Глава 3. 1989 г.


              Семён вернулся другим. Хотя, возможно, я заблуждаюсь. Скорее, я сама стала другим человеком.  По-другому стала воспринимать его слова, поступки. В отсутствие родителей брат стал предлагать мне заняться полноценным сексом. Я отказывалась и пыталась объяснить, что хочу сохранить девственность для будущего мужа. Семён смеялся и называл меня глупышкой. Я обещала не врать? Вот и не вру. Иногда по ночам я сама сгорала от желания. Во сне кончала по несколько раз. Однажды проснулась от собственных стонов. Мне приснился огромный мужик с ножом в руках. Мужчина разорвал на мне одежду и насиловал меня прямо в подъезде, напротив нашей квартиры.  Когда я проснулась, меня, прежде всего, поразило, что я испытала не чувство страха и омерзения, а величайшее наслаждение. Мой насильник ещё не раз посещал меня во сне, и каждый раз я отдавалась ему до последней капельки желания.

        Но несмотря на ночные видения, мне всё же хотелось выйти замуж девственницей. Не знаю, что за навязчивая идея овладела моим разумом (может, подействовали увещевания мамы), но я почему-то с ужасом представляла перекошенное лицо своего жениха, вдруг узнавшего, что у меня кто-то был до него. Мне шёл восемнадцатый год. Казалось бы, в наше-то время, чего церемониться. Но я держалась изо всех сил. Ещё более странным моя старомодность выглядела на фоне того, что мои подружки Инка и «богатенький Буратино» Алёна вовсю трахались с пацанами. Они не скрывали этого. Да что там не скрывали, даже гордились своими похождениями. Инка пыталась переубедить меня:
        - Шура, ты не представляешь, сколько ты теряешь. Секс – это такой кайф. Просто улёт! Что ты держишься за свою девственность?  Кому она нужна? – Инка наигранно расхохоталась, затем продолжила:  – Мой парень говорит, что он никогда не женится на целке. Зачем, мол, нужна неопытная соплячка. Обучай её потом после свадьбы.

        - А если твои предки узнают? – спросила я.
        - Как? – оторопела Инка. – К врачу, что ли, поведут? Мне же, слава богу, уже не 14 лет.
        - А не боишься залететь? – не унималась я.
        - Не боюсь. Стёпка, всегда с собой носит презики. Между прочим, импортные. Они надёжные. Ну так что? Познакомить тебя с мальчиком. У Стёпки есть друг. Такой симпатяшка. Кстати, при бабках чувак. 
        - Спасибо, Ин, - усмехнулась я, - но пока не хочу.
        - Саня, что с тобой? – выпятила губу Инна. – Ты что так и будешь монашкой жить?
        - Ну причём тут монашка, - раздражённо воскликнула я, вспомнив папины высказывания в отношении мамы, - я же тебе сто раз объясняла: хочу сохранить девственность до замужества.

        - А если твоему мужу это не понравится?
        - Я предупрежу его заранее.
        - Странная ты, Шурка. Очень странная…

          Меня эти разговоры очень сильно раздражали. В результате мы с Инкой поссорились. Правда, не надолго. Вмешалась Алёна и уже на следующий день мы помирились, договорившись, что подруги больше не будут меня доставать уговорами расстаться с девственностью. Инна и Алёна были из той категории девушек, которые ложатся в постель не позже восьми вечера, чтобы к двадцати трём успеть домой. Я их не осуждала, просто мы были разными. Они наслаждались жизнью и делали то, что им нравилось.

        Инка через десять лет умрёт от СПИДа - к тому времени она превратилась в опустившуюся наркоманку. Алёна вскоре после нашего перемирия вышла замуж, родила двойню, растолстела, развелась с мужем и к концу девяностых годов стала нищей. Я до сих пор изредка отправляю ей денежные переводы и кладу деньги на мобильный телефон.

