Почитав креативчеги аффтара Старая Пелотка (респект ей, кстати, и уважуха), меня посетили грустные мысли на тему: «Живут же люди – каждый день как праздник. А ты сидишь за компом старых трениках, а жисть проходит. Пройдет еще лет 10 и на свалке вспомнить будет не о чем.» Я вспомнил свою непутевую жисть и меня осенило: «Как это – нечего, а Миллениум!» Вот об етом знаменательном событии, а именно о моей встрече 2000 года я и хочу поведать.
В ту пору мне стукнуло 22 года, я был бедным питерским студентом, который слонялся по городу в поисках: «Где бы чего спиздить, чтобы пропить», при этом вовсю претендуя на красный диплом строительного университета, и имеющий у родни имидж «хорошего мальчика».
Моей компанией в ту пору были: бравый дембель морской учаги – Женя, полностью разделявший мою жизненную философию «что-нить спиздить и пропить», 3 подружки-первокурсницы из разных ВУЗов и младший брат одной из них, не по годам развитый 15-летний падонаг по кличке Палыч.
Миллениум было решено встречать дома у бравахо марека Жени в славном городе Пушкине, он же Детское село. Городок веселый, потому что почти все там друг друга как-то где-то встречают, и хозяева города тоже простые падонки из народа, просто выбившиеся в люди. Для падонкаф на любой празнег устаивается некое действо в центре города, где все с пьянками, гулянками, драками и другими развлечениями, отдыхают в «тесном семейном кругу».
Собравшись дома у Жени, мы культурно выпили с его предками, креативно продемонстрировали нашу принадлежность к культурной части населения Северной столицы, и уединились в Жениной комнате, дабы, наконец, наебеницца напитком «Золотая осень» по 14 деноминированных рублей за бутылку, запасливо накупленных на повышенную стипендию в 120 рублей.
Веселые и подогретые мы отправились на главную площадь, чтобы продолжить веселье подальше от родительских глаз. С собой мы несли 2 бомбы напитка, который Женя гламурно назвал «Пассатижи». Рецепт приготовления прост: из 1,5-литровой бутылки лимонада «Колокольчег» отпивается грамм 300-400, и недостаток заливается спиртом. Получается убойная штука, которая вставляет не хуже «Ерша».
Женя нас вел огромными пушкинскими дворами, пытаясь продемонстрировать, какой он охуенный следопыт. При этом мне все время казалось, что он сам давно заблудился и водит нас по Пушкину кругами. Продолжалось это минут 20-30, и, наконец, мы вышли на главную площадь, высосав по дороге первые 1,5 литра «Пассатиж».
Люди на площади трезвостью совсем от нас не отличались и давно уже разделились на тех, кто танцует и при этом бухает, и тех, кто бухает и при этом с кем-то пиздится. Пушкинские менты были тоже все здесь, и фактически не обращали внимания на этот способ развлечения, видимо у коренных обитателей «Колыбели поэта» такое времяпрепровождение было нормой жизни.
Мы присоединились к группе, которая танцевала и бухала, образовав свой кружок, в центр которого был поставлен второй пузырь фирменного коктейля, который постепенно опустошался.
Для непосвященных падонкафф поясню, что газированная вода, разбавленная алкоголем, да еще и в купе с шейкером в виде пуза танцующего втыкателя, это реактивный снаряд, который сносит крышу не только у неокрепших мозгов юных первокурсниц, но и у бывалых падонкафф. Но, как и у любой бодяги, у коктейля есть свой инкубационный период, пока его действия совсем не ощущается, а потом вдруг раз, и ты уже приехал, точнее отъехал.
А пока этого не случилось, мы веселились на площади. Естественно, физиология, мать ее, взяла свое, и очень скоро дэвужки объявили, что им очень нужно пи-пи, и спросили у Жени, собственно, где же у вас тут в Пушкине сортир ? На что получили не менее вразумительный ответ: «Везде!»
