После той злополучной поездки, когда они с Серёгой кубырнули "Оку" в кювет, Глеб машину разлюбил. Виноват тогда был братан, Серёга, он же организовал и ремонт на автосервисе. Поэтому сделано было по знакомству: вдвое дешевле и в три раза хуже.   
  Даже ничего не смыслящий в авторемонтах Глеб чуял эту лажу по образовавшимся в дверях щелям, брызнутой на торпеду краске, ухватанному грязными руками потолку. А шершаво окрашенный капот так и остался чуть набекрень. В общем, всё, чего по дешёвке касались эти немытые, равнодушные руки,  было недокручено, недокрашено, сделано наспех и кое-как. Это и вызывало у Глеба какую-то глухую брезгливость и тихое отвращение к машине. Он и сам не мог толком разобраться, в чём дело, но ощущение было такое, что...
Ну, вот допустим, если бы твою подружку трахнул кто-то сдуру из твоей же компании, пока и ты и подруга твоя валялись по разным комнатам, отрубившись от перепития...
      Вроде и подружка не виновата, да и пацан - ну, бывает, чего тут, перепутал с кем-то в темноте, ведь тоже пьяный был! Одним словом - пьяная ебля, никто ничего толком не помнит, не видел и не слыхал...
      Наутро всё смутно, зыбко и неявно, только вот непонятно, отчего все отводят вбок глаза и норовят поскорей расстаться? Ну и как потом подружку ту целовать-обнимать, даже если, допустим и не было там ничего...
      А тут - было.
      Было!
      Они лазали там в грязных штанах - вон и сиденье испачкано, запускали во все места свои чужие руки, делали что хотели и машина вернулась вся истроганная и неродная!
      Примерно такие чувства терзали Глеба всякий раз, когда он подходил к стоянке. Теперь, когда Глеб разлюбил машину, он демонстративно перестал обращать на неё внимание и лишил даже минимального ухода и обслуживания. Единственное, что ещё радовало его глаз, так это сразу после аварии купленные и поставленные на передок зимние колёса. Новенькая зубастая резина успокаивала душу строгим отсветом колючих шипов и внушала уверенность в цепкой связи с дорогой.
      А "Ока", лишенная мужской заботы и внимания, тоже затаила на Глеба тихую обиду  - ну в чём, скажите, её вина? Поэтому заводилась и ездила она всё хуже и хуже, а оттого и Глеб пользовался ею всё более неохотно.
      Вот и сегодня он лучше бы поехал на автобусе, но эта предновогодняя суета! Надо столько успеть за остаток последнего дня уходящего года - продукты, подарки, то, сё...
      Тридцать первое декабря - самый короткий день в году!
      И с обеда маялся он на "Оке" по магазинам, мотался по тесным, заваленным снегом улицам и успел почти всё. Осталось только заскочить в универмаг за давно присмотренным подарком для матери. На беду Глеба все прилегающие к магазину проезды были забиты вкривь и вкось приткнутыми машинами.
      "У-у, чайники..." - проворчал Глеб и двинулся в объезд. Он знал, что с другой стороны шла к универмагу неширокая дорожка, которая выводила на парковку казино, расположенному в этом же здании.
      Вот и сейчас там сонно покоились несколько важных особей из почтенных автомобильных семейств. Надменно чернея откормленными боками,  они напоминали стадо моржей  или морских котиков,  вываливших свои лоснящиеся туши на мягкий белый снег. В снисходительной дрёме они, конечно же,  не прогонят сиротку "Оку" из своей компании: уж она-то своими мышиными размерами их не стеснит!
      Глеб торопливо огибал по соседней улице. Оставалось проехать лишь метров сто по зажатой стенами сугробов дороге. Как раз оттуда, мягко переваливаясь на кочках, чинно вываливался один из полированных монстров. Глеб притормозил и остановился, пропуская его: "Ну, давай же, шевели поршнями, буржуйское отродье!"
      Он нетерпеливо заёрзал, шлёпая ладонями по рулю, пока эта разбухшая пиявка на колёсах медленно вытягивалась из снежной тесноты.
Едва только освободился путь, Глеб резко отпустил сцепление и газанул. Левое  колесо, вжикнув по снегу зубастой фрезой, сразу просело в выгрызенную щель. Правое же беспомощно заскреблось шипами об ледяную твердь.
