Глава-13

Зуб, как трофей военных событий нашёлся не где-нибудь, но внутри гитары. Как он туда попал теперь уже не ясно. Гораздо интереснее было узнать, как он исчез изо рта. Именно этим в данный момент занимался Васька, устроив опрос местного населения.

- Пойми чудак человек, - горячился Серёга, - никто тебя пальцем не тронул, вон даже Плохиш, на что уж ебанутый (чо ты Лёнь, я ж шутейно) а и то тебя не трогал… почти. Ты себя пьяного в зеркало видал? Ну вот! А я видал, - натурально фашист. Ты ж сам перед девками выёрзывал, - ой девочки, я вам щас такой рондат-фляг организую, обдрочитесь…

- Ну и чо я там с рондатом перемудрил? – Васька пальцем ковырял на месте выбитого зуба, свистулька получилась не хуже ментовской.
- Перемудрил?! Тебе ж всегда мало овалов, по жизни ирод углы рисуешь. Ах, давайте мне с отягощением, да щас я вам высший пилотаж покажу. Коккинаки бля.
- Не тяни резину, - Васька начинал закипать, и Серёга это срисовал.
- Короче штатный рондат, как Владимир Михайлович учил когда-то, только через табуретку. Ну и состыковался мордой лица с оным предметом. Да не грузись, пошли пиво пить.

На веранде, одевшись потеплее сидели все участники торжества. Плохиш усадил себе на колени обоих татарок Венеру с Гюльнарой и втирал им что-то вкрадчивое. Васька хмуро посмотрел на казанову, представил, как Лёнькин кулак врезается в его незажившую губу, и отвернулся в другую сторону.
Кто-то мучил гитару, на улице блевали, звуки напоминали чукотское горловое пение, тот самый похрип. Падал снег.

В два часа дня, когда компания опохмелилась и логично перешла к русской осадной пьянке, - появился Мишка Щеп. Пьяный, но вполне коммуникабельный.
- Привет честному народу, - радостно провозгласил старшак. Как вы тут без меня? Чем богаты? Все ли живы, сколько беременных?

Мишка открыл объёмистый барский портфель из свиной кожи и как волшебник начал доставать из него яства. На столе как по мановению Хоттабыча появились три бутылки водки, пузатая бомба «Чашмы», какая-то сладкая мелочь и палка колбасы по два двадцать.
Васька сидевший особняком и думавший как бы свинтить, тяжко вздохнул и пробормотал про себя, - прости Лида, я нечаянно…

Пили за Новый Год, дружбу народов, Советский Союз и Анджелу Дэвис, - бабонегра и друга СССР. Немного подрались, не без того. Плохиш всё же доскоблился. После очередного поцелуя с Гюльнарой, Васька встал, и, памятуя о весовых категориях, прихватил со стола пустую водочную бутылку. Присутствующие заорали и Плохиш начал поворачиваться на крик, но не успел. Бутылка разбилась о его рубленную колуном башку. Плохиш мгновение подумал и как Павлик Матросов под Дубосеково, рухнул под стол.

Ближе к вечеру, когда Васька проанализировал все без исключения Гюльнарины дырки, порвал уздечку и был пьян, как тот самый Осип, случились две вещи. Венера исполняла Щепу соло на его кожаной флейте и по рассеянности, а может с голоду, укусила парня. Крик, и последовавший за ним смачный шлепок, ознаменовали конец пирушки и начало суровых будней. А второе событие поразило Ваську до мозга костей и даже чуть глубже.

Щеп, тогда ещё не укушенный, позвал Ваську с собой к соседу, за фильмоскопом с порнографическими картинками, с целью позабавить население и завершить вечер позитивом.
Прямо через огород, пробив ботинками снежную целину, парни прошли к дому Пирога. Дверь была не заперта и Щеп на правах доброго соседа и товарища, вошёл внутрь без спросу.

Махонькая прихожая встретила их вешалкой с двумя польтами. Одно явно принадлежало Пирогу, а второе напомнило Ваське что-то знакомое, но времени и мозговых способностей для анализа не было. Из маленькой комнатки, отгороженной от кухни дощатой заборкой, доносились невнятные звуки. То ли храп, то ли стоны.