Мы с Палычем взялись проводить девушек к мероприятию, к тому же мы и сами были не прочь приобщиться, а Женя со своей подружкой остались на площади. На что у меня зародились сомнения, что Женя таки знает, где в Пушкине сортир, но это – его гадская тайна, и непушкинским ее знать не положено, и пока мы шляемся по помойкам, он отведет свою ладу по-царски справить нужду, тем самым заработая перед ней дополнительные баллы в копилку «даст – не даст».
- Смотрите, какие отличные мусорные баки, - показал я девушкам, - наверное, мы пришли.
А Палыч, молча подтверждая мои слова, тупо повернулся к помойке, на ходу расстегивая штаны. Такие умные мы были здесь не одни, из-за помойки показалась веселая стайка застегивающих штаны разнополых камрадов. Девушки смутились:
- Нет, мы здесь не будем, здесь холодно и неудобно.
Неудобно – это когда соседские дети на тебя похожи. Но из песни слова не выкинешь, и, поглядывая, нет ли в округе ментов, мы принялись искать «где удобно».
«Удобно» оказалось в заботливо приоткрытом подвальчике, в который вела лестница, напрочь заваленная снегом. Естественно, девушки на этих ступенькам наебнулись и кубарем скатились вниз к заветной цели, чего не стерпишь ради культуры ! Мы с Палычем чинно удалились за угол, делать свое грязное дело. А хули нам – кабанам, наебемся и спим !
Через пять минут пританцовывания на снегу с сожалениями, что тара с коктейлем осталась у Жени на площади, мы увидели Валю.
- Почему ты одна, где Милка? Вы же с ней вместе, вроде, были.
- Она, это… В общем у нее проблема.
На тему, «какая у нее проблема», посыпался град срамных предположений. Отсыпая смехуечки, мы проследовали к подвалу и обнаружили Милку, лежащую у двери на снегу с расстегнутыми джинсами. Что сказать, именно так и должна выглядеть отличница с первого курса филфака СПбГУ в канун празднования наступления третьего тысячелетия.
А произошло следующее. В процессе «пи-пи» на каком-то этапе, «пассатижи» основательно впитались в кору детского, по сути,  головного мозга, и произвели удар, который опытные бухарики называют «повело», Милка повалилась на снег и, ловя «вертолеты», отрубилась.
Смешно-то смешно, да не очень. Что нам с ЭТИМ теперь делать ? А что-то делать надо.
Для начала я одел и застегнул ей джинсы, попутно вспомнив притчи о том, что одеть покойников в нормальную одежду практически невозможно, поэтому ее разрезают на спине. Дальше – больше, вытащить «труп» по засыпанной снегом лестнице на свет божий невозможно, потому что через 2 -3 ступени сам летишь в бездну по принципу ноги-голова-ноги. На помощь пришел Палыч, и взяв ее каждый за одну руку, мы таки вытянули ее наружу.
Попытки привести ее в чувство посредством снега на щеки привели к нечленораздельным пожеланиям :
- Все нормально, пошли в жопу !
Но она, по крайней мере, уже могла стоять, правда, падала раз в минуту, но это мелочи.
Оттащив компанию от подвала с «дамскими преступлениями», я решил оставить их постоять у стеночки так, чтобы их было не видно с улицы, а то еще в трезвяк загребут. А я решился найти на площади Женю, который являлся нашим ключом к заветной квартире с душем и кроватью, вместо помывки с казенной шконкой.
К тому моменту «повело» уже всех, и мои друзья выглядели как товарищи Бывалого – Трус и Балбес, когда в операции «Ы» он пытался их увести со склада, а они по очереди падали. Поставишь Милку, падает Палыч. Только установишь этих двоих – падает Валя. Причем все так задорно смеются, весело им, блять. Проебавшись несколько минут, я сказал:
- Хуй с вами, лежите, я пошел искать Женю, - на что был послан в эротическом направлении.
