Работать хорошо – тяжело. Работать хорошо – легко. Оба этих тезиса, если подумать, верны. Тяжело – если учишься или работа не нравится, а легко – если знаешь и умеешь, да еще и любовь к делу есть. Покамест работали и работают на Руси традиционно плохо. Как ни прикармливали нас нефтяные разживы, работать мы так и не научились. Почему?

Мудрые парни не одно столетие силились дать ответ на этот вопрос, да случилось невпотяг. Оказалось (и я могу гарантировать это на 100%), что ответ прост – русскому человеку важен не результат, а процесс. Процесс богичен, результат – гнил. Жуирование всегда было сакральной мечтой нашего брата, а ценность денег мы всегда рюхали через их трату, а не покупки. Создавать добавленную стоимость для нас понятие заморское, чуждое и поганое. Мы должны понимать ценность жизни через умеренный утилитарный гедонизм, ставящий своей неоспоримой целью не создавать ничего напотом. Без подмесу.

Русский человек всегда стоит у крана, вентиль которого вращает некто щуплый и плюгавенький с невероятной внутренней силой, которую, кстати говоря, так обожают женщины. Из крана струится не вода, а поток блага в который хочется прежде всего окунуться, а уж засим напиться.

Между тем, воду как правило не дают. Но безустанно и твердо обещают. Ради этого мы готовы и затягивать кушаки, и молотить обидчиков плюгавого над краном. Знание это имманентно и, как правило, не вызывает споров.

По той же самой причине так популярна на Руси забава «стенка на стенку», которая исподволь оставила одну стену для одной из сторон, прислонив к ней же ее представителей. При этом никаких идеологических разногласий между сторонами нет – обе они потрафляют одним и тем же православным догмам. Известно чем это кончается – рано или поздно товарищи у стенки меняются местами, тоже, в общем-то, получая удовольствие в процессе этого течения.

Русский человек – трансцендентный агностик, и в его природе заложена тяга к иррациональному, но обязательно должному быть отраженному в повседневности. Это не сны и не вымысел, это эзотерический трепет, в который так приятно погружаться, страшась главного результата – смерти, которая зычно кашляет вокруг каждого, кто проникся этой трогательной верой.

Должен найтись кто-то, кто через те же самые механизмы увещевания и распекания, которыми так отчаянно рекламируются прелести процессоориентированной жизни, внушит приятство обладания самим плодом, еще до стадии его потребления. Может тогда мы научимся раздувать пузыри фондовых бирж, производить вкусные пресервы и ремонтировать велосипеды. Но это будет тяжело – так как фабрикат такого процесса кажется нам гнилым и бзделым.