Кавер на Спбмоса  - http://udaff.com/read/creo/130061/

«Надолго ль дураку стеклянный хуй? И хуй разобьет, и сам порежется»
нар. мудрость

Все мы сталкивались с людьми,  которые в оголтелой попытке сублимации эротических перверсий и девиаций смешивают водку с портвейном, или даже запивают её шампанским. Эти их действия не проходят бесследно и находят отражение в генетическом коде их потомства, как пресловутая ложка говна в бочке дёгтя.

Выглядит это зачастую жалко и убого, можно сказать – уродливо, накидается такой пассажир халявной выпивки на голодный желудок, наблюёт под стол, там же и уснёт еблом в луже рвоты, не забывая при этом крикнуть, что нужно сейчас, немедленно ехать в сауну с блядями.

Таким самобытным, ебанутым и охуевшим мудаком я считаю Акакия Модестовича.

Встретил его в общественной бане, в раздевалке. Он яростно надрачивал свой огурец, раскорячившись у питьевого фонтанчика, полуприкрыв бесстыжие свои глаза и, наверное, представляя при этом ослика Федю, катавшего по выходным детишек в парке им. Горького. Он дрочил левой, поэтому я не сразу заметил, что у него нет правой кисти.

Мне ранее не приходилось видеть чужую дрочку вживую (тот случай с бомжем Казимиром за гаражами не в счёт). С минуту, примерно, я восхищался, впившись взглядом в огромный, мощный, жилистый, сизый хуй этого мужчины. Даже сам зачем-то достал свой отросток и попытался повторить, но из-за комплексов с малыми размерами не смог даже эрегировать и спрятал.

Хорошо за сорок лет, с хищным абрисом опухших яиц, в белой простыне с кровавым подбоем и кавалеристской походкой, он был необычен и внешностью, и манерами. Не обращая внимания на взгляды завернутых в простыни потных галдящих обывателей с пивными животами и зоновскими наколками, он прикоснулся губами к лиловой  своей залупе, сделал всасывающий звук губами и продолжил упражнение.

Я подошёл, обратился к нему:

– Извините, а Вы не могли бы мне объяснить, как мне тоже самоотсос научиться делать? На мостике стою, по три минуты, ноги за голову закидываю, но не дотянуться никак – что-то мешает.

– А что ты знаешь об автофелляции, кроме закидывания ног, мой маленький друг?

– Читал много, обучающее видео покупал, у меня есть любимый ролик с Рокко Сифферди. Уже полгода пытаюсь и не могу повторить.

– Здоровья добавить хочешь? Белковая диета? Я бы мог тебя покормить, чтобы ты впитал, но здесь палевно, видишь, сколько блатных тут? Домой ко мне пойдёшь? Йогурта поедим, «Голос Америки» послушаем.

Мы стали общаться. Редко, но содержательно. Мне теперь кажутся символичными эти эпизоды и вся жизнь Акакия Модестовича, насколько я смог её узнать и понять. Узнать из его рассказов, а понять, дополняя увиденным лично.

***

Кисть руки Валя (он попросил назвать его Валей после «голландского штурвала**», который мы исполнили на день святого Валентина) потерял подростком, ковыряясь в зубастой пизде одной хохлушки, приехавшей на заработки. Подробностей он не привёл, но, судя по следам на лице, ковырялся он там не только рукой. Правый глаз свисал на жгутике нервов, заглядывая собеседнику в самые тайные закоулки души. Я случившемуся легко поверил: после аварии на ЧАЭС зубастая пизда не казалась уже вымыслом фантастов, сам лично был знаком с говорящим кабачком, который в Припяти вылавливал волосатых карпов. С мальчишками однажды нашел на дне мелкой узенькой Охты в Кузьмолово россыпь деревянных хуёв разного размера. Мы из них развели костер, и жарили куски хлеба на веточках – время было голодное.

В возрасте лет под двадцать пять (тут даже каверить не надо, Карл!), Акакий решил отстоять права на однополые браки. Деньги были: он зарабатывал уже тогда и всю жизнь мелкой проституцией, граничащей с  правозащитной деятельностью. Естественно, с такой гражданской инициативой, в ДОССАФе его послали нахуй. До сих пор непонятно, почему он пошел с этим в ДОССАФ, а не в Ленинскую библиотеку, например, или общество ветеранов-афганцев.


Останавливали его гаишники на Невском проспекте на «Урале» с коляской, в немецкой каске с рогами и молниями ZZ, откупался мелочью, и сказками о больной тётушке  в Бердичево. Потом стал регулярно заезжать на субботники в ближайшее отделение милиции и ведомственную сауну КГБ.


Глиномесов в то время не любили ни власти, ни народ. Даже статья в УК РСФСР была за мужеложство. Для официального статуса Акакий нашел работу кочегаром в районной котельной, где, возлежа на горе угля, писал разоблачительные стихи о советской власти. Почему именно кочегаром? Ответ простой – на ягодицах Вали красовались два чёрта с лопатами – привет из противоречивого уголовного прошлого.