На площади я естественно никого не нашел. Толи алкоголь впитался в кору и моего головного мозга, и я уже ни хуя не ориентировался в пространстве, толи Женя повел свою подругу справлять нужду «по-царски».
Вернувшись к «лежбищу котиков», я стал держать совет: что теперь делать? Общим решением, было пробираться к дому Жени своими силами, мол, он уже будет дома, чаем с плюшками баловаться или чем другим с Аней, но, главное, дома.
Сказать-то по бухаре легко – пробираться, ты попробуй сдела    й ! К слову сказать, до этого в Пушкине никто из нас не был, и в нем ни фига не ориентировался. Единственной приметой было то, что его дом находился на вокзальной площади, а такая должна быть по-любому одна. Лоцманом пришлось быть мне, во-первых, я был самый старший, во-вторых – самый трезвый, а в третьих – в 14 лет я с мамой ездил в Пушкин смотреть Екатерининский дворец и лицей Пушкина.
Процессия выглядела так: по краю тротуара шел я и держал под руки бессознательную Милку, с другой стороны это делал Палыч, а за него сбоку держалась Валя. Всю эту скульптурную группу штормило не по-детски, она раскачивалась в разные стороны, периодически обрушиваясь на снег. Причем, в те разы, когда я падал вместе с остальными, уловками индейца-следопыта я начинал искать, с какой стороны мы идем и куда.
Со стороны это, должно быть, выглядело весело и задорно, потому что встречные прохожие при виде нас начинали весело улыбаться, и с завистью в голосе поздравляли нас с Новым годом, типа, люди уже «гуляют», а мы, как долбоебы, еще только туда идем.
В моей голове, неустанно сменяя друг друга, вертелись две мысли:
- Что будет, когда мы предъявим черную от синяков Милку ее бабушке, которая, между прочим, до сих пор считает, что ее внучка - безобидная трезвенница, девочка-одуванчик, отличница и комсомолка;
- Что будет, если сейчас нас с Новым годом поздравит не новый завистник-прохожий, а проезжающий мимо в «синеглазке» наряд.
В процессе долгого и мучительного пути, вся процессия умаялась до состояния нестояния, и плелась вперед как стайка сбежавших из концлагеря узников. К слову сказать, обратный путь занял у нас часа полтора, заместо тех долгих 30 минут, которые нас Женя водил по дворам. Много раз у путников возникали сомнения, а туда ли мы, вообще, идем, но поскольку на креатив никто уже способен не был, мы продолжали двигаться вперед.
Мне начали глючится видения, как мы на военных сборах тащили 2 км в поле 40-килограммовые ящики с минами, в 35-градусную жару, в форме, в кирзачах, с давно пустыми фляжками, и просто умирали всю дорогу, думая, что сейчас я упаду и пусть меня пристрелят.
Вот показалась вокзальная площадь и заветные сталинки. На радостях мы еще раз пизданулись всей шеренгой в сугроб, и весело вытирая рожы от снега, поползли искать подъезд.
Положив Милку на спину на крыльцо, я ломанулся к двери подъезда, и, о ужас, не обнаружил домофона. Экономные жители Пушкина, будь они неладны, поставили на входную дверь в подъезд магнитный замок, а деньги на домофон решили на радостях пропить. Суки.
Еще раз подергав дверь, я посмотрел на часы – пол-четвертого ночи. Во дворе – никого. Что-то надо делать ? Делать-то нечего, но что-то надо ! Башка собрала последние остатки недоразрушенных мозгов в кучу, и созрел план. Залезть по декору к окнам первого этажа, постучать в окно и попросить жильцов открыть дверь изнутри.
Сказано-сделано. Палыч неуклюже подсадил меня, в очередной раз пизданувшись в сугроб, и я по парапету дополз до стекла:
- Люди добрые, есть кто дома ?
В ответ послышалось глухое женское рычание, цензурными в котором были только предлоги.
- Хуле надо, на хуй пошли отсюда.
