У прапорщика Пузырева при его небольшом росте был довольно длинный нос, с некоторой горбинкой.  «Большой нос - не укора, - говорил он, когда кто-то касался этой темы. - Упадешь – так подпора!»
- Да и вообще, - сказал он мне как-то, - от большого носа одни только плюсы. Особенно в отношениях с женщинами. Многие из них  склонны по размеру носа судить о размере другого органа. И хотя антропологи утверждают, что никакой метрической зависимости тут нет, но всё равно каждая вторая подсознательно хочет убедиться в этом сама. До четырнадцати лет я очень переживал и даже думал его немного косметически обрезать, но, к счастью, не успел. Помешала моя первая возлюбленная. А позже  я узнал еще одну хорошую новость – оказывается, выдающийся нос говорит о том, что и его владелец выдающийся человек. Мне эта версия показалась тоже правильной. А некоторые женщины и вовсе в этом убеждены. Об одной такой я тебе и расскажу.

Познакомился я  с ней год назад. Это произошло  на улице – недалеко от здания железнодорожных предварительных  касс. Я как раз шел за билетами и мое внимание привлекла  девушка в синем строгом костюме. Она стояла перед переходом, держала в руках какой-то листок и выглядела немного растерянной. Я подошел и участливо спросил, не могу ли быть ей полезен. Она меня искренне поблагодарила за беспокойство и сказала, что немного заблудилась. Ей на листке нарисовали схему, но «природный топографический кретинизм» не позволяет ей этой схемой воспользоваться. Она так мило и просто  сказала про этот свой недостаток, что я понял, что у нее наверняка есть нечто другое, что она умеет делать виртуозно или в чем разбирается лучше других. В любом случае, у нее есть внутренняя глубинная амбиция. Я это так ей и сказал и добавил, что не стоит на себя наговаривать, потому что пространственная дезориентация свойственна большинству особям прекрасного пола. Она только улыбнулась. Оказалось, что ей как раз  тоже нужны билетные кассы и нам по пути. И мы пошли вместе. И хотя до касс было не больше ста метров, я повел ее такой дальней дорогой, что мы успели не только  познакомиться, но даже и немного узнать друг о дружке.

Девушка оказалась журналисткой, сотрудничала с разными серьезными изданиями и ещё читала историю на каких-то армейских курсах. Но у нее, как сама она сказала, была одна главная страсть – исторические личности. А любимым занятием - все время определять, кто личность, а кто нет. Выяснилось, что хоть она преподавала  военным, но больше всего на свете не любила именно их, они ее просто-таки раздражали. «Разве это офицеры? – восклицала она со смехом. - Вот раньше были  – это да, полководцы-победители, герои-орденоносцы! Но сейчас, когда настоящей войны давно не было,  мирное  время военного человека  испортило, он начал подгнивать изнутри и превращаться в ветхий хлястик, которым даже сапоги не начистишь – в руках рассыплется!» Я слушал ее, кивал и радовался, что я сегодня был в гражданском костюме.

- А вы - как к военным относитесь? – спросила она меня, когда мы уже заходили в зал.
- Да как к ним можно относиться? – ответил я немного брезгливым тоном. – Параллельный мир одинаково одетых людей. Я с ними как-то не пересекаюсь.
- А вы где работаете?
- Микробиолог я, науку толкаю, - вырвалось у меня, и до сих пор удивляюсь, почему так сказал, это было первое, что пришло в голову.
- То есть вы ученый?
- Да, - подтвердил я просто.
Я отыскал глазами кассу для военных - возле нее почти никого не было.
- Среди ученых много личностей! – сказала мне моя спутница, направляясь к обычной кассе с огромной очередью. – Они столько всего сделали для людей. Но для них, увы, не бывает отдельных касс.

