На закате лет Льва Николаевича Толстого частенько посещало дурное настроение. Не было покоя душе его . А всё потому, что разочаровался Лев Николаевич в господском начале и стал активно симпатизировать крестьянству. Психологическое нездоровье писателя заметно прогрессировало и стало настоящей угрозой для родных и близких. Вспышки внезапного гнева ошибочно списывались домочадцами на преклонный возраст писателя .
« Хуй с ним, пускай побеснуется,- наивно думала супруга Софья Андреевна. - Раньше отпускало, может и сейчас отойдёт». Но дело оказалось нешуточным - мятежный граф вконец ополоумел и обнаглел донельзя.
В тот январский день, Лев Николаевич нервно прохаживался по залу, размышляя о достижениях и тайнах астрономии. Повод был. Неделю назад усадьбу графа посетили столичные учёные Ганский и Стефаник. Астрономы по секрету рассказали Толстому о предстоящем солнечном затмении и его разрушительном действии на психику людей. В тайной беседе они поведали Толстому, что в ближайшее затмение нужно всенепременно поймать бобра и поцеловать его в жопу. На логичный вопрос Льва Николаевича « нахуя» , визитёры в один голос заявили, что это страшная тайна, и они не могут вот так, безапелляционно, выложить все карты в руки графа - слишком уж тема щекотливая. Граф смекнул, что для продолжения разговора придётся слегка обезжириться и торжественно вручил каждому из учёных по пятьдесят рубчиков. Перебивая друг друга, Ганский и Стефанек затараторили о неминуемом сумасшествии Льва Николаевича . Если он, конечно, не послушает их их рекомендаций. Для верности они разложили на столе карту звёздного неба и свои расчёты. По расчётам с предстоящим затмением начнётся эра Зловонного Бобра. Новая эра. Ознаменуется она тем, что государство российское ждёт полнейший переворот. Гении в дураков непролазных превратятся. Дураки ещё глупей станут. Про государство и царя – батюшку говорить страшно. Смута грядёт. Люди придут к власти тревожные. Бобёр он и есть бобёр. Гадкий зверь. Посему, Лев Николаевич, лови бобра и целуй его в жопу. Авось пронесёт.
- Какой, ещё нахуй бобёр! Вертайте сотню обратно, козлы, блять!! – внезапно пришёл в бешенство Толстой, схватил стоявший в углу дежурный дубец и погнал гостей прочь .- Я вам сука, бобра покажу, звездочёты ебаные!!
Гости оказались проворными. И к тому же весьма.
- Сам пииидааараас!! Хуйло бородатоеееее !!- послышалось через минуту из соседней деревни.
После этого возмутительного случая Толстой целую неделю пребывал в непонятном волнении. « А вдруг и правда Зловонный Бобёр придёт, и я совсем дураком сделаюсь?» - терзала его навязчивая мысль. Эта мысль метались по черепушке писателя, как обезумевший чёрт по тесной табакерке. «А вдруг и правда ?»- не отпускала она графа . В итоге, поднатужившись, чёрт всё-таки вырвался наружу и материализовался.
- Пора. Сегодня затмение, - шёпотом произнёс Лев Николаевич, достал елдак, скривил лицо, и сермяжно , без сантиментов, обоссал задремавшую супругу.
- Лёвушка, ты что? – вскочила с софы растрёпанная Софья Андреевна. – Только прилегла, а ты опять безобразия вытворять выдумал.
- Хуйле разлеглась, тварь!!! Вели Осипу закладывать. На бобра пойдём.
- грозно повелел Толстой и почесал бороду.
Из бороды в разные стороны полетели желтоватые хлопья и какие-то полудохлые жуки.
« Какой в пизду бобёр? » - подумала Софья Андреевна, но перечить не стала, потому как знала, что всё закончится как обычно - ноговой. Поправив на затылки седые породистые завитушки, она быстренько выбежала прочь .
В коридоре графиня наткнулась на горничную Дашку. Та лежала на полу и наяривала себе мерлушку гладко отшлифованным деревянным предметом. Предмет категорически напомнил Софье Андреевне крестьянина Ефима Смешнова.
- Силён был, Ефим!!! Ох, силён, – тяжёлым выдохом вырвалось из графини. Софья Андреевна закатила глаза и на миг ушла в истому. Дряблые груди заиграли волнами.
Дашка от неожиданности вскрикнула и спрятала за спину греховный инструмент.
- От, тоже блядина! Всё туда же. Когда же вы наебётесь то ? Осипа не видела?- строго обратилась к Дашке, с трудом отошедшая от сладких воспоминаний, графиня.
- Нет. Не видела. Может баню топит,- робко отозвалась горничная.
