Они стояли друг против друга, держа в руках пистолеты. Каждый был готов нажать на курок. Пушкину вышло стрелять первым. Шутливо прицелившись, он навскидку выстрелил. Курок сухо щелкнул. Осечка. Однако Дантес стал плавно заваливаться назад. Пушкин опешил. Он повернул пистолет к себе и тупо уставился в ствол. Никакой гари. Определенно, была осечка. Вдруг из за оседающей фигуры Дантеса появился толстый человек с черной задранной бороденкой. Между тем, секунданты словно окостенели. Человечек аккуратно подхватил Дантеса под руки и опустил на траву. У незнакомца за поясом висел деревянный молоток, каким отбивают мясо. Очевидно, его наличием объяснялся удачный выстрел Пушкина. “Доброго здоровьичка, Александр Сергеевич.” – с сарказмом произнес мужик. Голос его был противно скрипучим. “Я вас не знаю, сударь!”-ответил ошеломленный Пушкин-”Как смели вы прервать столь серьезную беседу двух джентельменов? Вы рискуете, и кроме этого вы хам.”. “Полегче, Александр Сергеевич. Мы знакомы.” – мужик мелко захихикал – “Вы меня знаете более чем хорошо. Кроме того,зная ваш характер, я хорошо подготовился.” Мужик извлек из за пояса  молоток и кривой короткий кинжал. “Только попробуй дернуться. Мне терять нечего. Пистолет твой подмочен, благодаря секунданту этого сударя” – он показал на лежащего Дантеса. “Но кто вы, сударь, я вас не припоминаю. Да и что же вам нужно? На спасителя моего вы не похожи.” – спросил Пушкин. “Что же это вы, своих героев не узнаете? Плохо, Александр Сергеевич. Я- Мезгирь. Вы мне сами придумали такое поганое имя.”. “Вот те раз, -подумал в слух Пушкин,-похоже на этот раз меня и вправду убили”. “Не торопитесь в могилу, Александр Сергеевич. Да, вас должен бы убить этот сударь.-он опять показал на Дантеса - но я,не скрою, в своих целях, отсрочил вашу гибель. Несомненно, вы можете расчитывать на то, что я вас верну в эту же ситуацию, после того как вы выслушаете меня и сделаете то, что мне желательно. Несомненно также и то, что я сделаю вашу смерть чрезвычайно неприятной, если вы откажетесь”. “Чем же вы можете меня напугать, коли, по вашим словам, я уже почти что мертв?” “Ну, как вы посмотрите на возможность обделаться в последний момент? Я могу вам это устроить.” Пушкин дернулся, на что Мезгирь хищно повел кривым кинжалом и отвел молоток для замаха. “Не советую, Александр Сергеевич. Я долго готовился. Если вы согласны на мои условия, пойдемте в другое место, мне нельзя тут долго быть. Я вам все расскажу. Помилуйте, Александр Сергеевич, в конце концов вам это ничего не стоит. Вы мертвы, я литературный герой.. Неужели вам не интересно?”. Очевидно Мезгирь знал Пушкина не плохо. Пушкин кинул не нужный более пистолет на траву, и они проследовали мимо остолбеневших секундантов и лежащего Дантеса прямо в дупло в основании ствола большого дуба. Зайдя в ствол, Мезгирь три раза обернул Пушкина вокруг, обернулся сам, и они вышли. Поляна опустела. Да и странно повеяло холодком и прелью. Там, где они оказались, начиналась весна. Мезгирь живо снял со своих плеч меховую накидку и накинул на плечи Пушкину. “Небось простудитесь, Александр Сергеевич, да и узнает кто.. Сие не нужно нам.”. Мезгирь провел Пушкина до небольшой землянки. Они вошли, Мезгирь плотно закрыл дверь и подпер изнутри чурбаном липы. Потом взял мел и нарисовал на двери каббалистический знак. Они сели за низкий стол и Мезгирь начал свой рассказ.