После этих слов во мне окончательно победило мужское начало и я, как ни торопился, плюнул на всё и встал  в общую очередь вместе с ней. Мы простояли часа полтора. И все полтора часа мы говорили, и она мне даже призналась, что ей кажется, что мы знакомы сто лет. Она не знала, что мне это говорят почти все и почти всегда. Она мне рассказывала истории о разных великих людях, которые творили историю. И еще она жаловалась на то, как ее достали слушатели в Академии: она им - об истории, о великих баталиях, а они - фигуру рассматривают, она им - о мировых полушариях и глобальных переселениях, а они на грудь пялятся. Интервью даже взять не у кого – такие все примитивные! Но наиболее мерзкие военные, это – прапорщики. В Академии они не учатся, но пару раз она с ними сталкивалась.

А я, в свою очередь,  старательно отводя глаза от ее груди, поведал ей о своем большом микробиологическом будущем. Я напряг свою память и выдал всё, что только когда-либо читал или слышал на эту тему. Я так увлекся, что даже и в самом деле почувствовал себя на переднем крае науки. Ее особенно заинтересовали «мои опыты» по замораживанию сперматозоидов и яйцеклеток. Я ей сказал, что половые клетки мы, ученые, уже давно научились замораживать и потом оживлять, но скоро можно будет так же качественно замораживать людей и, когда надо,  спокойно их возвращать к жизни. Работы над этим идут полным ходом. Мы как раз экспериментируем с нейронами – ведь, главное, чтобы после разморозки не произошло разрушения  личности.

-  Личности… - повторила она с восхищением. – Всё так интересно. А скажите мне, я понимаю, что вы очень заняты, а можно хоть одним глазком, хоть в полглазика посмотреть на это. Я хотела бы побывать в вашей лаборатории.
- Это не проблема. В любое время – пожалуйста. Только у нас сейчас там ремонт идет – выделили огромный грант на реорганизацию -  и сотрудники основное оборудование и замороженные ткани пока разобрали по домам. Так что, если желаете заглянуть в волшебный мир, в котором куётся будущее -  милости прошу прямо ко мне. Давайте через три дня, в субботу – прямо с утра – в 10. Я как раз из командировки вернусь – новых мышек подопытных привезу.
- Ой, спасибо, я не откажусь, мне тоже это подходит, - сказала она радостно. - А то я уже что-то перестала в этой жизни понимать: мне вот всегда с самого детства были интересны писатели, творцы, ученые, а судьба почему-то всё время сводит только с военными.  И муж мой бывший был военный – мы развелись. И брат после армии на сверхсрочную остался – с тех пор с ним даже говорить не о чем. И после окончания журфака преподавать к ним попала. Мне от одного ихнего зеленого цвета уже плохо становится. Я приду обязательно, а можно я и диктофон захвачу?
- Да, конечно, - согласился я и подумал: «Надо же, как у неё всё разделено – военных она не любит, но полководцами и победителями восхищается. Хотя, в принципе, понятно, ведь для нее главный критерий – успех. А какой успех может быть даже у самого героического генерала, если нет войны?»


Мы взяли билеты. Я проводил ее до метро, она записала мой адрес и мы расстались.

Командировка выдалась напряженная и бестолковая – я ездил, разумеется, не за мышками, а набирал новых бойцов из военкомата. Сначала их долго не могли пересчитать, потом, в дороге,  один призывник напился, заскучал по дому и сбежал, прямо на ходу спрыгнув с поезда, короче я так закрутился, что в итоге про свою журналистку  напрочь забыл.  Тем более еще, когда вернулся в пятницу вечером, ко мне напросилась одна давняя моя пассия – как она сама выражалась, на сатисфакцию. Мы с ней поужинали при свечах, выпили по бокалу вина, и она у меня  осталась на всю ночь.
Ушла она почти в десять утра,  получив перед этим еще одну сатисфакцию.

