-Когда это началось, спрашиваете? – он ткнул пальцем на пачку сигарет лежавшую на столе. Я кивнул позволяя угоститься. Он закурил, сделал три глубоких затяжки и перевёл свои красные глаза на окно, задумчиво прищурился –  не помню точно, начальник, когда это началось.


В школе учился хорошо, любил читать. «Трёх мушкетёров» замусолил насмерть, и «Двадцать лет спустя», и «Виконта де Бражелона». Дюма, Пушкин, Гоголь, Толстой, Стивенсон, Сервантес – хавал всё подряд. Друзей не было никогда, ни тогда, ни потом, никогда. Были пару приятелей школьных, но классе в пятом они как то переросли меня, что ли, начали сторониться, прикалываться надо мной. Я застенчивый был, при разговорах с девчонками краснел как рак, влюблялся в каждую более менее хорошенькую. Писал стихи, никому не показывал конечно, да и гавно они были, хули говорить.

Как то пришла в класс новенькая, Люба её звали. Точёная девочка, с чёрной косой и грудью развитой не по годам. И я попал, впервые ощутил такой поток чувств. Влюбился в неё я не первого взгляда, нет не так банально, а только когда увидел её врождённые аристократические манеры, так выделяющие её на фоне дочерей шахтёров, её задумчиво медленную пластику, игру глаз. На физике нас посадили вместе, я сидел рядом с ней так будто срал посреди восьмидесятитысячного стадиона, боясь пошевелиться или сделать что-нибудь нелепое, хотя это и было нелепостью и я это понимал и зажимался ещё больше. Она изредка удивленно косилась на меня и видимо думала какой я долбоёб. Однажды я решился и написал о своей невъебенной любви, стыдливо передвинул ей листок, она внимательно прочитала и улыбнувшись прошептала, что я дурак. Это был последний гвоздь в крышке гроба моего самолюбия, мне казалось, что надо мной смеётся вся школа. Я жутко жалел, что написал эту записку. На следующий день мне было стыдно идти в школу и я на неделю симулировал ОРЗ. И после этого я больше никогда даже не пытался найти контакт с одноклассниками.


Тут истлевшая сигарета обожгла ему пальцы. Он разочарованно посмотрел на тлеющий фильтр и положил его в пепельницу. Я придвинул ему пачку.
-Бери, не стесняйся, если хочешь.
-Спасибо. От табака я теперь точно не помру. –  грустно пошутил он доставая новую сигарету. Прикурил, посмотрел на уголек. - В общем, классе в седьмом за мной была прочно забита репутация отшельника, я эту стену не ломал, не мог, а другим на меня было похую. Так как я ни с кем не общался и во дворе не гулял, а таскался везде с матерью, ребята повесили на меня клеймо – пидор. Били в школе регулярно, даже привык. Интереса для сверстников я не представлял. Родителям на меня тоже было похую. Мать для проформы дневник проверяла, а так у неё были дела поважнее - работа, профком, заседания, план пятилетки и прочее общественное гавно в котором она видела смысл своей жизни. Батя работал и бухал, и даже не делал вида, что ему интересна моя жизнь, приходил бухой с работы и спать, встал ушёл на работу. Я постоянно сидел дома, читал, смотрел в телевизор и дрочил как заведённый на всё где проглядывалась эротика. Это сейчас легко: на любом канале ёбово с утра до утра, а тогда главными источниками фантазий у меня были журналы матери «Бурда Моден» и книга «Шедевры художников эпохи Ренессанса» с картинками. На толстожопых бабах Рембрандта, наверное, и потекла моя крыша.


На одном этаже с нами жила тётя Лена, здоровая, русская чистопородная баба, лицо миловидное такое. Говорливая. Всё весело подъёбывала меня при встрече по любому поводу. Работала она, в столовой при шахте, на кассе и бухала запоями. Замужем она, по моему, никогда не была, у неё в квартире всё время тёрлись какие-то рабочие компании. Как то, уже в десятом классе, я вышел покурить в подъезд, а тут она. Поддатая, весёлая такая, затащила к себе. Сказала, что одной пить не хочется, а выпить надо, ибо в её жизни произошла какая то очередная драма, уже и не помню какая. Выпили, я сгонял ещё водки взял. Она мне давай комплименты говорить по поводу моей молодости, я ей по поводу её красоты, первый поцелуй, поцелуй взасос,  сжатие груди, перемещение на диван, долой трусы и далее по тексту. Помню, она при каждом толчке делала такое лицо как будто ей больно, это меня заводило сильней всего. Так я потерял девственность, следующая близость была уже только с женой.



Он затушил бычок в пепельнице и помассировал запястья натёртые наручниками.
-Может снимите, гражданин майор, куда я теперь денусь? Мочи уже нет. – я отрицательно покачал головой.
-Нельзя, ты ж знаешь. Терпи, сам не захотел говорить через клетку. – он поднял руки в наручниках и скорчил умоляюще улыбающуюся рожу, но увидев в моих глазах твёрдое отрицание, с фальшивой покорностью опустил.
-Что ж, ладно. Через клетку ещё хуже, как зверь. – он гадливо улыбнулся – Хотя по вашему я наверное и есть зверь?
-Незнаю, для меня ты работа. – соврал я.
Я потратил на него три с половиной года и теперь когда он сидел напротив в двух метрах, я хотел знать про него всё, но надо было сохранять равнодушный вид. Они начинают «рисоваться» когда раскусывают, что представляют интерес. Все эти подъезды с сигаретами и наручниками, это попытка разорвать официоз, перевести разговор в неформальный и даже дружеский формат. Этого допускать нельзя. Я вижу тебя насквозь мразь, мне ты не сможешь сказать: «ну с Вами наверняка тоже такое бывало», нет нормальные люди не имеют с тобой ничего общего.
-Ты рассказывай дальше, Алексей, не отвлекайся.
-Ну, а что дальше? Школу закончил – две четвёрки в аттестате, остальное пятаки. Родаки отправили учиться в Новосибирск. Поступил в мед, на стоматолога. Школьные проблемы, подзабылись. Нашел в институте единомышленников, знаете, которых называют «ботанами». На потоке встретил девушку, которая как мне тогда казалось понимает меня с полуслова, а я её. Закончили в один год учёбу, сыграли свадьбу. Пристроились работать в крутую частную клинику. Она стоматолог в пятом поколении. Её отец, профессор медицины, когда Союз грохнулся, открыл одну из первых частных больниц. Крутой был мужик, даже странно, что я ему приглянулся. От армии меня отмазал в два счёта, притащил ко мне на приём полковника из городской комендатуры, я ему два моста поставил и его жене металлокерамику на три зуба и пиздец - дембель.


Бабло потекло рекой. За год купили квартиру, машину, дачу и прочие атрибуты «нормальной жизни», через полтора родили сына. Оксана, жена, ушла с работы, решили, что моих заработков хватит, но вскоре тесть погиб. Разбился на машине. Клинику прибрали к рукам его друзья, а мне урезали зарплату в три раза. Денег стало не хватать. Перед женой вскрылась моя несостоятельность, она потеряла ко мне уважение и стала грызть поедом. Я тоже к ней охладел и после работы, каждый день стал таксовать, якобы, что бы пополнить семейную кассу, а на самом деле, что б не слышать рассуждения на тему - какое я гавно. Вот на этих выездах и началось.


…продолжение будет