Вначале появился Бетонный Улей.

Это был многоэтажный дом, имевший сотни неприглядных окон. Высокий, мрачный, надрезанный линиями, - сперва его приняли за архитектурный брак. Так и сказали: «Урод родился». Про него почти успели забыть. Но потом его примитивный вид и вместительность кто-то дико похвалил, и механизм запустился сам собой. Бетонный Улeй стал образцом нового здания. Его повторяли и повторяли в разных вариантах, изменяя размеры, изменяя цвет. Началась грандиозная стройка. Размножение шло весело и стремительно. Копия сменяла копию. Дома стали напоминать обоймы. Дома выстроились в линии, а линии соединились в масштабную сеть. Город превратился в растянувшуюся на тысячи километров бетонную кору. Вместо травы – газон, вместо воздуха – вакуум. Постепенно на улицах пропал смех, человеческую речь заглушили удары отбойного молотка. В своих новых квартирах, пустых квартирах люди остались совсем одни. На закате солнца, когда наступали редкие минуты затишья, люди выходили на балконы, пытаясь увидеть себе подобных в окнах соседних домов.  И порой им это удавалось. Два незнакомых человека успевали уныло помахать друг другу.       

Когда темпы роста пошли на спад, возникла пауза. После нее в город привезли новые строительные машины, готовые работать самостоятельно. Сто, двести, триста лет. Работать всегда точно и надежно. Тяжелая артиллерия заняла огневые позиции и недолго думая, сваебойная установка сделала первый залп. От удара по свае в городских районах проснулись механические локти, изогнулись и взмыли вверх механические шеи. Кивки дорожных машин стали яростнее, – техника больше не нуждалась в дирижере. Второй виток стройки перевел ее в уверенный марш. Один глухой удар, - два звонких, один глухой удар, – два звонких. В таком ритме стройка больше не останавливалась ни на секунду. В таком ритме она продолжается и сейчас.

На горизонте темной буквой «Г» стоит подъемный кран. Движения подъемного крана, как повороты калеки. Неторопливые, отчужденные. Он мертвый жираф промышленной саванны. Он безмолвный надзиратель. Его скелет возвышается над зданиями, стремясь быть ближе к облакам. Сподвижница и любовница подъемного крана – Высота. Там наверху, где нет посторонних звуков, и время течет по-другому, в заторможенных небесных ласках зарождаются их детища – высотки – копии Бетонного Улья в десятом поколении. Тощий акселерат-отец подкармливает своих малюток, поднимая к их ртам большие плиты. Каждый день проходит в аутичных ухаживаниях и ничто не нарушает семейную идиллию малых скоростей.

Открываются двери гипермаркета. На зеркальной поверхности гипермаркета отражаются тысячи солнц. Тысячи одинаковых солнц готовых к упаковке и употреблению. Гигантский товарный монстр растет прямо из асфальта. От него точно от медленно всплывающего кита отходит широкая волна парковочной зоны. Вход в гипермаркет – это пасть, этажи – ряды зубов. Зажевать, проглотить, переварить, выплюнуть – все выполняется одновременно. В утробе идет безостановочная работа. Подобно угловатой бронетехнике гипермаркет враждебно относится к естественной среде. Он совершенно не вписывается в природный пейзаж и поэтому всегда занимает оборону, появляясь на новом месте. Мощь и размеры позволяют ему быть неприкасаемым. К нему стекаются все дороги. Через него постоянно проходят люди. Поклонение кормящему Богу – закон, который не обсуждается. 

Страдая манией величия, Гипермаркет вынашивает идею многомиллионных продаж. Суперпродаж. Но и это еще не все. В его молчании скрывается мечта когда-нибудь продавать свежий воздух, продавать синеву неба. Продавать ласку и тепло.

Загораются огни Телебашни. Создали Телебашню когда все остальные развлечения уже приелись. Под будущий маяк мировых событий даже была сделана специальная пресс-форма. Именно таким своеобразным шприцом хотели лишить невинности все недосказанное и неизведанное на планете. Цель проекта - фонтанирующая на жителей города информация. К тому же людям давно поставили на глаза кинескопы. Оставалось только вовремя закачивать очередную дозу наркотика. Дать бесконечную трансляцию картинок. И Телебашня выплюнула телевидение. Сидячий аттракцион: много каналов, постоянные зрители.

Постепенно с высоты своего роста Телебашня начала видеть людей мелкими и тщедушными существами. Вечное мельтешение, кто-то постоянно спотыкается, некоторые так спешат, что часто попадают под машины. И ни одного лица не видно, потому что люди не поднимают головы вверх. Не оказалось рядом с Телебашней ничего равного ей по росту и величии, и обиделась она на своих создателей за то, что те обрекли ее на одиночество. Но ее обиду на высоте нескольких километров, конечно же, никто не заметил. 

По ночам с кончика иглы слетают крупные капли цифровой крови. Они падают на дорогу, тихо взрываясь голосами телеведущих и криками раненых чаек. Сигнал невидимой пленкой покрывает районы.  И нет в этом сигнале ничего особенного. Просто передача и просто прием. 