- Тетенька, у нас тут человек умирает, откройте подъезд, мы с пятого этажа.
Снизу слышится сдавленный шепот:
- Придурок. Их здесь всего четыре, - послышался голос Палыча.
- Помогите, нам, тетенька.
- На хуй отсюда, Коля, тащи ружье…
От этих слов я свалился с парапета больно ударившись яйцами при падении.
- Палыч, валим отсюда, сейчас эти синяки в нас из берданы пальнут.
Мы откатились от ебанутого окна с его ебанутыми обитателями. Моск отказывался креативить, а методично посылал меня на хуй, когда я силился что-либо придумать. Но напрягшись до того, что зловонно испортил воздух, я родил идею, надо Жене домой позвонить.
Я еще раз наморщил извилины, 470-70- … 79 или 97. Хер его знает, буду звонить по обоим. Надо сказать, йуным чытателям, что в те первобытные вримина мобилы весили полкило и были только у бандосов, папиков и их блядей. Приличный падонаг не мог себе позволить иметь такие игрушки. Поэтому звонить надо тоже от кого-то. А от кого ?
Я уже залез на крыльцо соседнего подъезда, чтобы стучаться в окна первого этажа других жыльцофф, чтобы пустили пазванить, когда во дворе показались люди. С надеждой провожая их взглядом, я убедился, что они идут именно в тот подъезд, в который я ломился позвонить.
- С Новым годом, - поприветствовал меня мужыг, доставая магнитную «таблетку».
- Дядя, спаси детей. Видишь, замерзли девушки как, помрут ненароком. Пусти позвонить, нам в подъезд не попасть.
Тетка было открыла рот, чтобы послать меня на хуй, но мужг, почувствовав во мне родственную душу настоящего падонка, сказал:
- Ноу проблем, номер-то помнишь ?
- Слава яйцам, - ответил я.
Стараясь не следить, я пробрался к телефону (если бы я попробовал снять обувь, то остался бы в гостях навсегда):
- Алло, здравствуйте, а Женя здесь живет ?.. Хорошо, пойду.
Так первый облом.
- Алло, здравствуйте, а Женя здесь живет ?
-Да, а кто его спрашивает ?
Вот попробуй, бля, объясни, что это мы только сейчас с вами культурно пили Токай и обсуждали перспективы молодого поколения в полном прогресса 21 веке. А сейчас мы бухие, все в снегу и в синяках просимся на переночевать.
- Это Андрей…
- А где Женя ? – спросила женина мама.
Пиздец. Приехали. Четыре часа ночи, Жени дома нет, а я с тремя камрадами, пребывающими в анабиозе, прошусь домой к людям, которых узнал вчера вечером. А узнают ли они нас сегодня ночью, вот это большой вопрос.
По реакции на той стороне трубки, я понял, что с жениной мамой произошло что-то из разряда «фатал эррор».
- Алло, кто это, - раздался голос жениного папы.
Через минуту разговора двух мужчин незнакомых, но понимающих друг друга с полунамека, я понял, что он спускается вниз и сразу же подумал, что Милка, которая лежит на крыльце, сейчас получит дверью по ебалу.
Сказав: «Спасибо, с Новым годом», - я пулей вылетел из квартиры, слыша вдогонку бабский голос:
- Посмотри, он ничего у нас не спиздил ?..
К подъезду я успел вовремя и сам получил дверью по жопе, пытаясь установить Милку хоть на какие-нибудь конечности.
- Где Женя? - спросил папа.
Очень хотелось ответить: «А я ебу, где твой Женя ?», но я сказал, что потерялись мы, мол, спасите от холодной смерти. Женин папа повеселел и сказал:
- Заходите.
Легко сказать, но не все это могут сделать. Даже команда: «Заползите», для некоторых, блять, нереализуема.
- Помогите Милу по лестнице вести, - попросил я.
