- Сударь, извольте просыпаться.
- А?
- Покорнейше прошу меня простить, но Вас с самого утра дожидается некая молодая особа. Она настойчиво просила будить Вас и передать, что уже не в силах более ждать. Я взял на себя смелость покориться ее воле, и потревожить вас в сей ранний час.
Че за?... Я лежал на огромной кровати в комнате с высокими потолками, на стенах висели картины с корабликами. У подножья стоял дедушка лет шестидесяти, лысый, как залупа, в сиреневом камзоле. В руках он держал поднос, а сам согнулся так, будто ждал от меня пиздюли. О, бля, - сон. Четкий такой, прямо как в жизни. Интересно, я хоть до кровати успел добраться или прямо так за компом и отрубился? Да уж, удивляться нехуй если чо – насколько помню водку выжрали всю, ага, и Антоха потом еще бегал. Сколько он взял? Две, вроде. Эх, проснусь – херово будет. Обычно я утром блюю сильно, и понос с перепоя бывает. А иногда одновременно и то и другое накатит, тогда жизнь упрощается до двух вариантов – культурно блевать в унитаз, обосравшись, или спокойно срать как положено, но облевавшись.
Но пока я сплю, и сон вот исторический вижу. Дедушка все еще стоит, согнувшись. Лакей что ли? А может, его, в натуре, ебнуть, я тут вроде за барина, мне можно наверное. Типа, не ты ли, Прошка, мой горох пиздишь? Погодь, он там че-то про бабу говорил. А сон-то походу с эротическим уклоном! Надо бы поспешить, пока не проснулся.
- Ты это, веди сюда свою куклу - барин изволит отхуярить ее, не вылезая из кровати. – Властно сказал я.
- Прошу простить мою неосведомленность, Вы, вероятно, изволили говорить на горном наречии, с которым я не знаком. Каюсь, я не понял ни слова. Осмелюсь передать госпоже, что вы в скором времени спуститесь в сад – она ожидает вас в беседке. – Старик поставил на столик поднос с каким-то конвертом и, согнувшись еще ниже, пшел вон.
Не, ну не западло? Мне там может быть мобильник в ухо трезвонит, я может быть последние мгновения в вашем волшебном мире нахожусь, а меня зовут в беседку ебаться? Хрен с ним, у сна свои законы. В беседке, значит в беседке, лишь бы успеть. Я вскочил с кровати и выбежал в дверь, за которой пару секунд назад скрылся лакей. Спустившись по лестнице, я пересек просторный холл и вышел в сад. Цветочки, птички, все дела – вобщем антураж, что надо. Я повернул налево и побежал по тропинке, добавляя к ароматам весеннего сада яркий оттенок утренних газов. В белокаменной беседке, на фоне цветущих яблонь сидела девушка в ослепительно белом платье. Короче, все белое - не различить толком нихуя. Она читала книжку, но услышала мои шаги и подняла на меня глаза.
- Сударь, я… О, вы так торопились, что вышли ко мне в пижаме!
О, а я, и правда, в пижаме. Пидарская такая пижамка – полы до пяток, горошек голубой. Может еще и колпак на голове? Точно, блядь!
- Что с Вами? Вам не здоровится?
- Угу, ты мне, бля, еще температуру померяй. – Я схватил ее левой рукой за грудь, а правой начал нашаривать жопу. Слой платьев оказался такой толстый, что легче было бы нащупать апельсин через подушку, но хуле делать – надо же и даму возбудить – прелюдия, ласки и все такое. Тем временем тело в моих руках обмякло, глаза закатились, тушка устремилась к земле. Обморок походу. Ну и ништяк.
Я развернул ее к лесу передом, пристроил на перила беседки, и начал задирать платья, как в загадке про капусту. Раз, два, три и панталошки - на десерт. Моему взору открылась девичья задница, вполне себе ничего, даже розовая. Я задрал свою пижамку, откинул со лба бубон от колпака и засадил. Если уж ебать женщин в белом, то в задницу, я так считаю.
Отсадил ее как надо вобщем. Походу она из обморока вышла ненадолго в самом начале, а потом опять обмякла. Эх, хорошо! Можно и просыпаться, а там – будь, что будет. Но сон не проходил, дама все также висела на перилах, подошел лакей-дедушка – предупредить, наверное, ее, что я скоро приду, пахли цветочки, жужжали пчелки. С хера натурально свисала крупная капля…
Минуло уж пять лет. Наталья стала моей женой, и год назад подарила мне сына. В жопу она мне больше не давала. Старичок Рудольф недавно покинул наш свет, и все бремя руководства управой легло пока на мои плечи. Порой, сидя вечером на балконе, и вдыхая свежий воздух здешнего неиспорченного мира, я вспоминаю свою прежнюю жизнь, и один вопрос не дает мне покоя – тот, кто проснулся Там вместо меня, счастлив ли он? Обосрался или облевался он тем утром?