- Спасу от графа нашего батюшки нет!! В мыслях весь,- пожаловалась графиня, покрасневшей как жопа бабуина Дашке. - А после смерти сыночка нашего Ванечки ёбу дался капитально. Крестьян и астрономов почитает, а царя- батюшку уже в хуй не ставит. «Гавно царь у нас, говорит. Малоумный гусар и гавно!
- Что полюбил крестьян – святая истина! Не далее как третьего пожелал меня выебать в ухо, - неожиданно осмелела и разоткровенничалась Дашка. - Так и говорит: « Подь суды Дарья , я тебя буду в ухо ебать!» «Как же так, Лев Николаевич» ?- Говорю ему.- «Нечто больше некуда, как в ухо»? А он: « Попизди мне. Сказал в ухо - значит в ухо». И выебал.
- Вот скот! Тьфу! – возмутилась Софья Андреевна, грязно выругалась, накинула шубку и вышла во двор.

***
Осип встряхнул вожжи, слегка ударив ими по крупу лошади. Лошадь всхрапнула, своенравно вскинула голову и понесла. Сани легко заскользили по снегу.
- Эх, Лев Николаевич, уж больно дело хлопотное - бобра ловить. Да и к чему никак в толк не возьму. Нахуй он нам сдался, бобёр этот? - удивлялся Осип.
- Тебе, Осип, дохуя знать и не надо. Гони быстрее . Надо до затмения дело справить, – зло огрызнулся граф.
Осип плюнул, ощерился и со всей дури ударил лошадь кнутом.
- Пошла, блять!!!!
Всю дорогу Толстой кутал ноги в расстеленных на санях шкурах и что-то мычал себе под нос. Осип, пытаясь угодить графу, залихватски затянул :
«Что не соколы крылаты
Чуют солнечный восход —
Царя белого казаки
Собираются в поход.
Как задумал князь Кутузов
Со дружиною своей:
«Как бы нам, братцы казаки,
Нам турецкий город взять?»
Тут казаки в черных бурках;
Они строят свой завал,
Они строят, поспешают —
Турка в гости к себе ждут
ААААА БЛЯЯЯЯЯЯЯ!!!!Турки в гости к себе ждууууут!!»
Толстой от финального аккорда не на шутку испугался, подскочил и что есть мочи ударил кулаком по голове Осипа.
- Да ты охуел чтоли, псина!!! Это же надо быть таким бараном!! Сука, чтоб ты сдох!!!
Осип тут же замолк и немного загрустил. Оставшийся путь граф и крестьянин не перемолвились ни словом.
Спустя полчаса охотники на бобров прибыли на место. Осип привязал вожжи к дереву, деловито взял топор, бечёвку, здоровенный капкан, и побрёл по глубоким сугробам . По дороге он с трёх ударов завалил молодую берёзу, отрубил ветки и затащил её на покрывшуюся льдом реку. Граф нехотя слез с саней, снял штаны, задрал тулуп и принялся срать. Лошадь от невыносимого смрада зафыркала и замотала головой. Пока Лев Николаевич справлял нужду, Осип вырубил здоровую прорубь, засунул берёзу с прикрепленным на неё бечёвкой капканом и присел на корточки.
- Осип, поторопись. У нас полчаса только есть, – прокряхтел Толстой и посмотрел на небо. Небо было абсолютно чистым.
Минут через пять, в момент, когда граф вытирал себе жопу снегом, со стороны реки раздался душераздирающий вопль:
- Бляяяя, деееееемооооооон!!!! Деееемооон!!!
Осип бежал от реки как рысак. Его преследовало какое-то существо . Приглядевшись , граф разглядел в существе огромного чёрного каймана. На лбу писателя выступила испарина.
-Нихуясебе! Крокодил!!! Как???– только и смог промолвить Толстой .
Кайман быстро догнал Осипа, схватил его и потащил обратно к реке. Осип отчаянно отбивался и истерически вопил, но силы были неравны и несколько мгновений спустя его тело скрылось в проруби.
Толстой мигом натянул штаны, подбежал к дереву, отвязал вожжи и ловко запрыгнул в сани.
- Даааавай!!! Выносиииии, блять!!!!- дико заорал он.
Лошадь от этого звериного рыка подпрыгнула и помчала, погоняемая одуревшим от страха графом.
В это время на Солнце медленно надвигалось что-то чёрное. Солнце постепенно теряло привычно круглый вид, и вскоре превратилось узенький яркий серпик. Еще несколько мгновений спустя оно исчезло, и день внезапно превратился в ночь. На потемневшим небе зажглись яркие звёзды, которые и осветили путь лошадке, усердно тащащей за собой сани, с обезумевшим от ужаса графом.
Через десять месяцев сумасшедший граф уйдёт из дома, и в муках покинет этот мир на богом забытой станции Астапово. Ему так и не суждено будет увидеть эру Зловонного Бобра, которая начнётся, вопреки предсказанию учёных, лишь через 90 лет.

Tweet