Рабочий день подходил к концу. Чебурашка устало вытер масляные руки о спецовку, присел на старую станину токарного станка, достал ленинградскую "Приму" и стал задумчиво разминать ее пальцами. Он посмотрел в закопченное окно сборочного цеха завода имени Серго Орджоникидзе и вздохнул. Капитализм, мать его еб! А сначала казалось, что жизнь удалась, что крепко взял быка за рога и скачет на нем по жизни весело, громко хохоча и размахивая увесистой пачкой купюр. Какой же он был дурак!
Как все складывалось удачно - слов нет описать. Их с Геной заметил писатель Успенский, когда они гудели в ресторане на Чебурашкину повышенную стипендию, которую ему пробили по комсомольской линии, как инвалиду детства. Видимо, Эдик был тогда на мели, т.к. сразу подсел за их столик и, не спрашивая разрешения, налил себе стопку и предложил познакомить с нужными людьми на "Союзмультфильме". Предложением они заинтересовались и поэтому морду Эдику сразу бить не стали, а даже разрешили закусить. Потом они до утра гудели у Гены на квартире, который, даром что крокодил, а нычку поллитровую всегда имел. Там и решили замутить какой-нибудь совместный проект, тем более что пидор, которого Успенский в свое время не сдал худсовету, за это предлагал ему бесплатно сделать малобюджетный кукольный мультфильм и провести его через руководство студии.
Чебурашка задумчиво затянулся и пригладил седые уши. Сколько штрафов он из-за этих проклятых ушей заплатил интсруктору по технике безопасноти - не сосчитать! Они ж ни под один берет не влезали, а этот алкаш почуял наживу и ходил к нему за штрафами, как за зарплатой. Хорошо, что год назад дали 6 разряд и с деньгами стало получше, а то почти все кровные на эти штрафы и уходили.
А потом наступил рай. Пидор оказался противным старикашкой со слюнявым ртом и вызывал неотвратимое желание дать ему сразу хорошей пизды. Но они с Геной сдержались и пидор сразу заплатил аванс за мультфильм. Аванс пропили в тот же день в какой-то подворотне на Васильевском, куда приехали на съемки серии про пионеров и металлолом, который тонул в реке. А потом пили уже до самого окончания съемок. Гена даже наблевал на "Аврору" во время съемки дубля и был вызван на партком, но как-то отмазался и получил выговор без занесения. А могли б и с занесением. Тогда пиши пропало и прощай мультик. Это уж как пить дать. Да и пионеры заебали по полной программе - то у них понос, то папа из райкома требовал снять сына крупным планом перед Чебурашкой и Геной, то попытаются спиздить прожектор прямо со съемочной площадки. Кошмар! А прожектор они с Геной таки спиздили и деньги потом пропили вместе с гримером на какой-то стройке. Проступок свой они с удовольствием свалили на пионеров, но вмешался папа из райкома и дело быстро замяли.
Чебурашка высморкался на грязный цементный пол, добил чинарик и втоптал его в застывшее масло у станины. Потом достал из кармана спецовки заткнутую пыжом и захватанную грязными пальцами початую четвертинку, осторожно осмотрелся и быстро выпил ее до дна, проливая редкие капли на мохнатый подбородок. Занюхал степенно правым ухом и смачно сплюнул.
А потом появилась Шапокляк. Была она старой, некрасивой еврейкой, родственницей директора ленинградского отделения "Союзмультфильма", плохо пахла несвежей одеждой и беспрестанно материлась. Сначала отношения с ней у них с Геной никак не складывались. Стучала они на них отчаянно и даже грозилась сказать начальнику Ленинград-сортировочный, где они снимали самую лучшую серию про голубой вагон, что Гена раз пять уже отымел раком его толстую жену Марфу Никодимовну за штабелем шпал и прицеливается на его прыщавую дочку Верку, которая как раз заканчивала железнодорожный техникум и отличалась огромной жопой и гнилыми зубами. Но потом выснилось, что Шапокляк совсем не дура выпить и на этой почве они и сошлись. Даром что еврейка, но пила она здорово, со вкусом и знала отличный рецепт коктейля "Крайняя плоть", когда чистый спирт смешивался с березовым соком из трехлитровых банок из расчета один к трем, а потом в стакан бросался остаток лимонной цедры из чая, который после пяти завариваний и правда напоминал крайнюю плоть немолодого жида-ортодокса, для придания аромата любимому напитку. Спирт они покупали у оператора, которому он выделялся для протирки оборудования, по рублю за стакан. Почти даром! Хороший был парень этот оператор. А вот ведь какая беда с ним приключилась - года через два после съемок ушел в запой на неделю, поймал горячку, принял жену за призрак апартеида и зарубил ее топором. Дали ему 15 лет. Так и сгинул где-то в мордовских лагерях ни за хуй.