- Пирогу плохо, - Мишка бросился на помощь товарищу. Васька скользнул следом. В комнатке было всего два предмета мебели, большая кровать и прикроватная тумбочка. На тумбочке стояли недопитая бутылка рома «Негро» и тарелка с нарезанным лимоном. Зато в кровати были аж двое, и, судя по всему им было жуть как хорошо.

Щеп моментально оценил обстановку и бросил Ваське: - пошли братуха, мы тут явно лишние.
Однако Васька так не считал. Дело в том, что Пирог был своим парнем, местным и надёжным, но это не давало ему повода трахать чужих девчонок.
Волосатая жопа Пирога ходила вверх и вниз, выполняя древнюю и всем известную работу, а под ним, извиваясь и томно постанывая, кувыркалась Васькина подруга Лидка.
Картина Репина? Она, бля буду!

Глава-14

Четвёртого января был понедельник и начало рабочих будней. Васька уже пришёл в себя после длинного выходного и теперь со всем пылом и комсомольским азартом отдавался строительству недоразвитого социализма. В районе десяти часов утра его пригласили в табельную к телефону. Кто бы это мог быть, - думал Васька, шагая к аппарату.

С той стороны провода оказался секретарь завкома Миша Коровцев, разговор и последующие события запомнились надолго.
- Привет подрастающее молодое поколено, - бодро крикнул в трубку Миша, - как жив после праздников?
- Спасибо Миша, твоими молитвами, то есть я хотел сказать лозунгами и речёвками.

Миша довольно захохотал, потом стал серьёзным: - Вобщем слухай сюда камсюк, у нас неприятности, на тебя пришло заявление от члена твоей комсомольской организации. Ведёшь паразитический образ жизни, все выходные пропьянствовал. Завёл себе свору разнузданных проституток. Вобщем сегодня в пять вечера бюро, ждём!

Полсмены Васька психовал и ещё полсмены уговаривал себя не делать этого. К пяти вечера он уже окончательно расстрелянный, входил в кабинет секретаря завкома ВЛКСМ. «Золотой пятиугольник» присутствовал в полном составе.

- Проходи дорогой, только тебя и ждём, - жизнерадостно заявил Миша. – Присаживайся на «Трагический стульчак».
И началось! Миша коротко доложил ситуацию по тревожному письму комсомольца, впрочем, не назвав его фамилии. А далее примерно в течение десяти минут высказывались члены бюро. Мысягина назвали вольным каменщиком, разгильдяем и повесой. А в конце Миша ошарашил приближённых. Встав со своего места, он выглянул в коридор и позвал: - Заходи!

Васька очень удивился, когда в кабинет вошёл не кто иной, как его зам-пом, Сашка Праздников. А Миша, встав, поздоровался с парнем за руку, и, обозрев присутствующих орлиным взором, сказал: - Вот вам комсомольцы живой пример честности и партийной непримиримости. Если бы этот человек, - его палец упёрся в сжавшегося Сашку, - не настуч..., извините, не доложил нам во время, не сигнализировал, то мы с вами до сих пор оставались бы в неведении, по поводу нелицеприятного поведения комсорга Мысягина.

Сашка краснел, потел и не знал, куда себя пристроить. А Миша уже заканчивал: - Спасибо комсомолец Праздников, если бы не ваш стук, прошу прощения своевременный доклад, организация до сих пор грела бы разгильдяя на своём терпеливом комсомольском теле. Спасибо, вы свободны…

Сашка с облегчением вскочил, зачем-то поклонился и, не глядя на Ваську, ретировался задом.
Члены бюро ехидно посматривали на Ваську, а Миша грозно сдвинув брови, рыкнул: - А теперь встань комсорг Мысягин и выслушай приговор товарищей по оружию.
Ты думаешь, мы сей же час начнём тебя исключать? Заведём на тебя дело? Нет дорогой, будет много хуже, - хотя, честно говоря, Васька худшее даже представить не мог.

- Ты теперь мой милый будешь вздрагивать во сне, потеть во время принятия решения, думать, делать и решать головой, а не тем, чем отличился во время Новогодних каникул. Итак! Ставлю на голосование вопрос о принятии комсомольца Мысягина, взамен выбывшего Валеры Коньшина, членом заводского бюро ВЛКСМ, кто за…против…воздержался? Не понял! Ещё раз не понял!!! Единогласно!

