Рядом с Петровым немедленно появился наряд пляжной милиции в светло серой легкой форме. Создавалось впечатление, что они, зарывшись в песок только, и ждали когда, кто-нибудь что-то нарушит. В принципе именно так дело и обстояло, только раскаленному песку хранители порядка и устоев предпочитали тенек лавочки находившейся на втором ярусе. Пункт наблюдения был великолепным, весь пляж был виден как на ладони. Граждане решившие покурить или попить пивка, а пиво продавалось прямо на пляже многочисленными разносчиками, немедленно оказывались под пристальным вниманием наряда. За эти нарушения полагается штраф. Расслабленные курортники квитанций обычно не просили, карманы милиционеров постепенно наполнялись, настроение их улучшалось.

- Так, что штраф будем платить или в отделение по жаре потащимся? – задал свой привычный вопрос суровый старшина.

Сердце Петрова замерло. Для того, чтобы заплатить штраф ему было нужно откапать рюкзак, засветив, вполне возможно при этом ятаган. Рюкзак потом следовало открыть, и под пытливыми взглядами ментов вытащить толстую, перехваченную резинкой пачку долларов прямо из-под шмайсера. Петров загрустил и задумался.

- Пааарни, - Кировская область, Юрьянский район, привычно определил Петров – А давайте я за него штраф заплачу – российская туристка явно приехала не только за солнцем и морем, но и за приключениями.

Возможное приключение тяжело дышало, от бега, и было вываляно в песке, однако еще до этой процедуры девушка заметила спортивную фигуру перед купанием, и мощный бугорок, облепленный мокрыми трусами после его завершения.

- Так, что пааарни, я заплачу?

Стражи порядка не возражали. Девушка сунула руку в левую чашу лифчика и извлекла оттуда влажную от пота купюру в двести гривен. Штраф был в два раза меньше, но сдачи у милиции не нашлось.

- Меня, кстати, Машей зовут – произнесла соседка.

- Очень приятно. Иван – представился Петров закуривая.

- Ой, какая прелесть. Иван да Марья – произнесла туристка.

- Нарушаем. Штраф будем платить или в отделение по жаре попремся? – старшина был улыбчив и прямо таки светился от радушия.

Маша сунула руку в правую чашу лифчика и извлекла еще двести гривен. Сдачи снова не нашлось. Однако особо ее это не расстроило. Судя по всему, ее лифчик просто был набит деньгами. Постоянно куривший Петров, со временем даже начал интересоваться, а есть ли под лифчиком груди?

Однако, узнать ответ на свой вопрос, Петрову было не суждено. Густые цепи орков появились на прибрежных склонах. Орки двигались на четвереньках, подобно собакам внюхиваясь в землю. Запахи тысяч потных тел, соленый запах моря и отдающий дымком дух мангалов мешал им точно определить направление. Однако кольцо орков постепенно сжималось именно вокруг того участка пляжа, где находился Петров со своей новой знакомой.

Вот первые орки ступили на песок и начали обнюхивать потные загорелые тела, растянувшиеся на полотенцах поверх горячего песка. Люди открывали глаза и пугались. Только один малыш радостно дергал сильно обгоревшую блондинку за руку и весело кричал: «Мама, мама, смотри аниматоры! Совсем как в Турции!».

Петров дал себе две минуты на то чтобы собраться с духом. По истечении этого времени он откопал ятаган, вынул его из золотых ножен, вскочил и, подняв оружие над головой двумя руками, страшно закричал.

От этого крика он и проснулся.

Первые лучи солнца начали проникать в комнату. В предрассветном сумраке окружающие вещи были зыбкими и нереальными, однако Петров понял, что комната его. Он кинулся к окну. Мирный одесский дворик. Раннее утро. Тишина и покой. Лишь похлопывает от утреннего бриза вывешенное на одном из балконов белье. Куча трупов во дворе отсутствовала. «Аннигилировали твари» - четко понял Петров.