      Прав был мой папа, утверждая: «Баба пьяная -  пизда чужая». Семён всё же уговорил меня трахнуться с ним. Родители куда-то уехали с ночёвкой. Брат приволок бутылку армянского коньяка, которую мы вдвоём и приговорили. Всё началось, как обычно – языком. А закончилось полноценным сексом. Я так возбудилась, что и не помню, как всё произошло. Не было ни боли, ни предостережений. Я очнулась только тогда, когда почувствовала под собой лужу. Простынь была настолько мокрой, что казалось, нам в постель кто-то вылил полведра воды. Семён обессиленный лежала рядом. Этот придурок кончил в меня. Хмель слетала мгновенно. Матерясь, я бросилась в ванную. Мылась с полчаса, если не больше.  Но всё оказалось тщетным – очередных месячных я не дождалась. С помощью Алёны договорилась об аборте.

        - Ну ты даёшь, Шура, - журила она меня. – Целочка ты наша. Как же так? Держалась-держалась и нате вам – беременная. Как ты умудрилась залететь? Расскажи хоть кто он?
        - Сёмкин друг, - соврала я. – Остался у нас переночевать. Дома никого не было. Выпили коньячку. Ну и…
        - А презервативов не было?
        - Был, - снова соврала я. – Порвался.
        - Эх ты, растяпа, - цокнула языком Алёна. – Ладно, не жалей о том, что было, думай о том, что осталось. Доктор суперский. Сделает всё как надо. Не переживай.


                                                                  * * *
         
          До сих пор не знаю, каким образом о том, что я сделал аборт, узнал отец. Если бы не наша с ним тайна, выгнал бы из дома. Однажды вечером, он пригласил меня в свою спальню и, пристально посмотрев на меня, спросил в лоб:

      - От кого забеременела?

      Я не сразу нашлась что ответить. Молчала, потупив взгляд в пол.

      - Отвечай! – потребовал отец.
      - Папа, - наконец-то взяв себя в руки. Тихо произнесла я. – Может, не надо? Что теперь поделаешь. Ошиблась я.
      - Кто он, я спрашиваю? – повторил отец.
      - Ты его всё равно не знаешь, - ответила я. – Из Ростова. Приезжал на день рождения к моей знакомой. Ну и…
      - Что «ну и»? Ты хоть понимаешь, чем это может закончиться? Давно ты этим занимаешься?
      - Чем? – не сообразила я. – Чем занимаюсь?
      - Ты что? Не понимаешь, о чём я спрашиваю? Кончай дурака валять. Давно с мужиками спишь?
      - Первый раз, - промямлила я.
      - Так он лишил тебя девственности?
      - Да, - кивнула.
      - И не предложил тебе выйти замуж? – удивился отец.
      - Он женат, - придумала я на ходу.
      - Он тебя изнасиловал? – неожиданно предположил отец.
      - Нет, папа! Просто я решила попробовать. Понимаешь?
      - Не понимаю! Не понимаю и никогда не пойму. Как же ты теперь замуж пойдёшь?
      - Папа, пожалуйста, давай оставим эту тему. Уже всё равно ничего не вернёшь, ну так получилось. Что теперь поделаешь.
      - Ой, деточки-деточки, - тяжело вздохнул отец. – Загоните вы меня в могилу преждевременно. Иди. Матери хоть не говори. Она с ума сойдёт.
      - А ты не скажешь? – спросила я и, подойдя вплотную к отцу, добавила: - Не говори ей, пап, ладно?
      - Что я, совсем дурак, что ли? Смотри сама не выболтай. С сегодняшнего дня никаких ночёвок у подруг. В десять вечера ты дома. Договорились?
      - Хорошо, - кивнула я и, облегчённо вздохнув, вышла.

      Семёна я после этого случая возненавидела. Ублюдок. Так меня подставить. Да и вообще, с каждым днём брат становился мне всё более и более неприятным. Я чувствовала, что он тоже ненавидит меня. Когда-то я пойму, что ненависть между родными людьми бывает гораздо сильнее, чем среди чужих людей.