Теперь дорогой мой человек, ты будешь думать не только о своих любимых гениталиях, но и о тридцати одной тысяче заводских охламонов, носящих звание комсомольца. Почему я принял такое решение? Вижу, вижу миллион вопросов в твоих наглых глазах.
Пойми чудак-человек. Мне здесь в активе не нужны маменькины сынульки, воспитанные на сливочном масле боннами и няньками. Мне нужны резкие конкретные мужики, умеющие постоять за себя, коллектив, Отечество, наконец! А мамины сынки хороши в тиши библиотек, вот пусть там и сидят. Ещё не известно на чьих гениталиях потеряют они свою жопную девственность.

Васька летел с бюро как на крыльях, обошлось. Эх-хе дорогой ты мой, а обошлось ли? Тащить на себе проблемы тысяч людей, счастье ли это?
На следующий день, едва войдя в раздевалку, он узнал о том, что Сашка Праздников написал заявление на расчёт и попросил Варияна отпустить его без обязательной отработки. К заявлению он приложил направление на БАМ, подписанное Мишей Коровцевым. Вариян, который как всегда был в курсе всех событий, подписал увольнение без отработки…
Впоследствии Васька не раз вспоминал мудрого заводского комсорга. Его ум и дальнозоркость. Горевал, когда в лихие девяностые Миши не стало…

Глава-15

А мир кипит на манер не самой мелкой скороварки. Испанцы закрыли Гибралтар, у пшеков инфляция, а Ебипетский Мубарак просит помощи у старшего русского брата.
У Васьки тоже новости, ему в обход всех писаных и не писаных правил, выделили комнату в бараке. Где это видано?! Двадцать один год, не женат и своё жильё!

Место конечно захолустное, гора Вышка, с её резерватом для рабочих ЗИЛа. Бараку лет сорок, деревянный, жуткий с виду. Комната большая, двадцать четыре метра, в ней дощатой заборкой выделена микро-кухня. Печное отопление, вода естественно на ключике и в колонке, которую старухи зачем-то зовут калёнкой. Коридорная система. Из общего вестибюля вправо и лево уходят рукава с «квартирами» и двойная лестница, скрипя, топает на второй этаж.

В комнате холодина жуткая! Васька снегоуборочной лопатой сгребает снег со всей округи себе под окно и делает завалинку. Достаёт в заводском ЦПХ списанные матрацы и приколачивает в комнате под окном. Квартира оживает, температура поднимается на пару градусов. Африка бля!

Много позже, уже, будучи окольцованным, Васька в том самом барачном вестибюле будет праздновать с такими же люмпенами праздники. В складчину, кому что господь и Советская власть послали. С гармошками, мордобоем и плясками до утра. Дружно, коммунально, по-советски.

Васька учится топить печь, сей процесс не сказать что в диковинку, половина друзей детства прожили в частном секторе. Однако зловредные малюсенькие головёшечки время от времени имеют место быть. И тогда утром приходится идти на работу с квадратной раскалывающейся головой.

Но есть и плюсы, теперь можно не думая о последствиях, привести к себе в гости любую мадаму. Мать с отцом отдали старый скрипучий диван  и такой же старенький шифоньер. Кроме всего мать набила две гигантские сумки самой разнообразнейшей кухонной утварью. Васька пытался избавиться от половины, но мать настояла, и впоследствии Васька был ей весьма благодарен.

Диван, наученный прошлым опытом, когда на нём занимались «физкультурой», жалобно всхлипывал «ой-ой-ой» и время от времени пытался самопроизвольно сложиться, но это ерунда. Главное, у Васьки было своё жильё. Кто помнит те времена, знает, что это такое, тем паче в столь юном возрасте и без штампа в паспорте.

Лидка сразу после праздника пыталась реабилитироваться перед другом, искала встречи и нашла её. Разборки произошли в подъезде её дома. После этого Лидка навсегда потеряла интерес к Ваське, но приобрела замечательный, в половину лица синяк. Видимо, чтобы хоть как-то уравновесить ситуацию, Лидкин отец, отпущенный под подписку, поставил Ваське такой же. Конечно, если бы парень захотел, то мужик даже не подошёл бы к нему на расстояние удара, но… пришлось поддаться. Политика…

***
- Ты понимаешь или нет, что это госзаказ, военка твою мать! – Васька искал и не находил нормальных слов. – Если каждый будет думать только о своей заднице, государство рухнет.
- Да ни хера не рухнет, - кипел Серёга, - ещё краше жить станет твоё государство. Пусть о себе думают, работать будут лучше.
- Короче! Идёшь в ночную смену или нет? – Васька начал поворачиваться, чтобы уйти.
- Чёрт с тобой полоумный, иду…

Кто помнит, что такое аврал, тот знает, как происходит сие беспримерное действо. Толпа народу собирается в одном месте, будь то поле грязи с втоптанной в него морковкой или цеховой участок. Люди работают по две-три смены, причём большую часть времени одна половина ищет место, для того чтобы поспать пару часов, вторая половина бродит по территории друг за другом и соображает на троих и более.

