Ну наканец-то, уважаемые фтыкатели, наканец, йобанаврот! Листая в паследнее время ньюсы и ахуевая от стремительно разростайущейся зоны пакрытия отжыгами карты мира, я уж было падумал что в Финляндии и народу нихрена не осталось – адни хакеисты с рок-монстраме в телеящеке да пассивный электорат челавекападобных мабильнекоф, каторым творить хуйню завадская прашыфка сцуко не дает. Полная матрица блять. Так вот, каг оказалось, не фсе еще потеряно! Пока местные долбоебы бухали вотку в саунах и забивали хуи на свои непасрецтвенные должностные обязанности, выручать страну перед миравой апщественностью вызвались другие обитетели здешних краеф - гарячие финские белки. Вернее, одна нищястная белка, каторую угораздило пражывать рядом с оперным тиатром в финской столитсе им. прафессара Ван Хелсинга.

Жывотное мирно шараебилось в местном парке, грызла всякую хуйню, собирала бутылке, заготавливала на зиму литий-ион и просто радовалось своей жывотной жизни, пока членам кружка кастратов из театра не ебанула в бошки гениальная мысль: написать для нихуя не падазревайущих патомкоф оперу. Таг как ни адин финский афтар сюжэт меньше чем за десять  лет не нахуярит, а будущие звезды и до конца жизни его ниасилят, за основу были взяты события из фсем известной по Нокия игры «Удаф хавает кроликоф, и его хуй все длинней», музон спижжэн у группы Найтвиш, придумано оригинальное название «Kaarmeen hetki» («Хата Соколовского» –пер. с финского беспесды) и фся пойущая песдобратия приступила к рипитициям.

Из окрестных кварталоф тутже посъебывались, не выдержав жыстокой конкуренции, фсе котеги, а уцелевшие птитсы поулетали раньшэ времени неровныме касяками в теплые края. Но хуже всех пришлос нашей белке: когда один из учаснегов предстоящего оперного отжыга Эза Рууттунен брал фа-минор второй октавы в диапазоне ультразвука, вылетали стекла, осыпаласть штукатурка, взрывались комары и мухи, а в зубах жывотного начиналсо аццкий зуд, и оно начинало грызть всьо подряд. А единсцвенная нота, которуйу певетс мог брать ваабще, была как раз эта фа-минор, и визжал он ее пастаянно, фтему и нефтему (репетицыя, хуле, да и неслышит нихто), и поэтому парк вскоре превратилсо в сибирский лесоповал, заваленный апилкаме, а белка съебалась в к слепым роцственникам падземлю, вырвала сибе зубы нахуй и стала питалаццо исключительно червякаме.

Аднака и там злоебучая фа-минор не давала зверьку спакойно склеить ласты, и одним прекрасным утром вканец измученное, нервное и поседефшее животное вылезло на свет божий, чтоб фпаследний раз повтыкать на ясно солнышко и убить сибя апстену оперного театра. Но в этот день Бог фсех белок Белый Конь был явно на ее стороне. Первое, что узрело жывотное, только ее слехка атрофированные глаза стали чето различать, был каг раз тот самый Эза верхом на велосипеде, который хуярил на репетицыю, слушал в наушнегах Cannibal Corpse и задорно подвывал нежному гроулингу своим неизменным мерским фа-минор.

«Так вот ты какой, северный алень!», - обрадовалась белка и, недолго думая с воплем «Аллагу Акба!» прыгнула прямо в мясорупку колесных спитс. «Чип и Дэйл спишат на помасчь? Хуясе!» - только подумал Эза и вяло стал тормозить, каг тушка белки взарвалась к хуям фонтаном шерсти, крови и кишог, колесо спартивного «Аиста» отлетело в сторону, а сам певетс, пролетеф с десяток метроф с криком «Ну зачем жэ всегда думать йобанаврот?!» уебалсо головой ап асфальт, затаботаф сотрясение визжальника с переломом носа в шести местах и паполз в ближайшую бальницу жаловаццо психологу на хуйовую жызнь.

Итаг, геройской белке пришла геройская песда, скорбим. Ну, а что касаеццо оперы, то разъебанные упавшиме люстраме стулья, каг и сами люстры, вроде, заменили, таг что, если живусчие рядом с оперой врачи и крысы Эзо пощядят и он выздоравеет, то фсе желающие экстремалы могут приходить 15 сентября и заценить творение финских хуяторов сами.

белки - это не только ценный мех