Женин папа понял просьбу по-своему, и, качнувшись, как-бы демонстрируя, что в Новый год он тоже не Галкина смотрел, а отдыхал, одним размашистым движением закинул Милку на плечо. При этом ее голова на несколько сантиметров разминулась с дверным косяком, и я понял, что все еще только начинается.
Милка выглядела как трофей. Ее ноги болтались с одной стороны жениного папы, а голова с другой, каким-то чудом минуя соседские двери и перила, при этом сама Мила ни фига не соображала, что происходит. На какой-то миг я даже стал ей завидовать. Отключилась, блять, а тут одни пидорасы ее через весь Пушкин на себе перли, другие на этаж сейчас поднимут, а там, глядишь, какая-нибудь заботливая мама бедную девочку разденет, помоет и спать на белую простыню уложит. Потом я вспомнил, как меня-первокурсника, друзья приперли домой в никаком состоянии, и решил, что все мы были такими, надо же когда-то начинать.
Периодически женин папа зависал с занесенной перед ступенькой ногой и его туша покачиваясь грозила сыграть с нами в кегельбан на лестнице. Но он оказался крепким и сознательным мужчиной и предоставил нам возможность умереть не здесь и сегодня на лестнице, а завтра от похмельного синдрома.
Не снимая Милку с плеча, он открыл дверь ключами, и входя в квартиру, все-таки ебанул Милку башкой об косяк. Женина мама засыпала нас вопросами, отвечать на которые было стыдно и невозможно. Милку убрали в свободную комнату как ненужную мебель и стали держать совет, где могут быть Женя с Аней, и что теперь делать. Больше всего я боялся идеи пойти их искать, так как моя жопа влюбилась в мягкий диван как герои «Титаника» друг в друга, и разрыва с любовью могла не перенести.
Прямо в разгар дискуссии двери распахнулись и показались две чистые, пьяные и абсолютно счастливые фигуры.
- Вы куда пропали ? – спросил Женя голосом прожженного алкоголика.
«Иди ты на хуй, Женя!» - хотел ответить я, но, покосившись на женину маму, ответил:
- Мы разминулись где-то, наверное. Мы искали вас, не нашли.
Ангел, бля…
- А где Мила, - спросила Аня, хитро улыбаясь. Видимо, она помнила, кто активнее всех отхлебывал, приплясывая на площади.
Мы молча показали пальцем на дверь комнаты, давая, таким образом, понять, что при маме лучше таких вопросов не задавать.
Вдоволь напредвкушавшись, как завтра мы будем рассказывать Миле, что с ней в Миллениум было, мы стали укладываться на ночлег.
Уже почти вырубившись, я спинным мозгом почувствовал какую-то нездоровую возню в коридоре. Слышался мат, гремели ведра и что-то чавкало.
- Конец света, - подумал я. Какую-то подобную хуйню какай-то плесень предсказывала, то ли Ванга, то ли Марфа. Что, мол, на пороге тысячелетий всем настанет какой-то грандиозный пиздец, и даже Брюс Уиллис не поможет, так как он 1 января, как всякий нормальный мужыг, бухой.
А произошло следующее. Женя собрал в кучу остатки мозгов и надумал 1 января перед сном помыть на ночь ноги. В новое тысячелетие – с чистыми ногами, так сказать. Но поскольку мозгов он набрал немного, стал он делать это в мойдодыре. Это такая раковина на фарфоровой ноге. И кончилось это все тем, что его сильно штормануло, и он завалился прямо в ванной, обрушив на себя ентот поганый мойдодыр. Толи он к стене хуево был закреплен, толи провокация имела место. Какой шланг откуда вырвался не знаю, но вода стала хлестать во все стороны. На шум прибежал женин папа. Он продемонстрировал свой морской лексикон, дал Жене пиздюлей и бросился затыкать своим телом пробоину, как настоящий морской волк.
5 часов утра. 1 января. Люди отчерпывают с пола воду, передавая привет и поздравления с Новым годом соседям. Я подумал, что если кому расскажу, скажут, что пижжю, не поверит в такое никто.
