Здаров, пацаны, как дела вообще? Телки дают? Я считаю, это самое главное в этой жизни – чтоб пелотки давали. Жизнь – она ж как песня – один раз поется. Поэтому пока молодой, надо наебаться хорошенько, а то потом хуй стоять не будет – и пиздец. Хотя один старичок, про которого мне пелотка рассказывала, и в 75 нормально ебался – виагры нажралса, наверное, старый пердун.
А у меня с телками все нормально – они мне всегда давали и дают, х.з., почему. Вообще, пацаны, не обижайтесь, но у меня хуй 33 см – ниразу не пизжу. Я у одной девачки посмотрел в телефоне, пока она в ванной была, так я у нее так и был записан – Жорик33. Там еще были Антон18, Володя21, Гриша22, Димочка22 и еще дохуя записей, но у меня был самый большой номер. Я с децтва знал, что у меня большой – еще в пионерлагере в бане с пацанами письками мерялись. Надрочили, померялись – у меня самый большой оказался, и чота я перед пацанами прикололся – к подоконнику подошел, хуй кверху оттянул и несколько раз по подоконнику ебнул – громко так получилось. Тут наша вожатая дверь открывает, заходит и говорит: «Кто тут хулиганит? Ты, Малахов?» А я голый прямо рядом стою – окно рядом с дверью было, руками прикрываюсь, так неудобно ваще… говорю: «Простите, Анжелика Сергеевна, я больше не буду».
Она чета постояла, посмотрела, потом говорит: «Больше так не делай, Малахов», - и ушла. И все, и не трогала меня больше, а через три дня я за одним ебланом гонялся, он в корпус забежал и с той стороны дверь держит. Я хотел сходу протаранить, а дверь была наполовину стеклянная – короче, случайно попал рукой в стекло, оно разбилось и я себе на запястье вену порезал. Крови было, конечно… ну, меня по-быстрому в медпункт, оттуда на машине в поликлинику, там все зашили, забинтовали, и обратно в медпункт привезли. А дело было в субботу, в медпункте или санчасти (не помню, как называлось) палата на 6 коек и других больных детей нету. Анжелика Сергеевна меня привела, чота с медсестрой побазарила, потом заходит в палату и говорит: «Вечно, у тебя, Малахов, все не слава богу. У нянечки дочка заболела, а у медсестры завтра выходной. Больных нет, ты похулиганил, а человек по твоей милости должен из-за тебя одного тут торчать! Не стыдно?»
Я стою, молчу. А она говорит: «Я сказала медсестре, чтоб домой ехала. Завтра днем приедет тебе укол сделать, а сегодня я сама за тобой поухаживаю. Ложись здесь, а я на той кровати буду спать…»
Вообще, пацаны, я понимаю, конечно, что нормальный мужык не должен про это трепаться, но времени-то сколько прошло… я и так почти никому это не рассказывал. Короче, тогда к вечеру меня или с новокаина немного кумарило, или из-за того, что крови потерял, или переволновался – я как лег в койку, так и отрубился. Сквозь сон помню, вожатая приходила, тормошила, спрашивала: «Нормально себя чувствуешь? Ужинать пойдешь?» - и уходила. А вечером, после отбоя уже, пришла, свет включать не стала, села на соседнюю койку, разделась, сидя ко мне спиной, лифчик сняла и надела ночнушку. Я, в принципе, все видел.
Я думаю, ей тогда лет 20 было, не больше, не толстая, симпатичная - нормальная, короче, но мне она почему-то теткой казалась, может потому, что строгая такая, рассудительная, в очках. Мы ж тогда больше на девчонок внимание обращали, зажимали, за жопы хватали... Хотя, помню, когда за голыми тетками в бане общежития с пацанами подсекали, у меня так хуй стоял, что аж трясло. И тогда в палате тоже встал, сердце стучит, но я лежу не шевелясь, изображаю, что сплю.
А вожатая легла, укрылась одеялом, потом повернулась ко мне и спрашивает: «Не спишь, Малахов?»
- Нет…
- Рука болит?
- Немножко…
- Там, в коридоре, возле умывальника на блюдечке 2 таблетки и стакан воды. Выпей, сходи в туалет, и зубы почисть. Мыло и зубная щетка твоя – возле умывальника. Или может, кушать хочешь? Я со столовой принесла…
- Спасибо, Анжелика Сергеевна, я не хочу… - а голос у меня дрожит, ваще.
- Ну тогда иди – там всё, в умывальнике.
Я встал, хуй стоит как дубина, на 33 сантиметра еще не отрос тогда, но все равно не маленький. Иду, рукой трусы прижимаю, на вожатую не гляжу… Таблетку принял, поссать со вставшим хуем не сумел, зубы кое-как почистил, пиздую обратно тем же манером. Лег, от стыда не знаю куда деваться. Вожатая спрашивает:
- Не тошнит? Голова не кружится?
- Нет…
- Ну спи… Спокойной ночи
- Спокойной ночи… - (куда, нахуй, спокойной ночи…) немного времени проходит, опять спрашивает:
- Жора, а тебя мама как называет? Гошей?
- Не… Жорой так и называет… – (я за «Гошу» вообще однажды в морду бил).
- Жора, а ты какие фильмы больше любишь?
- Ну там - боевики, фантастику…
- А про войну?
- Про войну тоже…
- А представь, если б тебя фашисты в плен взяли, связали и начали пытать, ты бы им что-нибудь сказал?
- Нет, наверное… - я такому странному вопросу даже не удивился, просто сразу представился фильм «Гостья из будущего» и Коля с его: «Алиса! Я им ничего не сказал!»