                                                            * * *
         
         
          Летом я поступила учиться Ростовский в кооперативный техникум. Жила в Ростове-на-Дону,  в общежитии. На выходные приезжала домой повидаться с родными да запастись продуктами. Мама на неделю выдавала мне пять рублей. Крутись, как хочешь. Обычно денег хватало на два-три дня. Потом до следующих выходных перебивались с хлеба на воду. Иногда случалось с девчонками-одногруппницами воровали с общей кухни что-нибудь вкусненькое. Впрочем, в те времена все продукты были вкусненькими.

        На третьем этаже общежития жила Маша Жиринская – наша ровесница. Фамилия полностью ей соответствовала, потому Маша и выглядела лет на десять нас старше.
       
        Родители «девочки» жили в какой-то глухой деревне. Каждую пятницу они забирали своё чадо на стареньком «Москвиче», а каждый понедельник утром привозили обратно. За дочерью на этаж непременно следовали родители, у каждого в руках по большущей сумке. Девчонки из Машиной комнаты рассказывали, что её сумки подобны продовольственному складу. Чего там только не хранилось - сало, картошка, домашние колбасы, консервированные огурцы, помидоры, компоты, варенье, мёд, сыр, сливочное масло, сметана. Иными словами, для нас - несбыточная мечта. У меня-то и дома никогда не было такого изобилия. Но удивляло нас не это – Маша никогда не делилась продуктами даже с девчонками со совей комнаты. Всё это она поглощала за пять дней сама, или, как мы говорили, в одну харю. Весила наша Маша никак не меньше 130-140 килограммов, а  росту её завидовали даже ребята из сборной техникума по баскетболу.

        Вот у такой Маши мы однажды и стырили сковородку с почти уже дожаренной картошкой. Боженька ты мой! Если бы вы видели, что произошло потом. В общежитии поднялся такой хай. Если бы мы не знали, по какому поводу разборки, подумали бы, что под Ростовом стоят немцы, а нас срочно хотят мобилизовать на фронт. Ясное дело, картошку мы уничтожили ( в смысле, съели, не подумайте чего плохого) в полсекунды, а сковородку выбросили в окно. Когда к нам пришли проверяющие, у нас в комнате стоял отвратительный запах уксуса – объяснили, что случайно разбили бутылку. Виновных не нашли, но охоту связываться с Машей отбили навсегда.

      Маша, не обижайся. Если ты будешь читать эту книгу, прости меня, дорогая. Мы не со зла. Просто очень хотелось кушать. Да и нельзя тебе было употреблять столько много жареной картошки, да ещё на сале. Мы же и о своём, и о твоём здоровье пеклись в тот вечер.

          В техникуме я познакомилась с мальчиком Серёжей. Красивый такой, стройный. Модно одетый, аккуратно подстриженный, и всегда при деньгах. Завидный жених – первый парень на деревне. Мы с ним подружились, причём я в невесты не набивалась и не обхаживала его. Однажды вечером он сам пригласил меня в кино. А уже через две недели мы перебрались с ним в съёмную квартиру и стали жить вместе, как муж и жена.

      Сергей приторговывал шмотками. Он мотался за границу, привозил ходовой товар и здесь, в Ростове, выгодно продавал его. Я оказалась способной ученицей и вскоре сама отправилась в Москву. Денег для раскрутки он выделил не много, но всё же достаточно для того, чтобы начать своё дело. Правда, дело тогда считалось нелегальным. Нас гоняла милиция, но мы всё же умудрялись успевать распродавать товар и заработать немного денег. Первый раз я привезла из Москвы французские духи, тушь для ресниц, какие-то, по-моему, итальянские туфли, индийские шарфы, рубашки на кнопках, так называемые батники (как сейчас помню, фирма «Лакосте»), кроссовки «Адидас» румынского производства, штаны-бананы и всякой ещё хрени по мелочи. С первой же поездки заработала столько, что техникум стал для меня каким-то ненужным и никчемным заведением. Мне больше были по душе московские универмаги «Лейпциг», «Будапешт» и «Москва», что на Ленинском проспекте. Я превратилась в заядлую «шмоточницу» или, если угодно, в челнока. Александра Макошина одевала земляков и зарабатывала деньги. Что в этом плохого?