После съемок пришла популярность. Они с Геной и Шапокляк получили тысяч по 15 старыми, да плюс к тому не вылезали с детских утренников и новогодних елок. Все лето они проводили в "Артеке", где давали один концерт в неделю, а все остальные дни пили либо на пляже, либо у спасателя Сергеича, который баловал их домашним иссиня-черным вином и копченой барабулькой. Вот это была жизнь! Зимой они сидели в Доме кинематографиста в ресторанчике и с ними уважительно здоровались маститые режиссеры и актеры. С кем только ни пили! Но больше всего они любили Никулина и Крамарова. Первого за веселый нрав и компанейскость, а второго за то, что жадный мудак и ему с легким сердцем отгружались пиздюли. А Шапокляк еще под конец, по сложившейся традиции, плевала ему на пиджачок. Ну да царствие ему небесное. О нем теперь только хорошо. Хорошо жили. Так продолжалось до девяностых. Потом пришла перестройка, Шапокляк уехала по еврейской линии в Израиль. Сначала писала, приглашала в гости. Говорила, что отлично устроилась, наебала всех местных жидов, получила какое-то охуенное пособие и ничего не делает, а только пьет, греется на солнце и иногда, для души, дает концерты для детей эмигрантов. Говорила только, что местные жиды хуже самой последней пьяной суки с Невского, что она ебала их в рот и срочно собирается менять веру, поскольку состоять с этими ублюдками и сволочами в родстве никак не желает. А потом вдруг перестала писать. Через третьи руки дошли слухи, что шла в магазин за хлебом и алкоголем, да так и упала замертво. То ли инфаркт, то ли инсульт. А перед похоронами дома нашли у нее тетрадку со стихами, где писала про Родину, про то что умирает от тоски, про них с Геной, которые оказались у нее последние близкие люди, да про то, что умрет скоро от этой самой тоски по Питеру, и от того, что приехала в эту ебаную жидовскую клоаку. Похоронили ее скромно и где ее могила никто точно сказать так и не смог.
Потом им с Геной совсем плохо стало. Права на мультфильмы продали очередному жиду в Америку (то ли Видову, то ли Хуидову), директора посадили, а его зам съебался со всеми деньгами за авторские права в неизвестном направлении, а их вывели из штата. Они с Генкой пили как всегда, что Бог подаст, не ели, и пробовали устроиться в жизни. Пробовали быть брокерами, посредниками, торговать сгущенкой у метро и водкой рядом со стоянкой такси. Сначала кое-как перебивались, а потом Гену убили.
Чебурашка даже съежился. Сколько лет прошло, а все никак привыкнуть не может. Ведь они с Генкой были сиротами, родственников так нигде и не нашли и друг за друга так всю жизнь и держались. При их кочевой жизни женами и детьми так и не обросли, да им не особо и нужно было. Нет! Женщин у них у каждого было будь здоров! При их известности перца присунуть это был не вопрос, а вот к постоянству не тянуло. Сейчас-то уже можно признать, что душами они очень похожие были - он, Гена и Шапокляк. Иногда могли часами молча на море смотреть , потягивать винишко и щуриться на солнце. Все уже оговорено было, а чего попусту пиздеть? Так что им посторонние в компании - только б морока была.
Генку таксисты монтировками забили за то, что он водку на их территории продавал. Сначала предупредили, да уж очень там водка у Генки бойко шла, ну вот он и рискнул - не послушался. Он там прямо у бордюра весь день мертвый лежал. Никому не нужный. Только под вечер кто-то со стоянки Ментов вызвал, те "Скорую". Так Гена в морге неделю лежал - родственников не могли найти и уже за счет государства хотели закопать. Ну, он тогда весь город на уши поднял, всех кого мог. Даже старым знакомым актерам звонил, валялся в ногах и просил помочь Генку найти. Вывели на мента одного, тот помог. Он ему за это потом гараж-ракушку собрал за день. Винтик к винтику. Руки от природы золотые были - откуда что береться? Занял денег. У всех у кого мог и не мог занял. А все равно не хватало, чтоб друга похоронить как надо. Тогда он ночью на улицу вышел с обрезком, который он от трубы на чердаке отпил, выцепил интеллигентика одного, который поддатый коньяк у метро покупал, до подъезда довел и обрезком по голове. С раздумкой бил, чтоб не насмерть не дай Бог. Портфель ломанул и ноги сделал. А в портфеле 750 зеленых и деревянными чутка. Поминки устроил королевские, как у людей. И гроб хороший был, с бахромой, и могилку выбрал на сухом месте рядом с дорожкой, чтоб по слякоти подойти можно было, и стол накрыл с хорошей водкой - не паленой, а кристалловской. Даже на оркестр хватило. Похоронил Гену и пил месяц, на помойке жил с бродягами. Потом бросил в один день, как отрезал. Сдал бутылки, сходил в баньку, одежонку постирать и самому вшей извести. А потом через соседа на завод помощником токаря устроился - опять дар природный к винтикам-шурупчикам помог. Рос быстро, на заводе его уважали за киношное прошлое, вдумчивый склад ума и порядочность. Теперь вот шестой разряд имеет.
Чебурашка с натугой встал и оправил на себе спецовку. Пошаркал старческими ногами, закурил еще одну "Приму" и стал вязать веревочку-нитянку. Потом подставил табуретку, с трудом залез на нее и неторопливо, по-хозяйски приладил веревку к крюку на стене. Слез с табуретки, сел на нее и докурил "Приму" устало улыбаясь чему-то. Потом снова залез на табуретку, сложил уши руками, просунул их в петлю и расправил ее на шее, как галстук. Потом весело посмотрел в закопченное окно цеха на голубое небо, тихо прошептал: "Ну, вот и я наконец, друзья мои хорошие, встречайте как полагается" и полетел…