Долгое время я чувствовал себя прекрасно.  У меня  не болела голова, я вёл здоровый образ жизни, хоть и  мало двигался. Не курил. Было тепло. Бездельничал целыми днями, думая, что так будет вечно.  Мне было начхать на деньги и гравитацию, даже триппер меня не донимал. Потом как-то утром стало сильно ломить виски и я родился.

Полагаю, я не очень этому обрадовался, поскольку орал в роддоме громче всех. Помню, как отпихивал руки врача, кричал, что он сука, и пытался заползти обратно. У меня была сломана голова и замёрзли ноги.  Злобным хоббитом я бухтел, что жизнь – навязанная услуга. Плакал, хотел домой.

Вредная моя натура проявилась очень рано. От скуки я часто долбил ногами в стены, не давая спать окружающим. Когда начались схватки, я всё понял.  Схватил пуповину обеими руками,  обвязал вокруг шеи и стал затягивать. Вывалился здорово посиневшим, не дотянул. Как же не хотелось выходить! Сильнее, чем идти в школу зимним утром. За мной пришли всё же. Равнодушные акушерские щипцы схватили за голову.  И пополз я в люди. Получил своё место в надцатом ряду, с краю, поднялся занавес, начался первый акт. Не потеряй номерок. А то окажешься Васей в Тамбове, где, как известно, нельзя жить безнаказанно.

Через несколько лет тут была ещё одна жиличка, но я давал родителям  такого дрозда, что её выселили без долгих песен. Помаши маме оторванной ручкой, не ссы. Кому из нас повезло больше? Хрен его знает. Принято считать, что мне.

Самокопание никогда не поощрялось. Ковыряние в ушах, носу, попе, рту пресекалось так же жёстко, как неуплата налогов. Задавание глупых вопросов встречалось хлёстким апперкотом – «так надо».  Кому нужен рефлексирующий неврастеник? Ты что, тебе же в армии служить.  «Папа, а почему небо голубое? А что это за водичка из глаз? Почему стрелки ползут так тихо? А почему здесь так холодно? А бох есть?»   
 
- Так надо, отстань.  Я занят.                                                                                                                              < /P>
- А мне можно тоже с вами покурить? А пива можно?
- Ты пока маленький. Дай нам поговорить. Иди мультики посмотри.   
- Пап, ещё ж 84-й год. Ты чё, какие мультики? Они раз в неделю, утром.   
-  Ну тогда просто иди погуляй, выучи стишок. Не мешай нам!

Тема смерти впервые раскрылась в 6 лет. Хотел насолить маме, сказал, если не купит игрушку, убью себя. Она говорит, трус  ты, сынок, и сделать это тебе слабо. Выбежал на лестницу, верхний этаж, вниз посмотрел. А ведь и вправду слабо. Стою в этой «сумеречной зоне» и понимаю впервые  по-настоящему: я есть.  Через секунду может не быть, и это всерьёз. Если сейчас кто-то при мне начинает плакать о жизни,  часто даю ему\ей нож и говорю: «Не нравится жить, вскройся, хватит ныть». Помогает.

- А откуда я появился?
- Сынок, мы тебя нашли в капусте.
- А я когда-нибудь умру?
- Нет, конечно.
- А где мы живём?
- В самой хорошей стране на свете. А вон там – враги, они плохие.

В каждом детсаду, от каждой воспитательницы мои родители слышали одно и то же: «Сколько работаю, ужасней ребёнка не было».  Как у меня рога и хвост не выросли, не пойму. Теперь эту фразу угадываю по первым нотам, по заготовленному недоумению и пучеглазому пафосу. Бывает, идёшь утюг из ремонта забирать или машину: «Знаете, сколько рабо. . .»  - Ясно, побереги калории. И забираю покромсанный дивайс в узелке или на эвакуаторе. Мастер, хуле.

- А жениться обязательно?
- Ну, да. Так все делают.
- А детей почему надо заводить?
- Чтобы все люди на Земле не вымерли. Так надо.
- Папа, пап. А если мне похуй как делают все люди?

Потом были куклы. Моей двоюродной. Никого не было дома и я от нечего делать оторвал им головы и покидал с нашего 12 этажа.    И. Грозный щенков бросал со стены, а я вот кукол. Пришёл с работы папа, молча перекинул меня через балкон и подержал так полминуты, «над куклаю поржи». Куклапа, пам-па-па.
К логопеду попасть так и не довелось,  куклы с тех пор не интересуют в принципе, даже если они очень красивые. Даже если денег не берут.

- Мам, а почему люди заводят детей так рано?
- Потому что потом у них не будет на это времени.
- Но ведь они же такие тупые, сами ничего не понимают, а им в руки дают новую жизнь!
- Отстань, задавай эти вопросы своему отцу.

Огляделся – половина друзей ненормальные. Один машины ловит руками. Голый. В мороз. Второй на людей бросается. Третий не пьёт и не курит. Четвёртый гамном с балкона кидает в прохожих и бредит. Пятая офис заминировала. И все чертовски талантливы, стихи пишут, на гитаре играют. Каждый год по одному-два в дурку попадают. Мы порою вместе собираемся и гадаем: кто ж следующий? Десять дурдомЯт.

- Во что  будем играть? В «воспитателя» или построим город?
- Я город построю, это проще.
- Дурак, в «воспитателя» же все играют.