Мне снились армия и разминирование. Наш полковник Быков, который читал мне нотацию о том, что такие мудаки, как я, сначала не слушают лекцию по взрывному делу, а потом «…мужские и женские половые органы висят на ветвях деревьев. А вы, товарищ студент, будете мне отвечать про всех героев Советского союза, начиная с 18 века».
Проснулся я от того, что в голову мне вбили железный лом. Во всяком случае, мне так показалось. Я открыл один глаз, как бы боясь оказаться где-нибудь в аду, и увидел, что мы втроем спим на полу, а Женя с Аней в недвусмысленной позе застыли на кровати. Невыносимо пахло носками Палыча, а я не мог пошевелиться.
- Ни хуя себе, фитнесс, - промелькнули у меня в голове воспоминания о вчерашней разминке со снарядом «Мила». Кто теперь будет за меня двигать мои руки и ноги ?
Дверь в комнату осторожно открылась и показалась голова Жениной мамы. Она смотрела на меня и вопрошала:
-Женя ?
Я кивнул в сторону кровати. Мама перешла на «си»:
- Женя !!!
Женя, как настоящий моряк, воспринял этот вопль как команду дневального: «Рота, подъем!» - и вскочил с кровати в одних семейных трусах и с огромным засосом на шее.
- Женя!!! Женина мама ломанулась прочь, видимо докладывать папе, что сынок-то вырос, надо купить ему мотоцикл…
Я подмигнул Жене и показал большой палец, мол, мужыг, даешь ! Женя почесал шею в области кадыка, взял со стола пустую бутылки из под пива и сипло спросил:
- Есть чего ?
Что я мог ответить? У меня здесь, под одеялом поллитра в трусах… или трах-тибидох.
Шатаясь, я первый выполз к ванной, попутно осматривая перемены планировки, вызванные ночным концом света. Засунув рыло под кран, я начал жадно глотать холодную воду. В двери показалась довольная физиономия жениного отца:
- Что, хреново? – ехидно спросил он. – Сейчас мы тебя лечить будем…
Женин папа и так выглядит как персонаж фильма о пиратах: высокий, сутулый, с огромными ручищами, с лысой головой и лицом палача из Лилля из фильма «Д’Артаньян и три мушкетера», а 1 января этот образ ему удавался особенно удачно. Вспомнив, как по-заправски он вчера расправлялся с Милкой, я подумал, что сейчас он достанет Бальшой марской якарь и вставет иго мне в жопу.
Папа подошел ко мне с металлической бутылкой датской водки:
- Пей.
- Я водку не буду, - чуть не сблевал я.
- Куда ты денешься! К тому же это - не водка, это – спирт.
Я закрыл глаза и приготовился к смерти. Меня выручил Женя, который появился на кухне и сказал:
- Папа !.. и шепотом добавил: - Иди ты на хуй !
Я так и не понял, шутки у папы такие или Женя меня спас от смерти.
- Что же вы ? – спросил папа, - бухать научились, а лечиться – нет.
По дороге в комнату Женя поведал мне, что его папа на корабле после пьянок всю команду в чувство приводит, и его уважают все, включая капитана, так как сдохнуть от похмелья на этом свете не хочет никто.
Мила выглядела как распотрошенное чучело на огороде. Глядя в ее перепуганные глаза, мы наперебой рассказывали ей, что с ней вчера было. Она нервно хихикала и закрывала лицо руками, наверно, чтобы лучше запомнить, чтобы было, что вспомнить на свалке.

Электричка уносила меня и моих друзей из жемчужыны дворцовых ансамблей Питера – города Децское село. Я прижался виском к холодному стеклу и думал, что Пушкиных А.С. просто так, где попало не заводицца. Чтобы стать «иным», человек должен пройти через нечеловеческие испытания, а иначе ты не гений – а говно, графаман сраный, что, конечно, к А.С. не относится.

Tweet