Не успел я толком умыться, как зазвонил домофон. Журналистка! Пока она поднималась на пятый этаж, я успел только спрятать в кладовку военную форму и надеть штаны и рубашку, и ещё принять задумчивый вид погруженного в размышления экспериментатора.
- А вот и я! – радостно сказала гостья. – Я вас не оторвала?
- Нет. Очень рад. Проходите в комнату.
- Я сразу вас нашла – просто удивительно, даже не заблудилась. А где же ваше рабочее место? – спросила она, увидев пустой стол. – Где оборудование? Где мышки?
- Оборудование у соседа – доктора Оскомина.  Я ему давал на время пока был в командировке. Располагайтесь, а я сейчас всё принесу – и оптику, и препараты.

Я вышел к соседу-прапорщику и попросил у него на пару часов школьный микроскоп – у него сынишка в ботаническом кружке занимался. Потом вернулся, достал из мусорного ведра презик, выброшенный туда полчаса назад, и капнул из него на стеклышко. Лаборатория готова. Мышек, правда, нет, но ведь они могли и спать, устали с дороги.

Я  перенес микроскоп в комнату на стол, покрутил колесиками, наводя резкость, и дал глянуть в окуляр своей любопытной посетительнице. Кристина, так звали журналистку, с интересом посмотрела в окуляр и воскликнула:
- Ой, а что это?
- Это замороженные человеческие сперматозоиды.
- Так они же живые!
- Как живые? Хотя… конечно, живые, я же их специально для вас вынул из морозильника – они и оттаяли в тепле. Дайте сюда, я проверю, полностью ли прошло оживление, - попросил я и посмотрел в глазок.

Что тебе сказать? Я  никогда до этого не видел свои собственные половые клетки, и это, скажу, очень даже противоестественное зрелище. Этих маленьких головастиков было не счесть, они извивались, двигались, сталкивались. Они что-то искали, надеялись. И это всё уже было в мусорке. Я смотрел и не мог оторваться, даже про журналистку забыл, а изнутри у меня поднимались  странные чувства.
- Дайте мне ещё взглянуть, - попросила Кристина.
- Пожалуйста, - сказал я, нехотя уступая ей место.
- Обалдеть… - зашептала она восхищенно. - Как интересно…

Я  смотрел на Кристину  и невольно прислушивался к себе. Надо же, я никогда не задумывался, что чем бы я не занимался, они всё время кишат  внутри меня – и когда хожу, и когда ем, и когда сплю. А микроскоп-то слабенький – то есть они довольно большие. Мне показалось, что я даже начал чувствовать, как они во мне шевелятся - миллионы, сотни миллионов. Зачем я это увидел? Так вот, оказывается, почему мы испытываем удовольствие, когда от них избавляемся.

- И из этого получаются люди? – философствовала  журналистка, погрузившаяся в исследование моего интимного мира. - Ой, а один такой шустрый, так активно вертит своим жгутиком – такой пробивной. Вот молодец! Наверно  был бы победителем. Он бы обязательно пришел первый и был бы не прапорщиком или визгливым генералом, а великим полководцем. Только этого уже не узнать никогда…

- Вы, знаете, нет, - возразил  я с солидным видом, вспомнив, что я бывалый ученый. - Это миф, что побеждает всегда тот, который первый добегает до цели. Нет здесь не так, природа сделала хитрее. Наука это уже доказала. Первый сперматозоид всегда гибнет. Сотни, тысячи первых гибнут, пробиваясь сквозь враждебную кислотную среду. Яйцеклетка не встречает их с распростертыми объятиями, ее оболочка тверда и ее нужно еще растворить. Множество живчиков участвуют в этом процессе. Они окружают ее и начинается осада, как в древности осаждали хорошо укрепленные города. И снова гибнут, гибнут и гибнут и всё только для того, чтобы один – не самый шустрый, но самый везучий – случайно  прорвался к ее ядру первый.

- Вы так много знаете! – оторвалась наконец от микроскопа моя гостья. – И так интересно рассказываете. Я заметила, что у вас самое примечательное - это ваш орган обоняния. Такой орган я видела на гравюрах и портретах знаменитых людей прошлого. Я еще тогда поняла, что в слове «личности» корень не «лич», а «нос». Продвинутый нос указывает на продвинутую  личность!