Ночная смена. Мастер с грехом пополам озадачил рабочий класс, а сам воюет с контролёрами.
- Елена Станиславовна, вы же понимаете, что никуда оно не денется, будет работать. Ну, подумаешь, провалено две сотки, и что? Вы же в курсе, там запасу ещё пять сантиметров. Давайте откроем, а?
- Нет, Василий, - старший контрольный мастер неприступна, как Алькатрас. – Ты без меня знаешь, что техпроцессы и чертежи не на голом месте рождаются. А если у пушки в самой пиковой ситуации в том же Афганистане перекосит затвор? Не дам!
- Так не давайте! Изолятор откройте и на сегодня достаточно…

Через полчаса стонов, упрёков и подлизываний, вскрывается изолятор брака. Елена Станиславовна мудро уходит «покурить», а Васька занимается втиранием очков.
Калиброванное отверстие, допуск сотка. И это самое отверстие провалено. Не выдерживает критики пробкой. То бишь и проходной и не проходной концы летят в него со свистом. Что делать? Ха…

Васька берёт стальной шарик от подшипника большего, чем отверстие диаметра, кладёт его сверху, на срез отверстия и лёгким ударом молотка ставит точку в повествовании. Теперь проходная пробка идёт, а не проходная соответственно нет. Вы говорите – втирание очков? А я говорю – построение очагового коммунизма!

Уже под утро, когда народ валится с ног, и засыпает там, где настигнет Морфей, Витька сварной заговорщически манит Василия пальцем.
На сварочном участке собрались все мужики. Банкует!!! Старший мастер Михалыч. В трёхлитровой банке лениво плещется клей БФ. В сверлилку вставляется электрод, другой конец помещается в банку. Туда же доливается некоторое количество воды. Включается движок. Вокруг вращающегося электрода образуется так называемая шкварка, а по краям плещется мутно-белая жидкость. Минута и искомый продукт – Борис Фёдорыч, он же «Мешай-мешай», готов.

- Сюда бы ещё цедру лимонную или мандарин, как сука Карионов делает, - говорит Михалыч. – Эх, где мои семнадцать лет.
- Вы чё это пить будете? – изумляется Васька.
- Не хочешь, не пей, - говорит Михалыч, я за тебя над желудком надругаюсь. А чё, у меня морда вон какая широкая…
Продукт через чистую марлю разливается по стаканам и кружкам. Морща хари и зажимая носы, бригада вкушает напиток. Тяжкие вздохи, перекошенные лица. Перекур.
Через пятнадцать минут физиономии оживают, разговоры становятся бойчее, звучат приколы.

В семь утра, как снег на голову является сам Вариян. Результаты ночных бдений радуют начальника цеха и он, вопреки своим нутряным установкам, делает звонок в караулку, с тем, чтобы пьяный рабочий класс был выпущен без санкций и арестов.

Васька с Серёгой идут домой пешком, пьяные, но довольные жизнью.
- Эх, Васо, скоро победит Научно-Техническая Революция. Труд рабоче-крестьянина упростится и облегчится. У всех будет персональная машина, баба, квартира. Заживём Васька, как короли. Пить бросим, станем ездить по курортам, девок щупать и наслаждаться жизнью.
Здесь Серёгу настигает спазм, и поборник НТР раскрепощено и независимо, как и подобает Советскому человеку, блюёт на ботинки…

Глава-16

С утреца в понедельник пробежались с батей на лыжах. Оба в ночь, а дома сидеть тупо и бездарно.
До чего ж здоровски, просто оргазм, помноженный на него же. Снег искрится, лёгкий морозец, лыжня поёт. Любо!
Васька как выяснилось, совсем отвык от лыж, плюс крепления Ротефелло, которые он всегда не любил. Батя сделал его на первом же километре, а потом периодически останавливался и насмешливо поджидал опоздуна. Ну, так всё же мастер международник по акробатике, хоть и в прошлом. Потом в родительской квартире пили чай со зверобоем, болтали ни о чём.

