Сегодня – день памяти академика Д.С.Лихачева
За девять лет некрологическая заметка отнюдь не у тратила актуальности- злободневности
Умер Дмитрий Сергеевич Лихачев – человек-эпоха, человек-легенда... Тысячи питерцев простились с ним на траурной панихиде в Таврическом дворце, в Князь-Владимирском соборе (в ночь перед похоронами младшие коллеги ученого, сменяясь через час, читали над его гробом Псалтирь по старинному русскому обычаю), на скромном кладбище в академическом дачном поселке Комарово, где давно покоятся его старшие друзья: поэт А.А. Ахматова, великие филологи – академики В.М. Жирмунский и М.П. Алексеев. Естественно, на траурных церемониях были замечены представители московской политической тусовки (слетелось воронье), лихо выпивавшие и вкусно закусывавшие неподалеку от гроба, не подпустившие к своему славному пиру никого из коллег и учеников покойного академика (сказанное не относится к Н.И. Ельциной, которая держалась с истинным достоинством). Грустная страна Россия...

По контрасту с бездумно-фальшивой трескотней представителей московской (первопрестольной) политической элиты прощание с Д.С. Лихачевым было исключительно скорбным, трогательным, душевно интимным. Все понимали, что в северной столице, а, быть может, и во всей России, не осталось людей такого масштаба, ранга и стиля. И никогда уже не будет. А ведь я застал еще в живых бедно, но подчеркнуто аккуратно одетых преклонных лет петербуржцев (стариков и старушек, любовников поэта и композитора Михаила Кузмина, любовниц Блока, Андрея Белого и Мандельштама) с голубыми сединами, помнивших иную (дооктябрьскую) жизнь, носителей духа Серебряного века, отсидевших, вернувшихся из лагерей, не то, чтобы простивших советскую власть, но презрительно не обращавших на нее внимания (она-то, впрочем, о них никогда не забывала). Дмитрий Сергеевич и был последним из этого дивного "легиона", насельники которого давным-давно на небесах ведут усладительные беседы со своими кумирами. Правда, даже на десятом десятилетии жизни Дмитрий Сергеевич так и не стал стариком, оставшись элегантным очень пожилым Мужчиной (с большой буквы).

Все, кто лично знал покойного, никогда не забудут его пленительную истинно питерскую барскую повадку (речевую, жестовую, поведенческую). Натуральный (истинный, от Бога) барин никого не пинает сапогом в лицо, не унижает подчиненных, не срывает душу на родных и близких, не лебезит перед начальством (в житии Д.С. Лихачева – от лагерного "кума" до заведующих отделами ЦК КПСС и членами всемогущего в те десятилетия Политбюро), он светел духом, пародийно вежлив, добр, великодушен, всепрощающ, предельно (до комических курьезов) деликатен и обязательно автоироничен. Д.С. Лихачев в своей неподражаемой манере и тональности одинаково разговаривал с комаровскими бомжами, дачными алкашами-ремонтниками, с учеными и сумасшедшими дилетантами-истолкователями "Слова о полку Игореве", с коронованными особами и президентами СССР и России.

Я говорю об этом не с чужого голоса. В начале 1980-х годов мы подготовили к печати весьма нашумевшую в свое время книгу: Борис Пастернак. Воздушные пути. Проза разных лет (М., "Советский писатель". 1982, 1983; Дмитрий Сергеевич написал вступительную статью, ваш покорный слуга вместе с соавтором А.В. Лавровым составили комментарии; том вышел двумя тиражами по 100 тысяч экземпляров). Все давно забыли то славное прошлое, вернуться в которое нас призывают иные политические горлопаны. Ни в статье, ни в комментариях по цензурным условиям (кто сейчас помнит стальную советскую цензуру!) даже не упоминается (есть только намеки) запрещенный тогда роман Пастернака "Доктор Живаго". Рецензент в газете "Нью-Йорк Таймс" упрекнул нас в незнании пастернаковского романа, после чего дикторы радиостанции "Голос Америки" в течение полугода читали роман вслух для россиян-незнаек-недоумков. Дмитрий Сергеевич был очень доволен, шутил и смеялся по этому поводу. Плотно общался я с покойным академиком в те страшные месяцы (зима-весна 1981 г.), когда сидели в знаменитой питерской следственной тюрьме "Кресты" (в одной камере) зять Д.С. Лихачева и замечательный историк литературы, правозащитник (мой старый добрый товарищ) Константин Азадовский. Тут было не до разговоров о Серебряном веке, обсуждался ассортимент тюремных передач и "всякое такое" (как принято теперь говорить в молодежной среде).

Никогда не забуду сорокаминутный телефонный разговор (Дмитрий Сергеевич позвонил мне, узнав об аресте Азадовского). Старый политический заключенный, с опытом Соловков и Беломорстроя, так "наезжал" на советскую власть, на питерское КГБ, лично на генерала (нынешнего ярого демократа) Олега Калугина (именно тот выдал санкцию на арест Кости), что мой телефон на несколько месяцев попал на чекистскую прослушку.