- С вами не хочется спорить, - согласился я. – Я вам признаюсь - он у меня был еще больше, я его просто укоротил в юности. У меня теперь иногда вскакивают фантомные прыщи, их хочется почесать, но воздух ведь не почешешь?
-  Жаль, что мы не были знакомы тогда – я бы вам не позволила.
Я подошел к Кристине и взял ее за талию:
- Кристочка, у вас ведь тоже довольно длинненький носик. О чем это говорит у женщин?
- Не знаю…  - тихо ответила она.

- А я знаю, - сказал я, прижимая ее к себе и легонько целуя в губы. – Он говорит о том, что у женщины очень долгий оргазм.
- Кажется, он уже начинается… -  прошептала Кристина. – Вы - личность, я это чувствую…

В дверь позвонили, а затем громко постучали. «Вот так всегда! – мысленно возмутился я и оставив недоласканую Кристу, пошел открывать. На пороге стоял солдат-посыльный.
- Товарищ прапорщик! – громко заорал он. – Учебная тревога! Вас  срочно вызывает к себе командир части. 
- Тише, чего ты орешь, иди, болван, я скоро приеду…
- Никак нет, товарищ прапорщик! – еще громче заорал служивый. – Машина внизу – мне приказано вас подвезти.
-  Подвести? – переспросил я, оглядываясь. -  Ты меня уже подвел.

Я закрыл дверь.  Кристина стояла ошалевшая – она всё слышала. На нее было жалко смотреть.
- Извини, - сказал я, вынимая из кладовки китель и облачаясь прямо на ее глазах в военную форму. – Меня вызывают.
- Я даже поняла куда, -  презрительно произнесла Кристина, справившись с  первым шоком. Она схватила свою сумочку и, выходя из квартиры, уточнила. - Я думала ты мышей замораживаешь, а ты сам – мышь. Серая  и никчемная.
- А как же нос? – спросил я вдогонку, но ответом мне была затихающая дробь ее каблучков.

Солдат, стоявший на лестничной площадке, вдруг начал чесать репу.
- Товарищ прапорщик, уточните, а ваша фамилия Оскомин?
- Нет, - отвечаю, –  Пузырев я. А прапорщик Оскомин сосед мой - вот, рядом живет.
- Вы меня извините, я, кажется, напутал, - пролепетал солдат. – Меня прислали за Оскоминым.

Я хотел его размазать по ступенькам, но только глубоко и со стоном выдохнул. Я понял, что размазан уже сам. Я – мышь. И как мышь, я юркнул тихонько в свою норку, захлопнул неслышно дверь, скинул прямо на пол свой дурацкий китель и завалился на кровать, бессмысленно уставившись в потолок. Эх, Пузырев, Пузырев, сказал я себе, какой же ты дурак, бегаешь, раздуваешь  щеки, прикидываешься то одним, то другим, а в итоге всё лопается и остаёшься ты ни с чем, потому что, на самом деле, не нос определяет человека, а скорее его фамилия. П у з ы р ё в: корень – «пузыр».
Хотя даже, может, и не фамилия! И не звание, и ни что другое, кроме одного качества - может человек  быть самим собой или нет? Самим собой - вопреки всему - изо всех сил. Барахтаться, как тот сперматозоид, который даже не задумывается, что  его шансы практически равны нулю, а работает жгутиком так, будто бы он один и от него одного зависит, будет продолжаться жизнь во Вселенной или нет.

Я поднялся с кровати,  подошел к столу и посмотрел в микроскоп – головастики уже не шевелились. Всё было мертво, как на поле после страшного боя. Я старательно рассматривал, двигая туда-сюда стёклышком, в надежде найти  живых, но тщетно – миллионы застывших тел. И только однажды я уловил  судорожное подрагивание одного – это был наверно тот полководец, о котором говорила  Кристина. Он еще продолжал бороться. Вот жизнь…


(это в принципе всё, но для тех у кого ай кью повыше, можно прочитать продолжение – Вторую часть -  http://igorsudak.livejournal.com/#item8829 )