Жизнь движется рваными нарезками. Вот  детсад. Вот школа, 10 лет, где они? Память, дорогая моя, ты так ненавидишь  эти 10 лет, что не хочешь мне их показывать? Вот что-то поём у костра. Ещё рывок, первый секс, первый косяк, первая машина. А что между? Где остальное? И почему там сплошная неудовлетворённость, тоскливая несчастливость в каждом дне и ожидание хорошего лишь в будущем? Или так у всех? Может, так надо? Иногда  рано утром, после бессонной ночи, когда решаешь быть или не быть, голоса  в моей голове кричали «Быть! Быть, бестолочь ты непутёвая, быть и наслаждаться каждой минутой!». Такие утра и были пиком жизни, оргазмом души. На заареееэээ.

- Мама, я стих написал!
- Молодец, умница. Дай мне поспать.
- Папа, я прочитал «Бесконечный тупик»!
- Да? Здорово. Знаешь, а я вот гороскоп на сегодня читал, там говорят, что у рыб большие шансы на раскрытие чакр. Вчера гадалка сказала, что у меня перспективы по линии судьбы: удача в делах, белый маг, хорошая аура, энергетика.

Всю юность я судорожно искал точку опоры, не мир перевернуть, а чтоб просто устоять на ногах. И завидовал тем, кто чётко знает куда идти, кем быть, что делать. Мне так хотелось остаться гибким, незакосневшим в суждениях, поэтому никогда не был ни в чём уверен до конца. Я мечтал, чтобы мне показали дорогу, доверчивым щенком тыкался в ладони потенциальных наставников:  «Кк. К-кузя».  – Ну что ты, мальчик, такого одеколона нет.            Только книги не отпихивали, спокойно излагали суть вещей.  Мне хотелось узнать, как устроен мир, а вместо того, что нужно,  постоянно  то «пионерская правда», то «лекции о вреде мастурбации». Однажды мама подошла  и, отводя глаза, сказала, что мне пора понимать  особенности женской физиологии. «Ты уже взрослый и обязан знать о менструациях у девушек». Её брови были сведены,  губы плотно сжаты. Она была врач. Я внимательно её выслушал. На тот момент меня уже знали многие венерологи города.

- А что такое «ханжество»?
- Открой словарь и прочти, не мешай, дай досмотреть. Уроки учи лучше.

Я смотрю в зеркало. Тот, кто там стоит, не очень мне знаком. Я хочу его любить, но немного боюсь – ведь это нарциссизм. Я хочу трогать себя рукой  и  выключаю свет – потому что это постыдный грех. Я хочу трахнуть свою мать и убить отца, но этих мыслей вообще не может быть. Мои сны нужно поскорее забыть, это просто наведённые шумы, это не может быть из моей головы. Обилие грязных мыслей пугает, меня приводит в ужас то, что они часть меня. С какого момента собственные какашки начинают плохо пахнуть? С какого момента думать, говорить и поступать плохо становится плохо? С какого момента за несколько накарябанных на стене линий секут ремнём до крови? Или убивают. Человек в зеркале мне изрядно надоел, он достал своими вопросами, по-моему, он псих.
И, может, он мало что понимает, плохо чувствует, но по ночааам он слышит муузыкуууу.

- Ну чего ты от меня хочешь? Что ты маешься? Почему ты всё время меня в чём-то обвиняешь? Ну убей меня теперь, легче станет?
- Отец, знаешь что. Ты. . . Тебе. . .        Пойду-ка я напьюсь. Вот.

От нас все чего-то хотят. Военкомат хочет моего мяса. Соседи хотят, чтобы я не играл на гитаре. Гаишник хочет с моей помощью достроить дом. Прохожий на улице хочет, чтобы я не дышал его воздухом. Государство заинтересовано, чтобы я был здоров, богат, глуп и не запаздывал с платежами. В основном всем требуется бумага с водяными знаками и моя энергия, потраченная на её приобретение. И только звёздному небу ничего от меня не нужно. Так что, с ним и дружить?
Были с друзьями на речке, братались, клялись в вечной дружбе. Я подумал: где её границы? Вот сейчас подойду к Пете, скажу, что он лопоухая мразь. Простит. Ударю в мошонку носком сапога. Обидится, но потом простит. Трахну его девушку. Не простит. А кто-то на первом пункте  двинет мне в ухо и помидоры завянут сразу.

- Знаешь, отец, я так редко слышал в нашей семье слово «любовь», я его так стеснялся, что ни одной женщине не произнёс, считал недостойным бросаться такими словами. А сейчас жалею.
- Что? А, спасибо, я уже обедал.

Недавно прочёл учебник по психиатрии. Расстроился. Оказалось, психически здоровый человек – это жизнерадостный уёбок с железобетонными  убеждениями, утром бриться, вечером клистир, жена, трое детей, рядом с метро, центр.
Начинается второй акт. Я уселся поудобнее, улыбаюсь, надеюсь стать психически здоровым. Широченный занавес  снова поднялся, сцена  теперь значительно светлей и шире, чем казалась раньше. Совсем рядом зелёным горит «выход», но мне пока нравится пьеса, я даже сам могу выйти на сцену.

- Пап, я погулял. И стишок выучил, как ты просил:
«Это - кошка, это - мышка. Это - лагерь, это - вышка. . .»