История следующей части города началась давно. Однажды на потрескавшейся земле заметили широкие поры. От них постоянно исходили клубы дыма. Долгие годы поры набухали и росли. До тех пор пока  окончательно не мутировали в большие серые нарывы, дымящие серые емкости. Так зародилась ТЭЦ. Для одних - источник тепла, для других  - память о каменном веке стройки. Вид у ТЭЦ очень таинственный. Плюс этот ватный дым. Даже издалека видно, как он смешивается с облаками. Точнее, природные облака пропали давно, а ТЭЦ просто заменила их новыми, искусственными. Еще первые инженеры подолгу любовались серыми вулканом, сидя у себя в кабинетах. Подворачивали рукава рубашек и любовались.

Были и динозавры. Само собой не живые, а механические. Обитали они на вокзалах, питались машинным маслом и выполняли погрузочные работы. Вокзал тогда был не таким, как сейчас. Тогда он играл роль отправного пункта для строительных машин. Проворные и смышленые погрузчики-динозавры обслуживали составы, не испытывая усталости. Усталость – это прошлый век. Усталость - это слабость, которую не позволяют себе даже люди. Конечно же, динозавры быстро вымерли, часть из них, отключившись, так и осталась стоять рядом с железной дорогой. Разлагаться под полуденным солнцем. Но другая часть динозавров пошла в работу. Их переделали в сверхскоростные поезда, длинные составные солитеры, которые тут же быстро и незаметно задвигались по рельсовому кишечнику города. И теперь пронзительный клич Тиранозавра можно слышать только когда поезда трогаются или останавливаются. 

Час-пик. Солнце раскаляет металл. В разгар рабочего дня, часам к двенадцати, в городе становится так много пыли, что улицы растворяются в цементном тумане. Вот доносится грохот перфоратора. Его всегда можно отличить в общей какофонии городских звуков. В действительности это рокот кинопроектора. И кадры движутся за окном вашего автомобиля. Рекламные площади вдоль дороги медленно сменяют друг друга - лицо крупным планом, скидка, что-то еще. Жесты совершенны, цвет великолепный, все образы яркие и выразительные. Сперва может показаться, что реклама беспорядочна и не связана общим сюжетом. Это не так. Когда в очередной раз рождается что-то интересное, то это тут же печатают размером два на три и помещают рядом с остальными баннерами. Слова на баннерах заменяют субтитры к фильму. И этот фильм рассказывает о вас. Он идет параллельно с вашей жизнью, и любая жестокость в нем будет преподнесена с улыбкой. Ну, а улыбки... Так могут улыбаться только стильные мертвецы. Навсегда застывшие в момент фотографии, а потому счастливые. 

В утренних сумерках движется колонна автомобилей. Через время к ней по параллельной полосе присоединяется еще одна цепь машин. Потом к ним примыкает третья линия и четвертая. Сплоченные ряды приближаются к Магистрали. Железные акулы создали для себя особый трафик. И на нем по закону равносильных хищников они не обгоняют друг друга, держа дистанцию. Запах крови ведет многокилометровые колонны в город. Каждая машина соблюдает правила и знает свое место, двигаясь в общем потоке. И это нельзя назвать спокойствием. Страх и голод заставляют мириться с себе подобными и делить одну дорогу. Сами же акулы беременны спящими водителями, которых почему-то прозвали брокерами и трейдерами. Брокеры и трейдеры это такие покрытые слизью существа с темно-серыми лицами, вечно закрытыми глазами и открытым ртом - в пиджаке и галстуке. Бывает на Магистрали одна из акул пытается проскочить без очереди и ее за наглость выпихивают с дороги. Акула врезается в землю, ее лобовое стекло взрывается, и из машины в позе эмбриона выпадает тело брокера. Или трейдера. После аварии движение на Магистрали не останавливается. А вечером раскареженный автомобиль и выкидыш подбирает эвакуатор, увозя останки в неизвестном направлении.

К кирпичной стене приделана лестница. Невозмутимое солнце освещает строения холодными утренними лучами. Вам не нужно думать о том, как с утра приготовить себе еду. Микроволновая печь сделает ее за вас. Вам не нужно думать о том, как приготовить себе кофе. Кофеварка возьмет работу на себя. Вам  не нужно думать. Есть компьютер. На работе, дома, где угодно, есть компьютер. Кухонные комбайны. Технологичные амебы. Они везде. Умная техника в каждом доме.

К кирпичной стене приделана лестница. Невозмутимое солнце освещает строения холодными утренними лучами. Совершая множество рикошетов, лучи оседают в оконных рамах. Двуногая пехота вырывается вперед. Подгоняемые страхом люди спешат на работу. Глупые. Несчастные люди. Ничего-то хорошего у них в жизни не осталось. Живя в Бетонном Улье они многое у него переняли. В глазах пропал блеск, кожа стала серого цвета. Мышцы затвердели на костяном каркасе, словно бетон. Не человек, а настоящее здание. Внутрь посмотришь, и сразу угадываются знакомые черты. Пустые лестничные пролеты, все те же незанятые квартиры и по-тюремному угрюмые окна.

