Ни в степи, ни в океане,
Ни в лесу и не в бурьяне,
А среди японских вод
Остров был. И хуй вам в рот.

(Вольный перевод народного хайку)

Ну, был остров, и хуй с ним. Из достопримечательностей - один фаллический символ из бамбука северокорейскими перебежчиками вырубленный да склеенный. Ну, ещё сушёная филиппинка к нему привязана была. Больше ничего. Население на острове было некрасивое и глупое, наивно полагающее, что это, бля, у них Солнце всходит. Рис растили, в гавне копошились, в ниндзь и гейш в свободное время играли. В общем, обычные долбоёбы да уёбки.

А в самой гористой части острова, там, где ебеня на горизонт наползают, была долина живописнейшая. И посреди неё покосившаяся хибара стояла. Жили в ней… дед да баба, хули вы думали. Дед ещё ничего, так, бодрячком - пердел не больше 3 часов в день и бровями смешно шевелить умел во сне. А вот бабка - это пиздец просто. Страшна, как ядерная боеголовка в руках террористов: еблище всё в грязно-коричневых морщинах, полугнилые зубы под разными углами из потёртых челюстей торчат, пук седой волосни рыбьей кишкой перетянут, в левом ухе три года уже таракан живёт. Бородавка больше носа. Не дай Бог, фильм по сказке снимут, падонки после такой сказки спать спокойно не смогут. У женщин массовые выкидыши случацца.

Жили старики худо да бедно. Не было у них ни еды, ни телевизора, ни серьёзных политических взглядов, ни пенсии. Детей тоже не было. Хотя, вру. Завёлся у них какой-то Мальчик-с-пальчик однажды, да долго не протянул. Сожрал его в лесу хитрый тануки*, пока дед ему домик из гавна лепил. Горевали старики недолго - склероз взял своё. Так и жили, с гавна на воду и обратно. Старость - не радость.

Долго ли, коротко ли, пристала старуха к деду - мол, бля, бриллиантовая свадьба у нас скоро - надо в люди выйти. В ресторан там, бля, в кино, на американские горки, нах. А денег-то ни хуя. Ну чё делать деду? Попиздюхал он в лес капканы на змей ставить, щепки собирать, залупой по листве елозить. Авось удача на жёлтую лысину свалится. Шёл, шёл по лесу, через Малые Ебеня, мимо Триеблищенска, сквозь пиздомудолески. Глядь - бамбуковая рощица! А за ней озерцо такое плещецца. Голубенькое всё, прозрачное. Рыбы с двумя хвостами в нём плавают, а рядом надпись иероглифами "Ахтунг, бля! Не приближацца!" А дед-то читать не умеет. Неграмотный был. Обрадовался нах. "Щас", думает, "напьюсь и сил прибавицца". Зачерпнул костлявой лапой водицы, захлебнул двумя ноздрями - хорошо! И сил, в реале, прибавилось. Взял тогда дед и умылся. Рыбы, конечно, на другой конец озера отплыли, пузом кверху…

Чувствует дед, что сил как-то до хуя стало. Обрадовался, значит, сбрызнулся ещё водичкой, наломал хворосту охапку и домой похуячил. Теперь, думает, и деньги будут, и старуху в вислую жопу жёстко выебу. Идёт, радуется, пердит задорно. Долго ли, коротко ли - вот уж и бомжатник его виднеется.

- Эй, ты! - кричит дед. - Старая пиздопроушина! Вылазь, скелет ёбаный, в ресторан зажыгать поебошим!

Выползла бабка, глаза в морщинах пряча от солнца, и говорит:
- Вы, маладой чилавек, к кому? Вы пианер, наверна, ась?
- Да ты ахуела, в натуре? Это же я, твой дед! Совсем из ума выжила?!
- Не серди бабку, пиздюк! - упирается старуха. - Я своего деда знаю! У него на хую пятнышко от соевого соуса осталось со свадьбы, да и сам он седой как моя пизда. Уёбывай, а то глаз высосу!
- Да вот же, бля, гляди, плесень ты косая! Говорю ж тебе, свои!
- И правда, - озадачилась карга, пощупав доказательства, - и тряпьё на тебе дедовское. Да тока выглядишь ты, как мой дед в молодости.
- Странно…, - засомневался дед. Схватил ведро с водой и ну фтыкать. - Ебический квадрат!!! И правда - молодой я, как поросль бамбука в обезьяньем помёте. Что за ёпт?.. Это ж, наверняка, то озеро!…

Рассказал старик старухе про озеро с водой живительной, про рыб диковинных, про баллоны на дне железные с эмблемами в виде черепов с костьми. Старуха слушает, а сама на ус свой седой мотает. "Ага", - думает, - "заценить бы резервуар необходимо".

- Ладно, - говорит, - давай уж спать ложицца. Поздно уже. А зафтра с утреца вместе сходим гидроанализ проведём.
- Заебца идея, - согласился дед и, ёбнувшись на татами, захрапел с явным японским акцентом.

А бабка, не будь дурой, поминутно оглядываясь на полутораметровую фигуру молодого деда, похуячила в лес - тока пятки грязные засверкали и гной из-под кимоно закапал.

Просыпается дед утром, хуй торчком, и улитка на нём уже присосалась. Пиздато быть молодым! Хошь на филиппинку сушёную подрочить сходи, хошь на бамбук высокий залезь, хошь на китайский рынок пиздюли на рис менять смотайся с друзьями. А хошь - на сакэ с ахэном** заработай и оттягивайся с гейшами, мечом в зубах ковыряя… Стоп. А где же бабка? А может, хуй с ней?! Да нет, всё-таки привык уже. Может сполоснуть ей ебальце в озере? Взять вот так за седой сальный пук волос, перетянутый рыбьей кишкой, и держать под водой пока в Шакиру или пиздатую русалку не превратицца?

Подождал дед час - нету бабки. Надо выручать идти. Может заблудилась, пока плутала под Триеблищенском? Долго ли, коротко ли, пришёл дед на берег озера. Смотрит повсюду, а бабки нет. Тока хотел уж, несолоно ебафши, домой пиздюхать, вдруг слышит - вроде плачет кто-то. Дитё какое-то полугрудное. Повертел ебалом дед, вроде из камышей крик. Сунулся туда, а там… На камне, средь фиолетовых и жёлтых трёхлапых лягушек, лежит дитё женского полу. Что за нах?! Откуда, йопт?! И вдруг понял дед. Понял всё…

Постоял дед, в ахуе залупу теребя часок-другой. Вроде и ебать право есть, а и подступицца - педофилом-уёбком прослыть. Вот до чего жадность и невоздержанность людская доводят: стала бабка размером с эмбрион в абортарии… Вздохнул горько дед, ждать ему бабкиной половозрелости стало в падлу; взял он её за младенческую лодыжку, вертанул пару раз и зашвырнул на самую середину озера. Смахнул горестно соплю с носа, развернулся и побрёл домой, пока бабка растекалась по озёрной глади тягучим пятном спермы…

Так-то вот падонки. Делайте выводы сами.

P.S. *Тануки - енотовидные собаки. Хитрые такие, зловещие. Ебуцца шумно и за пальцы кусают.
**Ахэн - японский ганджубас.