          Но. Ох уж эти злополучные «но». Как они иногда коверкают нашу жизнь. Была бы моя воля, я бы исключила этот союз из русского языка.

        Тем временем в СССР появился первый миллионер. Артём Тарасов. Я верила, что когда-то и я стану очень богатой женщиной и буду сумками носить в парторганизацию членские взносы. Мечты-мечты, где ваша сладость? Помните анекдот про русский бизнес? Взяли кредит, купили три ящика коньяка, коньяк выпили, посуду сдали, на вырученные деньги  купили водки, выпили и снова сдали посуду. На вырученные деньги купили конфет. Ешьте, дети, и не говорите, что папа не умеет зарабатывать. Примерно то же самое стало происходить и с моим бизнесом.

        Серёжка-красавец, стал покуривать травку. Я тогда не придавала этому значения. Мы с девчонками в общежитии тоже иногда ею баловались. Молодо-зелено. Чему было удивляться, если я выросла среди наркоманов. Население моего родного города Новошахтёрска делилось на две половины – алкоголиков и наркоманов. Может быть, я утрирую. Но, чтобы не задевать самолюбия земляков, поправлюсь: процентов восемьдесят всё же страдало ( и страдает по сей день) одним из этих недугов. Когда я покидала родные стены, половина моих одноклассников уже сидело на игле. Если бы не извечный мой страх перед уколом в вену, я бы, возможно, тоже стала «торчком». Хотя сейчас два-три раза в неделю лежу под капельницей, а страха нет.

      Вернёмся к нашему с Серёгой бизнесу. Сейчас, вспоминая то время, отчётливо осознаю, что моя молодость могла закончиться либо тюремной камерой, либо смертью от ножа какого-нибудь наркомана. В нашей с «мужем» квартире стал появляться мак. Всё чаще и чаще стал появляться запах растворителя. К нам стали приходить какие-то полусонные личности. Я вдруг поняла, что живу среди наркоманов. Однажды Серёга пригласил меня в поездку на Украину. Сейчас, правда, принято говорить «в Украину», но я выражаюсь по привычке. Не обижайтесь братья-славяне. У Сергея там жила бабушка в городе Новоград Волынский. На её огороде Сергей нарезал мака, высушил его, и, спустя несколько дней,  мы отправились в обратный путь. С полной сумкой наркоты. Куда смотрела милиция? Сейчас-то я понимаю, что это были реальная уголовная статья и реальный, причём немаленький, тюремный срок. Буквально через несколько месяцев мой муженёк уже плотно сидел на игле и кололся два раза в день. Все (или почти все) заработанные деньги уходили на приобретение наркоты, растворителя и прочие сопутствующие «товары» для приготовления зелья. Серёга и его друзья называли это химией.

          Антонина Степановна, моя дорогая учительница по химии, знали ли вы или догадывались, в каких условиях я буду проходить практику по вашему предмету, когда говорили своим ученикам, что химия в любом случае пригодится нам в жизни. Пригодилась моему сожителю и его дружкам. Они эту самую химию гнали по вене. Я не знала, что мне делать и как поступить. С одной стороны, я любила Сергея. А с другой –начинала потихоньку ненавидеть. Бизнес полностью лёг на мои плечи. Я гоняла за товаром, простаивала днями на рынках, все заработанные деньги уходили, словно вода в песок.

        Я, как, наверное, и большинство населения СССР ставила перед телевизором банки с водой и кремами, чтобы их зарядил Чумак. Слушала Кашпировского и надеялась, что у меня исчезнут веснушки. Какие же мы были наивные и глупые.

      Взбунтовались наши шахтёры. В 1989 году люди вышли на улицы. Вот теперь и я увидела, что наша жизнь начала меняться. То тут, то там происходили митинги. В конце года умер  Сахаров. Рухнула берлинская стена. Мы с упоением смотрели передачу Невзорова «600 секунд»…  По экранам скачут Гардемарины…



Пока хватит. Продолжение о жизни Александры Макошиной читайте в книге.
С любовью Анна Аркан