Прозвенел звонок. Рабочие еще сидели в курилке, сморкались на пол и дышали перегаром, а Яков Никанорович уже суетился возле своего станка. Он ни когда не опаздывал на работу и уходил из цеха последним. Не бухал с коллегами в пескоструйке, не спал после обеда в вентиляционной и не позволял себе бранных слов. Все это настораживало рабочих и внушало им чувство тревоги за товарища. Портрет Никанорыча в сильноплюсовых очках, уже много лет висел на заводской доске почета, а его рабочее место, возле станка, было украшено множеством красных вымпелов. Но Яков Никанорович не зазнавался и был со всеми одинаково вежлив. И сплоченный коллектив бригады, со временем, перестал обращать на это внимание. Никанорыч не имел жены и жил один, хотя и находился уже в солидном возрасте. За сорок.

Начальник цеха в нем души не чаял. Если приходила какая-нибудь государственная комиссия, ее сразу вели к Якову Никаноровичу. Станок его выделялся своей первозданной чистотой. Он был тщательно смазан и блестел как у кота яйца. Никанорыч ни когда не пользовался ветошью из общего бака. Он приносил из дома чистые белые тряпочки. Тщательно протирал ими орудие производства. Снаружи и в самых недоступных местах. Станок Никонорыча был чище чем шея бригадира. Потрясенные члены комиссии восхищались и хвалили начальника цеха. И хотя Яков не пил, не курил, получал премии за перевыполнение плана, одевался он вызывающе бедно. Практиканты щеголяли в кроссовках Адидас и спортивных костюмах Найк, технологи донашивали Мальвины и рубашки апаш, администрация - костюмы фабрики Большевичка, а Никанорыч как пришел на завод в олимпийке и техасах, так и ходил. Его унылый гардероб распугал всех незамужних табельщиц и уборщиц, которые поначалу пытались завлечь Никанорыча в свои сети.

А еще передовик ненавидел праздники и выходные, те дни, когда на завод ни кого не пускали. С самого раннего утра он стоял у проходной и жалобно умолял охрану пропустить его. Сторожа оставались непреклонны и жаловались начальству.
- Никанорыч, ну че ты приперся? Подождал бы до понедельника. Говорил начальник цеха.
- Так ведь руки, руки по работе скучают! Волновался Яков Никанорыч и воровато озирался по сторонам.

Наблюдать за работой ударника приезжали молодые специалисты из других городов. По обмену опытом. Юные токари удивлялись и недоуменно переглядывались меж собой. Инструмент Никанорыча был как новый, движения отточены и строго функциональны, брака вообще не было. Передовик не терял ни секунды рабочего времени. А с каким лицом он смотрел на вращение барабана передней бабки! Описать словами этот сложный клубок эмоций просто не представляется возможным. За это молодые специалисты прозвали Якова Никаноровича - Отелло. Так это прозвище и осталось за ним, вплоть до последнего дня работы. Никанорыча уже хотели выдвигать кандидатом в народные депутаты, но все изменил случай...

Все было как всегда. Грязные и шумные станки рабочих стихли, и в вечерней тишине цеха выделялся лишь чистый голос станка Отелло. Все разошлись по домам. Директор тоже засобирался, он с отеческой улыбкой потрепал ударника по плечу и со спокойной душой уехал. Никанорыч остался один.

В эту роковую, для Отелло, ночь, на охрану территории заступил новый сторож. Его забыли предупредить, что Яков Никанорович постоянно допоздна задерживается на работе. Стемнело. Охранник в своей будке мирно пил чай, как его внимание привлекли светящиеся окна производственного здания. И он пошел посмотреть все ли в порядке. В цехе ярко горели огни. Из всех динамиков мощно лилась песня "Дельтоплан", в исполнении Валерия Леонтьева. Страстный передовик, в дорогом розовом пеньюаре, вожделенно прижимался к задней бабке своего станка. Он исполнял огненный танец любви. Немолодое его лицо озарялось вспышками яростной страсти. Эта поражающая воображение картина, так потрясла сторожа, что он сразу позвонил начальнику цеха, после чего навсегда покинул свой пост.

Минут через двадцать в помещение цеха вошла администрация. В полном составе. Никанорыч к тому времени переместился к передней бабке и ни чего не замечал вокруг. Его очки посылали стрелы страсти в неосвещенные уголки помещения. Станок заметно вибрировал. И когда лицо ударника исказила волна оргазма, и его член низверг в чрево станка долгожданные струи, кто-то не выдержал и закричал.
- Что ж ты делаешь, Никанорыч? Взревел начальник цеха, и передовик очнулся... Несколько долгих секунд Яков Никонорович непонимающе смотрел на свое начальство, потом стремительно запахнул пеньюар и выскочил из цеха. И долго еще стояли оставшиеся, боясь нарушить наступившую тишину хоть единым словом.

На следующие утро Отелло пришел на работу, собрал свои вымпелы и нежно попрощался со станком. Больше его ни когда не видели. Говорят, что он уехал к дяде, начальнику Отдела очистки Москвы от бродячих животных, и теперь честно трудится заготовителем мяса для Шаурмы.

Kopetan .