторша, осмотрев меня, сказала что до «скорой» еще далеко – налегай на парацетамол! Работник из меня оказался естественно никакой. Но эвакуировать меня без помощи «скорой» тоже не было возможности – теперь машина ожидалась только 1 января после обеда.
Дети и вожатые носили мне «витамины» и активно пытались пожалеть. Пришлось закрыться изнутри, дабы не распространять заразу. Под вечер у меня начался «кризис» и я уснул.
Проснулся я в час ночи 1 января от грохота — кто-то пытался выломать дверь. Я почувствовал, что температура спала и появилась слабость. Доковыляв до двери, я открыл ее… и меня тут же схватили и закинули назад в постель. Это были вожатые. Уже не трезвые и веселые. Узнав, что мне легче, они стали еще веселее и пожелав мне «всего-всего!!!», с криками «за это стоит выпить!!!» — рванули «работать» дальше.

Новогоднее «волшебство»
Осталась только одна Маша – вожатая моего отряда. Маша была милой глупышкой и эрогенно хлопала своими голубыми глазками. Это вызывало во мне такие эмоции, которые принимали решение за весь организм.
Однако тут встревал мой коварный сразум, который подсказывал мне, что в глубине Машкиной блондинистой головки спрятан генератор случайных чисел, который ей и управляет. Это означало, что один и тот же мужчина мог трахнуть на пятой минуте знакомства, а мог и вообще никогда – все зависело от генерируемой комбинации, которая, повторюсь, выпадала всегда случайно.
Поэтому я сдержанно флиртовал с ней все эти дни, пока охотники за «сладким» отваливались один за другим. Очевидно, генератор немного подмерз и Маша никому не спешила делать скидки.
- Я принесла тебе подарок! — громким шепотом сказала она — Вот!
И высыпала из бумажного пакета прямо мне на лицо и грудь 2 кило разных конфет. От неожиданности я даже не шелохнулся. Потом она наклонилась ко мне близко-близко и, положив свой указательный палец на мои губы, глядя прямо в глаза, отчетливо произнесла:
Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ!
Через секунду ее уже не было в вожатской. Нос у меня не дышал и я, лежа в конфетах начал размышлять — чего и с чем следует смешать, чтобы получить такой эффект? Мои размышления, которые уже проваливались в посткризисный сон, прервала Светка – вожатая 2 отряда.
Светка была полной противоположностью Машки. Плотненькая, но фигуристая шатенка со строгим взглядом, она была из тех, кому нравились «умные мальчики». Моей эрудиции оказалось достаточно чтобы соответствовать этому критерию, но требовалось выполнить всю программу «полностью». Пара нетерпеливых кандидатов «зазырить сиськи» уже были Светкой гневно отвергнуты, поэтому я флиртовал с ней по ее правилам и даже специально немного подтормаживал.
И вот обнаружив меня во всем великолепии, она строго спросила:
- Кто?
- Машка — печально ответил я.
- И чего?
- В любви признавалась…
-  Вот зараза! А ты?
- Я? А чего я? Я вот… лежу… болею.
Светка села на соседнюю кровать и глядя в окно, произнесла:
- Вот коза! С одного стакана слетает!
- Интересно с какого – подумал  я, но в слух печально произнес: - Алкоголь, он ведь вреден для здоровья. Он возбуждает это… как его…
- Конфетками одарила? – Светка укоризненно покачивая головой, начала водить рукой по разбросанному на мне ассортименту. А потом резко наклонилась и…
- Зауаразишься!!! – пытался я произнести сквозь ее впившиеся губы. Но Светка только сильнее придавила меня своими грудями.
- Вот так. Вот так! – она выпрямилась и гордо вышла из вожатской.
Интересно, а она что пила и в каких пропорциях смешивала? Надо будет перечитать «Москву-Петушки»… Ерофеев… там вроде… все… объяснил… и даже… Я окончательно провалился в сон.

Утро Нового года
Проснулся я около 9 утра. Слабость прошла и температуры не было. Но заложило левое ухо, нос и болело горло. Одевшись, я вышел в коридор. Было тихо. Дети спали в палатах, некоторые уснули не раздеваясь. Дойдя до крайней палаты, превращенной в «большую» вожатскую – я открыл дверь. В вожатской стоял легкий «накуренный» синий туман, в котором в хаотичном порядке, на сдвинутых кроватях, вперемежку с матрасами, прямо в одежде — спали почти все вожатые. Светка и Машка спали вместе, крепко обнявшись.
- Тоже вариант – подумал я.
На улице никого не было. Соседний корпус тоже «молчал». Обстановка в столовой сохраняла следы недавнего праздника, но на кухне уже кто-то суетился. Я подошел к пианино и начал указательным пальцем правой руки показывать как я не умею на нем играть.
- Завтрак будет через час – не раньше! – Прокричала повариха из кухни.
- Ну вот…
Я обернулся. Рядом стоял тот самый Витька – «блокадный» пионер из моего отряда.
- Есть хочешь?
- Ну так! – он пожал плечами.
- Есть конфеты и пакет яблочного сока.
- Сладкое, с утра? – Витька снова пожал плечами. – Не знаю…
Вот оно – правильное воспитание! – подумал я и произнес:
— Сегодня, Витя можно. Сегодня Новый год.

Эвакуация
После обеда пришла машина. Меня вышли провожать почти все вожатые и 3 отряда пионеров. Желали прежде всего здоровья, ну и далее по списку. Машка и Света стояли вместе, прижавшись плечом к плечу и смотрели на меня одним общим взглядом. Взглядом, с которым в советских фильмах женщины провожали на подвиг или в полет к далеким звездам.
Я же смотрел на них взглядом предельной непосредственности с легким налетом придурковатости. Люди с таким взглядом на подвиги не ходят и к звездам не летают. Людей с таким взглядом обычно одной рукой гладят по головке, и, одновременно, другой рукой — оформляют им инвалидность. Что поделать – человек был болен.
Минское шоссе оказалось совершенно свободным - редкие машины не спеша двигались по одной колее и никто не пытался обгонять. Москва встретила меня пустынными вечерними улицами. На Кутузовском проспекте я пересел на метро и уже через полчаса был дома.
Выздороветь удалось только к 8 января, поэтому возвращаться в лагерь уже не имело никакого смысла. Машку со Светкой я с тех пор больше никогда не видел, а детей (как мне потом рассказали) все-таки свозили пару раз в настоящий бассейн – закрытый и наполненной теплой водой.

Tweet