В этот момент он почувствовал страшный удар по темечку. Удар был нанесен изнутри головы. Вскоре в черепной коробке два молдавских строителя, растянув шнуры, включили перфораторы. Сверлили они оба виска. Боль была настолько жуткой, что Петров начал кое-что припоминать.

Отмечать присвоение ему очередного звания, было решено в субботу на Даче Ковалевского. Уже давно забыто кто, такой Ковалевский, кажется дореволюционный врач, но это не точно, улица, однако, сохранилась. И у Сухова в этом районе дача действительно была.

Присвоение звезд решили начать праздновать с утра под шашлычок. На шашлык взяли целого барана. Жена Сухова с вечера порубила мясо и залила его маринадом. Попробовать шашлыка, ей было не суждено. Муж ясно объяснил, что это чисто мужское мероприятие, и запретил приближаться к даче на пушечный выстрел. В меню также входили огурцы, помидоры, зелень, кетчуп и какое-то нереально огромное количество водки. Праздновать сели в десять утра.

За стол стоящий во дворе уселся не только весь отдел, но и специально приглашенные люди. Сухов как хозяин дачи и прямой начальник Петрова, и Иванов, к этому моменту уже пьяный. Впрочем, Иванов был пьян всегда и внимание на это не обратили.

Первые два тоста обязан был произносить Сухов. В первом он рассказал о том, какой Петров отличный работник и товарищ. Произнеся необходимые слова, Сухов бросил новенькую звездочку в граненый стакан и наполнил его водкой до краев. Петров выпил и выплюнул звездочку на левый погон. Во втором тосте ему пожелали продолжать и дальше расти, стать генералом и даже маршалом. Звания маршал в милиции не существует, но чего не пожелаешь хорошему человеку. Петров выпил второй, наполненный по края, граненый стакан водки, выплюнул вторую звезду на правый погон и произнес установленную фразу: «Товарищ полковник, подполковник Петров. Представляюсь по случаю присвоения очередного звания подполковник». С этого момента он считался посвященным.

Правила позволяли ему больше ничего не пить, и даже уйти, но он остался и пил. Столбик термометра быстро достиг отметки в тридцать пять градусов и застыл на ней как приклеенный. Всех изрядно развезло. Офицеры уходили отдохнуть в дом. Некоторые ложились прямо на идеально постриженном газоне суховской дачи. Встретить на одесской даче грядки с помидорами и укропом в наше время практически нереально. Отдохнувшие офицеры возвращались к столу и продолжали пить, их лежачие места занимали другие. Было много тостов. Нестройный хор то и дело заводил «Черный ворон». Получалось хуже, чем у «Хора Турецкого», но всем нравилось. От барана постепенно оставалась куча обглоданных костей. Водка не заканчивалась. Медленно приближался вечер. Когда совсем стемнело, у кого-то появилась мысль отправиться на дискотеку в Аркадию. Эта мысль вызвала бурный и повсеместный восторг. Офицеры выпили на посошок. Что было дальше, Петров не помнил.

Вернее, он помнил орков, побег, ятаган и Машу. Орков, судя по всему не было. Было ли остальное вот в чем вопрос. Петров опустил глаза. Трусов на нем не было. Не только покрытых веселеньким горошком и влажным песком, но вообще никаких. Петров вспомнил воспаленную солнцем кожу Маши и поежился. Он напряг слух – на кухне кто-то возился. Мозг дорисовал ужасную картину. Сейчас откроется дверь и женский голос произнесет: «Милай, пайдем йаишенку кушать!». Незаметные волоски на спине встали дыбом.

Дверь открылась. «Вань, пойди, поешь». Это была Катя. Радость настолько заполнила скачущее сердце Петрова, что он бы обрадовался, если бы мог.

