Один чувак из Белгорода как-то обогатил мой словарный запас словом «бареблики». Бареблики это налипшие на волосы, растущие вокруг жопы, кусочечки какашечек, смешанные с ворсом от труселей. В принципе, бареблики не образуются, если на жопе не растут волосы, но, учитывая, что из своей жопы я регулярно выдергиваю всякую волосню – так, в порядке развлечения - методом экстраполяции заключаем, что бареблики, так или иначе, есть у всех.
Глубоко симптоматично, что этот замечательный неологизм возник именно в Белгороде, городе первого салюта и воинской славы России.
Белгород злые фрицы-гады разъебали под корень, так что тема говна весьма занимала его жителей, и если у эскимосов есть до хуя слов для обозначения снега (из них половина, разумеется, для желтого), то у белгородцев тема говна, с точки зрения лингвистики, раскрыта полностью.
Вместе с тем, понятно, что для введения нового термина, нужно неоднократно столкнуться с явлением или понятием, для которого еще не придумано описывающее его слово. Если без выебонов, то так: если люди знают о баребликах, то они их видели, причем не раз. Вы часто заглядываете знакомым в жопу? А в Белгороде вот заглядывали, причем часто. Но зачем?
А вот затем. Война, блядь. На голове пилотка есть, а пелоток нету, все в санитарках. А санитарки не дают, они трупы таскают. А если дают, то постоянно хуйня всякая случается – ебешь ее, а тут оп-па: осколок прилетел. И кранты сестричке. Ясен пень, ее еще можно поебать, друзей-однополчан привести, но она же протухнет скоро. Да и не всегда можно сестричку найти – что живую, что мертвую, обе разновидности в дефиците. А ебаться-то хоцца.
Но смекалка великого русского народа (правда, в Белгороде хохлов до хуя) не зря воспета во всяких там эпосах и виршах. Выход есть всегда, и русский человек (даже если он хохол) его найдет.
Кое-кому может прийти в голову, что если нет сестрички, то можно дрочить. Но это выход для дилетантов. Руки-то у всех грязные, можно себе заразу какую в залупу втереть. Или можно пушку ебать. Но у пушки диаметр слишком большой, а у трехлинейки слишком маленький. А даже если все параметры сходятся, то в любом случае весь хуй в нагаре и потертостях от нарезов.
В данном случае имело место быть обращение к славным армейским традициям, заложенным еще Эпаминондом и его дружком по заднице Пелопидом. Чтобы избавиться от хронического недоеба, все крайсноармейцы в Белгороде стали пидарасами.
Оно и верно. Сидишь с Петровичем у костра, приняли наркомовские сто грамм – Петрович, пошли? – Пошли, Дормидонтыч. И пошли. Заглядывает Дормидонтыч Петровичу в его глубокий внутренний мир, и говорит: «Петрович, а у тебя волосы в жопе растут. А на кончиках у них говно налипло». А Петрович ему: «Ясен пень, я, как нашу батарею накрыло, обосрался». Тогда Дормидонтыч смекает: раз Петрович  обосрался уже, говном не забрызгает. Да как засадит ему по самое не балуй, по-нашему, по-коммунистически. И звездочки на пилотках тускло отсвечивают.
А как поменяются, смотрит Петрович, а у Дормидонтыча тоже какандер на стебельке болтается, и смекает он о том же, о чем Дормидонтыч несколько ранее.
И вот, в считанные дни все красноармейцы вкуривают, что оказывается, такая хуйня происходит со всеми. И изощренный военный ум сочиняет неологизм – «бареблики». Потому что говорить «вытри жопу» скучно, гораздо скучней, чем «гы-гы, а у тебя бареблики». А на войне без доброй шутки никак, сами понимаете.
Не нужно думать, будто бы красноармейцы были ахтунгами. Например, эсэсовцев они никогда не ебали. Говном их поливали, пальцы танковыми траками давили, муравьев в залупы из засовывали, а ебать – не ебали. Потому что эсэсовцы в своей офигенно прикольной форме с черепами и прочими причиндалами были очень красивые. В самом деле как пидоры.