Безуспешно погазовав, Глеб огляделся: на этом пустыре помощи ждать было неоткуда. 
Ну, его-то, бывалого, этим не испугаешь, он-то знает, как поступать в таких случаях.
"Мы, слава Богу, не в америках-европах живем, у нас-то заместо компьютеров мозги есть. Мы техпомощи звонить не станем!" - усмехнулся Глеб, вспомнив уроки старшего брата.
"Русская смекалка!" - он мысленно плюнул и растёр ладони.
      Глеб вытянул ручку подсоса - мотор послушно добавил обороты. Упёртая в сугроб дверь едва выпустила его наружу. Да, в этакой тесноте силу не приложишь. Матерясь от спешки,  Глеб суетливо протиснулся назад. Там, упершись в дверь багажника, он стал толкать машину:
      Так... Ещё!.. Ещё!!
Размах раскачки всё увеличивался.
И-и, раз!!! 
Машина, выскочив из ямки, резво покатила вперёд.
      Уф-ф! Вот и всё!
      Сейчас он ловко на ходу заскочит в салон и поедет, гордясь собою.   
      Стоп, а как? Он же еле  вылез из стоящей! А тут на ходу!!  Правая дверь заперта... А ключи в замке!!!
      "Баля! Надо было багажник открыть или хоть опустить стекло!" - запоздало догадался Глеб, растерянно пытаясь сунуться то справа, то слева от машины.
      "Ока" тем временем набирала ход, цепко хватая снег коготочками шипов. Мотор пел всё выше и выше, и машина неслась, мотыляясь туда-сюда по глубокой колее, неумолимо, словно рельсы, ведущей на стоянку казино.
      Ей, враз опьяневшей от нежданной воли-волюшки, теперь хотелось только одного - отомстить. Отомстить за всё. За неуход, за нелюбовь, за предательство. И вот он, этот миг - она свободна и принадлежит только себе, а этот пацан, мнящий себя хозяином, бежит сзади, выпучив глаза и хлюпая от страха соплями. Все накопленные обиды сорвались и ринулись лавиной с её механической души, с победным звоном мотора увлекая "Оку" вперёд.
      Потный Глеб еле поспевал за озверевшим тарантасом, изо всех сил перебирая дрожащими ножонками. Парковка и возлежащие там автоперсоны надвигались, словно ночной кошмар и были уже совсем рядом!
      Страх и отчаяние - только это и осталось у Глеба. Русская смекалка деликатно отошла в сторонку и, робко там кашлянув, только и смогла присоветовать, что ухватиться за прицепной крюк. Да Глеб уж и так повис на нем в позе водного лыжника, вспахивая снег каблуками, чтобы хоть немного замедлить бег обезумевшей машины. Он плакал и отчаянно сучил ногами, да куда там, напугаешь ежа голой жопою!
      Одичавший механизм яростно летел вперёд.
      Так они и прошли свой последний совместный путь: она - в слепом рвении к победной цели, он - завывая и давясь от бессилия и ужаса. В последний миг он ещё успел выглянуть из-за машины и от увиденного коротко писнуть в трусы.
      "Хлоп!" - "Ока" звонко влетела в роскошную, холёную бочину.
      "Бац!" - Глеб лобешником вмял багажник "Оки".
      Прозвенели, осыпаясь, стекла и всё стихло...
      Глеб, боясь высунуться, поскуливал, сидя за машиной. Враз уверовав, он сквозь пелену слёз молил в серое пасмурное небо, размазывая по лицу сопли и кровь: "За что? За что, Господи!"
      Тускло блеснула стеклянная дверь, зашуршала кожа курток, запузырились спортивные штаны.
      - Хуя-се, новый год! - из казино вразвалку, не спеша, выходили большие конкретные парни с мощными бритыми загривками. Напрягая невысокие лбы, они удивленно разглядывали Глеба, словно ботаники незнакомую науке вошь.
      - Э, клоун, хули расселся-то! Пошли, давай, каз-зёл! - чья-то мощная рука подхватила обмякшего Глеба и поволокла за шкирку ко входу в казино.
      "Ока" же стояла тихо и счастливо. Она отомстила.