***

Когда мы познакомились, Акакий Модестович работал курьером в наркокартеле. В девять утра он получал по ебалу с ноги и двенадцать крапленых  колод цветных порнографических карт. А вы думали, кто ж такому долбоебу наркоту доверит? Их нужно было развезти по двенадцати шалманам и подпольным казино в течение трех часов, если опаздывал, получал опять в ебало, но уже табуреткой. Адреса были в основном на Петроградской стороне и Обводном канале, но не только: Обком КПСС, Главный штаб округа, ГУВД, коррекционная школа для слепоглухонемых детей, фабрика музыкальных инструментов, и другие важные организации.

Как-то раз он пригласил меня на «субботник». Я нервно посмотрел, как он закручивал гайкой самодельные железные трусы и, подпустив жидкого повидла в прохоря, вежливо отказался. Тогда Валя предложил просто покататься на мотоцикле с коляской(sic!). Я сел сзади, обнял водителя.

Поездка с двенадцатью остановками была завершена за полтора часа. За это время я похудел примерно на килограмм. Это не считая того говна, что я уже выдавил.

***

Остальное время «рабочего дня» Акакий с чистой совестью использовал для своих мелких и средних «гешефтов». В тот день мы впервые пошли за гаражи. Он вывел струйкой на снегу слово YMCA, пустил по вене двадцать кубов фурацилина и вскоре мы оказались на небольшом стихийном рынке деревянных членов в Химках.

Среди двух десятков машин и полусотни ящиков со стоящими около них продавцами, по грязи ползали озабоченные, одетые в кожаную униформу садо-мазо мужчины. Единый целевой стиль их тусовки разбавляли явно испитые личности неопределенного пола и возраста. Они слонялись с какими-то ввалившимися носами и постоянно почёсывались в самых нескромных местах.

Чуть посидели мы в машине, как подошёл какой–то фраер с надувной вагиной в руках. Показал её в открытое окно:

– Надо?

Акакий Модестович оживился:

– Ангел ты мой! Кто тебя мне послал? Вот, выручаешь ты меня! Ведь недавно такая же была, но я её сигаретой прожег нечаянно, в четырех местах.  Совсем разваливается, а мне с живой бабой никак нельзя. Перешел бы на этих ваших баб с удовольствием, но видишь, какие у меня обстоятельства? – он высунул в окно правое яйцо. Им он легко колол грецкие орехи, фундук и даже кокосы (по-американски). Кстати, он считал, что для дорожных условий СССР было бы полезнее все автозаводы перевести на производство моторизованных фаллоимитаторов и кожаных кепи.

Через полчаса в стекло стукнул молодой парень. Валя открыл левую заднюю дверь правым яйцом, парень, широко и степенно перекрестившись, отбив три земных поклона, сел в салон, поставил на сиденье стиральную доску.

Акакий Модестович тоже осмотрелся, повернулся к парню.

– Ну, что, споем?

– Суровые годы уходяяяяяят, – тоненьким фальцетом затянул паренёк, выбивая затейливые ритмы хуем по ребристой поверхности стиралки.

– В борьбе за свободу страныыыыыыыыыыыыы, – поддержал его Валя бархатным своим голосом, делая замысловатое «чпок» многострадальным правым яйцом.

– За ними другиииииииииииииииииииииие прихоооооооооооооооодят, – продолжил я, выводя протяжные вкусно пахнущие рулады пердаком.

– Они будут тожеееееееееееееееееееееееее трудны, – закончили мы наше «а capello» на три голоса.

Без трусов, без шапок, без рукавичек, мы поехали к Апраксину Двору. Там нас приняли менты. Акакий Модестович принял от каждого поочередно по четыре зуботычины, сопровождая одинаковыми фразами:

– Сделай мне больно! Сделай меня своей вещью, грязный старикашка!!!


***

Однажды в начале мая он позвонил, спросил:

– Вы в семье говно употребляете?

– Любим.

– А насколько больших «ворон» едите?

– Ну, если повезет, бывает, что и сильно крупнее мизинца.

– А хочешь поесть таких, что еле четыре штуки на сковородку помещаются?

– А что для этого надо?

– Поехать со мной за компанию на пару дней в село «Большой Котях». Сейчас ведь знаешь, колхозаны сортиры чистить начинают.

– С женой надо посоветоваться.

– Вот я буду как раз мимо вашего дома проезжать, пригласишь – заеду на палку чая, жена отсосёт – и заебись.

Жена к чаю подмыла заплесневелую промежность, вычистив из вагины опарышей туалетным ёршиком. Акакий Модестович бойко орудовал языком, культёй и ножкой табурета. Не говорившая ещё полуторагодовалая дочь подошла, недоуменно ткнула паяльником в его гузло, восхищённо обосралась, обдала нас застарелым перегаром и все засмеялись.

– Вот, жеребенок, сказать не может, а видит кто перед ней! – гость покрутил задницей, расцвечивая коричневыми веснушками белоснежный кухонный гарнитур из Румынии.

Он умял штук пять «ворон», доброжелательно поблагодарил, сдержанно рыгнув и назвав меня «спбмосом», спросил:

– Одного не понимаю, где же здесь подлива?

Жена посмотрела на него с неприязнью  подозрительностью, но опарышей в её пизде с тех пор стало больше.


To be continued…

PS. Старый маразматик нахуярил восемь листов. Выкладывать такой огромный кавер не по-христиански. Ждите второй части.

**голландский штурвал – дрочка на брудершафт (прим. редактора).