Дмитрия Сергеевича люто ненавидел тогдашний первый секретарь Ленинградского обкома КПСС Г.В. Романов. Академика было запрещено показывать по питерскому телевидению (даже в хронике). Московские бонзы (кремлевские и цековские), наоборот, были настроены по отношению к нему весьма лояльно. Объяснялось это вполне прагматически. Этим некультурным дяденькам льстило (пусть даже понаслышке) наличие в мировой культуре древнерусской литературы. Им было приятно ощущать, что у них за спиной стоят долгие, преисполненные молока и меда века; это создавало иллюзию легитимности режима. Древняя Русь, история античности, всего Древнего мира, история западных философии и искусства, изучение Серебряного века – это были добротные "убежища" от советской власти со всеми ее неописуемыми и очень опасными прибамбасами. Начальственная приязнь к академику не мешала ему оставаться "невыездным". Помню, как в начале 1970-х Дмитрий Сергеевич первый раз в жизни съездил за границу (разумеется, в Болгарию, где тамошний коммунистический владыка Т. Живков удостоил его высокого ордена; пришлось выпустить – неловко было). Академическая общественность помнит 250-летний юбилей Академии наук (1975 г.), отмечавшийся с невероятной помпезностью и пышностью. Все действительные члены Академии наук СССР были награждены орденами, кроме Д.С. Лихачева и А.Д. Сахарова. Дмитрий Сергеевич вел себя внешне политически корректно, однако "власти предержащие" подсознательно ощущали его инаковость, иноприродность, инодуховность, интеллигентность (ни тогда, ни сегодня это никому не прощалось и не прощается).

Дмитрий Сергеевич был очень сложным человеком. И главные книги его весьма непросты для понимания и усвоения. Дарительные надписи академика на его трудах запоминаются удивительным почерком, стилизующим скоропись XVII века. Главные работы Д.С. Лихачева (удостоенного в угаре перестройки (1986 г.) никак не приложимого к его личности звания Героя социалистического труда): "Поэтика древнерусской литературы", "Развитие русской литературы X-XVII веков: Эпохи и стили", "Текстология", "Поэзия садов" и мн. др. – ориентированы на коллег, профессионалов, медиевистов всех стран и континентов. Однако высшей пробы интеллектуал не гнушался задушевного разговора и с рядовым читателем ("Заметки о русском", "Прошлое – будущему", "Воспоминания" и т.д.).

Подлинные славу и всенародное признание принесли Дмитрию Сергеевичу его многочисленные (дозволенные в эпоху перестройки) телевизионные выступления по многоаспектным проблемам культуры. Академик владел волшебным искусством просто и непритязательно (я бы сказал – весело и ласково) говорить о самых сложных вещах. Его узнала и полюбила огромная страна, к которой дотоле так не обращались с телеэкрана. Никто и здесь его не заменит. Парадоксальные, едкие, резкие телеобращения ученика Д.С. Лихачева – академика А.М. Панченко – это нечто совсем иное, рассчитанное на "квазипатриотическую" (и только) аудиторию в стиле пресловутых "куполов на закате".

Дмитрий Сергеевич всем всегда помогал – вплоть до пробивания жилплощади – о, как это было трудно – для сотрудников Института русской литературы (Пушкинский Дом), где служил и заведовал Отделом (сектором) древней русской литературы свыше шести десятилетий. Мне он дал рекомендацию в Союз писателей. Никто из людей, причастных к его орбите, не забудет доброты академика.

Российская историко-литературная (шире – общегуманитарная) корпорация в отчаянии, горе и ужасе. Умер великий гуманитарий, несравненный гражданин и человек. Личная беда каждого осложняется обертонами коллективной беды. Уход Дмитрия Сергеевича повлечет тяжкие последствия. Именно он своим общемировым авторитетом и влиянием санкционировал получение "грантов" на издание (речь не идет об оставшихся в прошлом авторских гонорарах, лишь об оплате бумаги и типографских услуг) многочисленных некоммерческих "культурных" книг самой широкой проблематики. Думается, что теперь никто и доллара не даст на издание подобных трудов. Ученые-гангстеры (такие были, есть и пребудут всегда), стеснявшиеся присутствия в жизни и культуре Дмитрия Сергеевича, теперь осмелеют, распояшутся, безнаказанно возьмут в руки перья-ножи и выйдут на околонаучное "толковище". Гуманитарии уже дважды переживали такой "беспредел" после ухода из жизни академиков Жирмунского и Алексеева (1971, 1982 гг.).

Вот и все... Пусть земля Вам будет пухом, незабвенный Дмитрий Сергеевич. До встречи в мире ином. Горько, больно, тяжело.
Василий Пригодич.