Короче, пацаны, ну не могу я всю эту хуйню передавать, что она городила, мне стыдно становится – я своими словами расскажу. Туда-сюда, говорит она мне: Давай поиграем. Представь, мол, что я – пленная партизанка, а ты как будто немец и меня пытаешь. Типа у меня ребенок грудной в отряде остался, а ты, фашист, будто мне на грудь надавил - и молоко потекло. Позвала к себе, и я, с забинтованной рукой и вставшим хуем стоял у ее кровати и здоровой правой рукой все что она говорила - делал. Сначала под ночнушкой мял ее стоячие сиськи, потом ниже, потом между ног, (вообще не понимал, почему там так мокро) потом она поперек кровати повернулась, ноги свесила, приспустила мне трусы, хуй в руку взяла и себе вставила. Первый раз в жизни я, конечно, кончил почти сразу.
- Ляг, полежи, мой мальчик, - говорит. Легла нормально, головой в подушку, подвинулась. А все равно – кровать-то узкая, больничная, лежим бок о бок.
- Голова не кружится? Никогда так не пробовал, да? – спрашивает, а сама яйца мне гладит. Через пять минут у меня опять стояк. В этот раз получилось дольше – минут 5-6, наверное. Вообще, незабываемое это чувство – первый раз в жизни ебать свою пионервожатую. Это как учительницу ебать – вчера она тебе что-то приказывала, ты ее слушался, как маму, а сегодня ебешь, кончаешь в нее, слышишь ее стоны и «Да, да, еще, еще, Жорочка, миленький!!!»
Я и про больную руку забыл, и про все на свете – просто ебал ее и все. Пятый раз было вообще долго - она и шевелиться перестала. Я кончил какими-то жалкими остатками, вытащил хуй из ее вялой мокрой пизды – а она так на спине и лежит, не шевелится. «Анжелика Сергеевна, Анжелика Се…» - трогаю, а она как неживая. Вот, блять, нагрузка на неокрепшую детскую психику. Сел на кровать, че делать, не знаю. Хорошо, что быстро очнулась. Через какое-то время глаза открывает, пришла в себя, улыбается и говорит: «Я, наверное, сознание потеряла, да?»
В-общем, договорились мы с ней, что я никому ниче не скажу, что вести себя будем как партизаны в тылу врага, как Штирлиц и радистка Кэт, типа не знаем друг друга в упор, а за это она потом даст мне еще ништяка. Насчет молчания меня особенно не надо было упрашивать, поскольку я, честно говоря, был немножко в шоке и не очень понимал, как и какими словами можно такое вообще кому-то рассказывать. На мое счастье, Анжела оказалась девушкой опытной, со спиралью в пизде и не заразной, да к тому же, держала меня на расстоянии и влюбиться в себя не дала – так что обошлось без скандала.
На следующий день второй отряд нажрался за обедом какой-то хрени и пропоносился - в медпункте устроили карантин с подозрением на дизентерию, а меня, как легкораненого, отправили обратно в мой отряд – ходил в медпункт только на перевязки. До конца смены мы еблись еще 4 раза, ночью, в назначенный ею час (по папиным наручным часам сверялся ), за территорией лагеря на природе, но это были уже короткие встречи на пятнадцать минут и в позе раком – эта поза мне и сейчас нравится меньше всех других, хотя телки такого мнения не разделяют. Теперь я подозреваю, что кроме меня, она закрутила еще с кем-то из воспитателей, но тогда такое мне и в голову не могло прийти. Зато были другие мысли, о которых я не буду рассказывать – мало ли что придет в голову возбужденному сопливому подростку, который вдруг взглянул на мир другими глазами – через призму ебли.
Родители на родительский день приезжали меня проведать (им сообщили насчет моей травмы) – и тоже ни о чем не догадались. Через 10 дней швы с руки сняли и домой я приехал уже без повязки, с красным шрамом на запястье.
Расставаясь, Анжела взяла у меня адрес, обещала написать, приехать… задурила голову, а своего адреса не дала, и через неделю прислала письмо: «Ты должен меня забыть, в твоей жизне будет много других девочек и любая будет тебе рада». Слова там были другие, но смысл такой. Тогда я расстроился, а сейчас думаю – эх, если бы все телки были такими, если б они делали все правильно... Через месяц, когда я перестал горевать и зажил новой половой жизнью, у меня все пошло далеко не так гладко... Но об этом я расскажу как-нибудь в другой раз, а сейчас будет концовка.
Гуляю я прошлым летом со своим догом в два часа ночи, вижу – сидит девушка на лавочке с болонкой на поводке, сидит и плачет. Я подхожу, спрашиваю: «Извините, у вас кобель или сучка?»
- Сучка… - сквозь слезы отвечает
- А, ну тогда ничего… а что случилось? Почему вы плачете?
- Меня изнасиловали…
- Да вы че? Правда, что ли? Кто, где? В милицию позвонить?
- Не надо… меня морально изнасиловали…
- Как это?
Слово за слово – рассказывает она, что работает фотографом, что у нее частная студия и сегодня снимала она одного пидараса. Пидар этот фотографировался то ли на сайт знакомств, то ли еще куда, но с собой притащил кучу всякой хуйни и снимался то с осьминогом на хую, то со свечкой в жопе. Да, вставил в жопу свечку, попросил зажечь ее и так заснять. Ну хули, клиент всегда прав, любой каприз за ваши деньги. Только потом, когда он ушел, так чота хуево ей стало, что пошла она с Эльзой гулять, на лавочку села и расплакалась.
Ну я, со свойственным мне обаянием, ее утешил – и так утешил, и этак. И дог мой ее болонку утешил – на земле ему было низковато, но Джек ее взял за шиворот, как щенка, поставил на лавочку и там утешил. И все остались довольны.