Не думайте, что я вас шибко люблю, Александр Сергеевич. Вот вы придумали мне такое поганое прозвище. Мезгирь. А подумали, как такое прозвище заработать мне? Оно ж на пустом месте не вырастет. Так вот, родился я в грузии в селении Шота-Нариси. У деда моего Гвидо был небольшой виноградник и он на нем получал херес. У него была большая бочка, и он мял ногами виноград, пока не дойдет до хера. Херес мы продавали на святую Русь. А мезгу я собирал и делал на ней портвейн, так как с мезги до хера не доходило, а лишь мочило мне портки. Так меня и прозвали Мезгирь. Как то раз дед, насосавшись хересу, стал заготавливать бочки для отправки на Русь, а я как раз лег вздремнуть в одной из них. Не успел я опомниться, как засмолили меня в бочку, и дед, посмеиваясь, погрузил меня на подводу. Очнулся я в селении Новый Буян. Там мужикам, барин, вместо платы за работу, выкатил мою бочку. Мужики открыли, а вина там нет. Ох и намяли они мне бока! В общем, отсиделся я в кустах, и стал побираться. Копеечку тут, копеечку там. Избу себе отсудил у старой бабки. Потом хоромы. Потом у барина выменял всю пашню, и барин в столицу уехал. Я барином стал. Заказал портрет свой, и деду в грузию отправил, а на обороте написал “Деду Гвидону, старому гандону.”. Все ходил я и посмеивался. Но вот незадача. Стеснялся я при народе находиться, потому как вся моя правая рука мозолями была покрыта, как у заправского гребца. Все бы ничего, да вот волосы на ладонях расти стали, и зрение вроде как ослабевать стало. А тут ты, Пушкин, сукин ты сын, со своей снегуркой. Я и так к ней, и сяк. Но супротив писаного слова не попрешь, куды мне, Мезгирю, с вами тягаться. И вот прознал я, что конец у книжки сильно поганый. Пошел к бабке, а она и говорит – “Милок, чаго ж ты деешь-то. Пушкина я тебе выведу, да не на долго, два дня всего будет. Напишет он про тебя хорошо, и будет тебе счастье. А за это ты меня, пока Пушкин тут, сношать регулярно будешь.” Я кричу – “Тьфу на тебя старая, а как обманешь? Этож выходит, я твою плеснеть буду за так шевелить?” А бабка и говорит, мол, ты чего, оплата по факту. Сначала Пушкина приведу, потом заплатишь. Так вот, Александр Сергеевич, войди в мое положение. Сейчас к бабке пойду, долг отдавать. А тебе вот пергамент, вот перо, уважь Мезгиря. Напиши так, чтоб Снегурка моя осталась. Тут Мезгирь встал, вымыл свое хозяйство в лохани, и с грустью на челе вышел вон, не забыв, правда, подпереть чурбаном дверь, чтоб Пушкин не сбежал.

Сидел Пушкин, пригорюнился. И так не хочется ему поганцу-Мезгирю снегурку отдавать. И помирать не хочется, а часы идут… Вот думает Пушкин, и так смерть, и так, все едино. Начал он по землянке ходить, искать, чем бы покончить с собой. Однако хитрый Мезгирь оставил лишь пару листов и перо с чернильницей. За печкой Пушкин обнаружил пучок поганых грибов и тут же съел их. Съел, на лавку сел, и ждет смерти. Сидит, думу думает “как же меня так занесло, что я попал под арест к своему же собственному герою”. И разобрал его вдруг смех. Подвинул он листы и перо и началось…. Пишет Пушкин:
“Бабку Мезгирь ебет, бабка вопит, Мезгирь орет.” “Настала весна, потекли ручейки. Солнышко стало припекать, и растопились у снегурки волосы. Еще пуще Солнышко Припекает, смилуйся государыня рыбка, хы-хы, и заморщинилось лицо у снегурочки” “И говорит старик снегурочке, “Смилуйся столбовая дворянка, не хочу быть владычицей морскою, и хрясь ее золотым корытом по голове. Корыто упало и разбилось. А снегурку так заколдобило, ноги скривились, сиськи оттянулись пониже пупка, и осталось у них лишь разбитое корыто.”
Тут Александра Сергеевича поганки опять вставили, он пошел за кадку, проржался, нашел еще грибов, закинулся, и ну опять писать…
“Идет Мезгирь от бабки, глазами стреляет, руки прячет, а по всему видать понравилось…” “Берет, стало быть, молоток для отбивания мяса и хуяк! Дантеса по голове! А эти, как остолбенели.” “Снегурочка Мезгирю и говорит, Милок, чаго ж ты деешь-то. Пушкина я тебе выведу, да не на долго, А за это ты меня, Пушкин, сношать регулярно будешь.” “Ух ты ёпт!”, подумал Пушкин,и зачеркнул последнюю фразу.

Мезгирь, меж тем, сношая снегурочку в образе бабки, балдеет и думает “хоть бы эта сука про её пизду ничего не написала!”

А Пушкин – “Не на таковских напали!”, и пишет дальше...
“Стреляет Пушкин, осечка. Дантес вдруг падает от молотка, а Пушкин достает из кармана трансляционный ресивер (хыхы, а это еще что?) напрявляет на Дантеса, и вот – он уж Дантес, а Дантес-Пушкин” “И Пушкин-Дантес стреляет в Дантеса-Пушкина, и Дантес-Пушкин падает и накрывается пиздою.”
“Вот оно!“ – Облегченно думает Пушкин, и бросает перо. Тут Пушкина совсем сморило, он и из нутре тоже подперши чурбаном дверь, засыпает.
*****
Они стояли друг против друга, держа в руках пистолеты. Каждый был готов нажать на курок. Пушкину вышло стрелять первым. Шутливо прицелившись, он навскидку выстрелил. Курок сухо щелкнул. Осечка. Пушкин опешил. Дантес с улыбкой начинает опускать пистолет. Пушкин отпрянул, рука скользнула в карман жилетки. Что это? Маленькая серебристая коробочка, вроде портсигара. Пушкин резко направил коробочку на Дантеса и нажал на клавишу. Бичом щелкнул выстрел. Пушкин, глядя из тела Дантеса на упавшего Пушкина, холодно отвернулся и направился к экипажу…

Tweet