Люди. Те из них, кто селятся в новостройках, часто не выдерживают. Сначала новые жильцы радуются тому, что толстые стены погружают их в бункерную тишину, но потом, они понемногу начинают бояться выйти из дома, а через полгода уже боятся посмотреть в глазок. Еще бы. Неосторожное любопытство может натолкнуться на жуткую сцену. Ваш сосед, словно зомби, медленно открывает дверь и, еле передвигая ногами, плетется к мусоропроводу. Недолго стоит в ожидании, по обыкновению открывает крышку. Затем он, как надрубленное дерево сваливается в трубу к отходам. С каждым этажом звук падающего тела становится все тише. И когда грохот прекращается окончательно, единственное, что заполняет пространство подъезда, - вибрации отбойных молотков. Крохотные, почти неуловимые вибрации. Те, кто селятся в новостройках, думают, что они слишком громко думают.

Лишь дети сохранили остатки невинности в уголках губ. Умеют иногда радоваться. Просить взглядом. Правда, смеяться дети, так и не научились. Не успели. Они просто никогда не видели, как это делается. Взрослые могут только молчать и хмуриться, а все остальное они постепенно забывают. Вот и про смех взрослые однажды забыли. Возможно, в спешке смех случайно потеряли. Такое бывает. Зато появились новые идеи. Под место для игр детям отвели крыши, - самое спокойное место в городе. На крыши поставили высокие двухметровые ограждения, чтобы никто не упал. И поставили не самые веселые игровые площадки. Игры в поднебесье, игры с бодрыми роботами. Осталась игра в мяч. Если подбросить мяч высоко-высоко, то он может на секунду скрыть солнце. Можно получить собственное затмение.

Наверху часто дуют сильные ветры, перегоняющие пыль с одной крыши на другую.   

Да, я Титан. Сильный и мощный. Для тебя я город, в котором ты живешь. Спишь. Ешь. Занимаешься своими делами. В общем-то, меня мало волнуют твои насекомоподобные движения по моей коже. Честно говоря, я их практически не замечаю. Большую часть времени я молчу, слушая свои мысли. Если мне что-то нужно, крик первобытных животных вырывается из труб кораблей, заходящих в порт, радиостанции шипят новостями.

Есть нота, которой нет среди обычных семи. Она называется Восьмая или Отказная Нота. Когда нажимают клавишу рояля, и рояль отказывается издать какой-либо звук, и  от нахлынувшего страха боишься услышать собственный голос, это значит, включилась Восьмая нота. Трудно описать подобную звенящую тишину. Я издаю этот звук постоянно. Сейчас я на несколько минут его усилю и перекрою шум стройки. Ты посмотришь вниз и увидишь в хитросплетении дорог небольшие фигурки автомобилей. Еще ты заметишь, как высотки отбрасывают тени. Что солнце движется не как обычно. В такие моменты многим кажется, что они идут задом наперед. И в чем-то это  действительно так. Наверно, ты думаешь о том, почему я заговорил с тобой. Редко, но такое со мной бывает. Сигнал прекратится через минуту, и ты вряд ли вспомнишь что-то из того, что узнаешь. Но это не важно, ты должен меня выслушать. Те, кто называют меня Городом, не совсем правы. Когда я лечу свои раны, то мои движения – это движения  механических помощников: грузовиков, эвакуаторов, строительных установок. Механизмы не просто вещи, которые я использую, чтобы возводить новые здания, прокладывать дороги. Каждый механизм является частью меня, и я сам - тоже механизм. Люди всегда измерялись мною в цифрах. Умершие, покалеченные. Важно только, скольких из них можно списать, и сколько задействовать в работе. Наверно, ты хочешь знать, что я такое? Я скажу тебе. Искусственный организм, отец Бетонного Улья. Разветвленная система связи, строительные машины, сеть гипермаркетов, электростанций, заводов, комбинатов.  Автомобиль, сбивший твою мать. Твое руководство. Твоя страховая компания. Поезд, в который ты садишься. Комитет, который делает тебя нетрудоспособным. Названий у меня много, но правильное только одно. Мое имя Стройком.

В квартире звонит телефон. Спокойно и размеренно лифт движется вверх. Сквозь прозрачные стенки лифта видны пустые этажи. Телефон звонит во второй раз. Лестничные пролеты превращаются в сердечные клапаны, начинают беззвучно пульсировать. Телефон звонит в третий раз. В окно выпученными глазами заглядывает непонятно сконструированное существо. Осмотрев внутренности дома, чудовище молча уходит. Телефон продолжает разрываться, но трубку так и не поднимут. В квартире давно никто не живет.

Близится закат. В звенящей тишине новостройки окрашиваются рябиновым цветом и спокойно дожидаются ночи. Город ощетинивается фонарными столбами, разворачивает антенны так, чтобы улавливать малейшие помехи и выстраивает углы зданий в ряды остро заточенных лезвий. Завтра он проголодается и вновь захочет свежего мяса.

Вначале появился Бетонный Улей.