За горами за долами
за глубокими морями,
на одном пендосском ранчо,
жил старик. Он звался - Бачо.

Было у него 3 сына:
старший - Майкл был некрофилом.
Средний - Боб дрочилой был,
Гиви - осликов любил.

Братья сеяли горошек,
сами ели понемножку,
и попердывая в такт,
продавали задарма.

***

В этот год горох - на славу,
Бачо радуются: "Браво!"
Но ночами с поля вдруг,
слышаться стал странный хруст.

Братья по утрам хуели,
думали все, неужели,
по ночам какой то лох,
пиздит фирменный горох.

Делать нечего - решили,
чтобы все "у курсе были",
ночью, так тому и быть -
Майкла в поле снарядить.

Ночь. Луна висит над лесом.
Майкл сидит без интереса.
Все, решает, вор не прост,
Сам - с лопатой на погост.

Вскрывши свежую могилку,
Майкл наш, с аццкою ухмылкой,
Труп девицы оттянул,
закопал, а сам уснул.

Ночью сон ему приснился,
с неба на землю спустился,
серый демон во плоти,
сам с вершок, а хер с аршин.

Странно вел себя тот бес:
с воплями "Иа! Пиздец!"
Хуем тыкал Майклу в жопу,
тот - в поту проснулся мокром.

Утром братья и отец,
видят - на поле - пиздец.
Треть гороха кем-то жрата.
Майкла пиздили лопатой...

***

Бачо ходит словно туча,
говорит, сынок ебучий,
не сумел спасти горох,
пусть теперь хуярит Боб.

Вечер настает на ферме,
Бобби стал какой-то нервный,
как - то суетиться начал,
что то в сумку захуячил.

Бачо думает - сынок,
молодец, спасать горох,
он наверное задумал,
в сумку яд для вора сунул.

Поле. Ночь. Луна за тучей.
Звезд не видно. Страх колючий
Боба стал одолевать.
Тот - на ферму пиздовать.

В темноте не зги не видно,
перепутал брат тропинки.
Вместо фермы на бугор,
Боб нечаянно зашел.

Успокоился парнишка,
приспустил чуток штанишки,
крем достал рукой из сумки.
В общем, пусть подрочит, сцуко...

Где-то к половине ночи,
Боб свои дела закончил,
к полю повернулся. Вдруг
он услышал странный звук.
Что то по траве шуршало -
неприятность предвещало.

Враз умолкло все вокруг,
ветер стих и сердца стук,
парень своего услышал.
Боб от страха еле дышит.

Рев раздался громогласный:
"Йа! Пиздец!" и Боб несчастный,
помочившись внутрь штанов,
в обморок упал без слов.

Утром братья и папаша
видят - на поле пропажа,
половина от гороха
съедена. А Бобу похуй.
С чем то белым вокруг рта,
спит себе в тени бугра.

Боба быстро распинали,
спрашивать брателло стали,
что за мерзость ночью жрал,
вора может быть видал?

Боб отнекиваться стал,
всю я ноченьку не спал,
вора не видал  - и баста,
а во рту - зубная паста.

Вот ты как пиздишь зараза!
Бачо стал вдруг красным сразу.
В общем, Бобби - долбоеб,
костылем в момент огреб.

***

Бачо ходит страшно злой,
что мы будем есть зимой?
Нет на сыновьев надежды,
придави их всех сосной.

Говорит под вечер Гиви:
нуть-ка, ослоеб игривый,
выходи горох стеречь,
а не то тя буду сечь.

Тот в ответ: Не выйду, бать,
к розге мне не привыкать,
мне и тут тепло на печке,
буду дома я бухать.

Батя - хвать его за ворот,
вправду на руку был скор он,
и под жопу дав пинка,
выгнал сына за врата.

Чем заняться? Интересно,
что на поле вор нечестный,
этой ночью делать будет.
Гиви на поле пиздует.

Ночь. Луны вообсче не видно.
Темень. Хуле же, обидно,
и от бати в зад пинка,
и не выследишь вора.

Чу! Дрожит забавно воздух,
эта пукнул наш опездух.
Так всю ночь и продристал,
никого не увидав.
 
Утро. Солнышко восходит,
шевеление в природе,
Гиви шибко ждать устал,
подкемаривать уж стал.

Хруст раздался из гороха,
Гиви думает неплохо,
ловкий вор в бобы зашел,
пригляделся - там осел.

Ептыть, это же подарок,
аж вспотел наш охуярок.
Ночь потеряна не зря.
Нада выебать осла.

Тока каб не проколоться,
шустрый, маленький - съебецца.
Что б придумать? Гы, не влом,
притворюсь другим ослом.

Гиви встал на четвереньки,
подавляя дрожь в коленках,
(возбудился, хуле тут),
подбирается к ослу.

Тот неладное почуяв,
обернулся: "Ебарь хуев,"
молвил: "Ты, сынок, напился?",
Гиви аж остановился.

Ослек, гласом человечьим,
продолжал: "Я покалечил,
шамаханскую царицу,
в жопу сутки еб блудницу.

Как то раз без разрешенья,
да без всякого сомненья,
отымел среди морей,
три десятка кораблей.

С боцманом и экипажем,
не считая всяк поклажи:
баб резиновых, и да,
капитанского кота.

А теперь, сынок мой Гиви,
сделай харю поунылей,
иль повеселее... Я
буду штырить и тебя."

Черти что творится, ослек
одного вершочка в ростик,
будет Гиви угрожать?
Отыметь его и спать.

Словно две безумных белки,
человек и ослик мелкий,
прыгали в кустах гороха,
Гиви справился неплохо.

Ослек стонет: "Богатырь,
убери могучий штырь!
Твой урок навек запомню,
все желания исполню."

Гиви, кончив, слез с осла,
тот, отчаянно дыша,
чрез себя перевернулся
и девицей обернулся.

Вот и сказочке конец,
обженился молодец,
жили долго и красиво,
братцам и отцу на диво.