Яичница на столе все-таки присутствовала. Три ее оранжевых глазка были обильно посыпаны резанным зеленым луком и весело подмигивали Петрову. Зеленые пупырчатые огурцы и буро-красные сочные ломти помидор «микадо» дополняли натюрморт. Венчала это пиршество запотевшая рюмка водки. Есть Петров, пока не мог и поэтому выпил. Он присел за стол и начал ожидать исцеления. Примерно через двадцать минут, выпив еще одну рюмку, подполковник смог поесть.

Катя сегодня в бой не рвалась. Буденовка и пулеметная лента на ней отсутствовали. Абсолютно голая она сидела у стола и, закинув ногу на ногу, наблюдала как ее любимый, столь же голый, мужчина поглощает яичницу. За прошедшие сутки Петров посерел. Местами серая кожа приобретала зеленоватый оттенок. Под глазами появились почерневшие мешки. Кате представилась картина как постаревшие на двадцать лет, одетые в невообразимые лохмотья, они с Петровым делят на помойке пузырек настойки боярышника и ей захотелось плакать. Ей так стало жалко себя, красавицу из журнала и этого всегда такого спортивного и улыбчивого человека, что она готова была разрыдаться. Но разрыдаться ей не дали.

Еда, а в первую очередь водка, дали некоторый результат. На щеках Петрова появился горячечный румянец,  глаза его лихорадочно заблестели.

- Рассказывай – попросил он каким-то не своим хриплым голосом.

- Что здесь рассказывать, Ваня? – пригорюнилась молодая девушка. В два часа ночи ты в одних трусах в горошек и с какой-то невообразимой саблей рвался в опорный пункт милиции на пляже Ланжерон. Туда ты, кажется, пришел, чтобы попросить закурить.

- Пакет травки со мной был?

- В рапорте не указано, но менты были чрезвычайно веселы. Где ты хоть саблю-то эту взял?

- Как где на ковре в большой комнате - Петров терпеть не мог слово «зал» в применении к квартире.

- Ваня?!

Петров поднялся и вышел. Действительно огромный персидский ковер, как и прежде, как и всегда, украшала старинная алебарда тонкой французской работы.

- Что было дальше? – с тоской спросил он, вернувшись.

- Что, что? Ланжерон, слава Богу, относится к Приморскому району, и вместо того, чтобы сдать тебя куда положено, они позвонили Сухову. Тот был тоже чрезвычайно пьян, однако заехал за мной на такси. Примерно час мы тебя уговаривали прекратить войну с темными силами. Потом ты обессилел и сдался. Мы отвезли тебя домой. Ты был весь в песке. Пришлось тебя раздеть и загрузить в ванну. Сухов оттащил тебя в постель, выпил водки и, сказав: «Слава Богу, воскресенье», убыл домой на такси. Доверия ты у меня не вызывал, и я осталась с тобой. Как бы, все – закончила Катя.

Петров поморщился. «Мне нужно прилечь» - сказал он. «Полежи со мной, пожалуйста»

Поминутно на Петрова накатывали волны нежности, тогда он прижимался к Кате как несчастный и доверчивый щенок. Потом накатывали волны тошноты, и он бежал блевать в туалет. Периодически он впадал в забытье. Воспользовавшись таким моментом, Катя съездила на Привоз и купила желтую домашнюю курицу. Именно бульон из этой птицы, в котором плавает гребешок, печень, сердце и желтые шарики, так и не ставшие полноценными яйцами, способен творить чудеса с организмом отравленным алкоголем.     И Катя такой бульон сварила. Проснувшийся к обеду, Петров выглядел лучше. После еще одной рюмки водки и тарелки бульона он постепенно начал розоветь. Однако окончательно в себя он пришел лишь после ужина, за которым сумел пропихнуть в себя кусок хлеба.

Небо стремительно темнело. Нужно было ложиться спать. Завтра начиналась новая рабочая неделя. Тошнота отступила, и на всю ночь Петрова и Катю накрыло волной, да что там волной – настоящим цунами, всепоглощающей нежности.

Tweet