Смена начиналась в двадцать три пятьдесят, но Васька, как мастер пришёл к одиннадцати вечера. Перекурил со сменщиком, Гришкой Васнецовым, поболтали о бабах, хоккее, тринадцатой зарплате.

Ночная смена подходила к концу, урок был выполнен, и трудяги расползлись по углам. Кто-то кимарил на лавках в раздевалке, иной прямо за верстаком, уронив голову на руки. Васька собрал мерительные скобы, пробки и прочую хрень. В его обязанности входили функции слесаря-сдатчика, и понёс всё это добро в кладовую.

Как всегда зацепился языками с кладовщицей Люсей. Болтали сидя на диване в кладовой.
- Как тебе работа Вася? - женщина с интересом заглянула парню в глаза.
- А чё? Работа как работа. Пока нравится, а на будущий год буду поступать в техникум, и там уже видно будет, куда и зачем.
- Хороший ты парень Василёк, - Люся погладила Ваську по колену. – Мне бы такого хоть на время. Пусть бы лежал дома на диване, и прокормила бы и обработала так, что ни одной сыкухе не приснится…

Васька понял, что сейчас произойдёт нечто. Ладошки вспотели. А Люся продолжала: - Ты как на счёт этого, не против?
- Очень даже не против, - прохрипел Васька.
- Тогда иди ко мне, я тебе кое-что покажу…

Васька придвинулся к женщине, а она повернулась к нему вполоборота и закинула одну ногу на спинку дивана. При этом подняв свой рабочий халатик.
Теперь Васька спотел уже весь. На него из развилки белых ног смотрел треугольник чёрных волос, поделенный на две половинки аккуратным пробором. Сам пробор раздвинулся, явив миру интимное место.
- Погладь меня мальчик, потрогай, - выдохнула Люся.

Васька нежно как мог, трогал пальцами женские бёдра, кожа на ощупь оказалась удивительно нежной, просто бархатной. Вот его пальцы прикоснулись к самому интимному месту, он почувствовал влагу, а женщина застонала.
- Я больше не могу, - взмолился Васька, - у меня всё трясётся.
- Дай его мне мальчик, - шепнула Люся.

Неожиданно она встала и подняла за собой Ваську. Миг, и её быстрые пальцы расстегнули пуговки на его рабочих брюках. Ещё миг и он стоял перед ней голый по пояс, с той разницей, что снизу по пояс. Его плоть, по-комсомольски надёжная и несгибаемая, привела женщину в яростный экстаз. Все дальнейшие события запомнились ему как череда оргазмов. Сколько их было? Ой, много!

У Люси на удивление, всё же сорок пять лет, там оказалось очень узко, фактически не разработано. Зато бёдра и грудь были такие, что их не хотелось выпускать из рук.
Васька нацеловывал и зацеловывал эту грудь, крепкую, с твёрдыми как орешки сосками.
Удивительно, но ни с одной из бывших у него девчонок ему не было так хорошо. Теперь они казались ему жалкими пародиями. Много позже он поймёт причину. Ведь женщина в определённом возрасте делает всё как последний раз в жизни. Кстати он действительно может оказаться последним. А опыт?!

Весь процесс длился примерно минут сорок, ну час. Потом они лежали на диване, отдыхали. А Люся, вот же неугомонная, играла его членом. Так бы и лежать всю жизнь. Ни горя, ни забот.

- Ты не сердись на меня Вася, - голос Люси был глух, - я не шлюха какая-нибудь, и абы кому не дамся. Как со своим алкоголиком развелась два года назад, так ни разу ни с кем и не было. Не бросай меня так сразу. Знаю что старуха для тебя, всё понимаю. Но может быть какое-то время мы могли бы встречаться, хоть изредка?
А Васька лежал и думал, - за такую женщину можно и на войну сходить. Всё на месте, добрая, ласковая, а уж про кроватные дела вообще молчок!

Вслух же сказал: - Давай собираться, сейчас бригада проснётся, домой пора. Если не против, я зайду к тебе часов в пять вечера. Допьем то, чего сегодня не успели…

Tweet