Наступает лето, господа:

у нас на юге уже тепло, море начинает прогреваться, обретать призывные цвета и набирается готовности принимать в безгрешное лоно своё телеса всяческих курортно-озабоченных граждан и аборигенов. При безветрии уже вполне можно загорать. Старожилы здешние утверждают, что лучший загар – именно майский. Не замечал за собой – я вообще поддаюсь загару почему-то плохо. Правда, когда ездил в Домбай и загорал там в конце сезона, катаясь на лыжах, –  возвращался чернее того негра. Хоть линчуй. Типа – обжаривался всесторонне. Красота эта телесная, однако, безвозвратно смывалась под душем в течение двух-трех дней. Истинно сказано - ничто не вечно.
До домбайских трасс мне сейчас добираться проблематично, а доступные ныне Карпаты почему-то никогда не нравились (и отнюдь не из-за антиукраинских настроений, предлагаю доморощенным национально-озабоченным заткнуться сразу) – вот и пылится мой старенький верный «Атомик» уже который год на антресолях в невостребованности.

Но я не об этом. Ну что поделаешь, есть у меня скверная такая привычка – начинать повествование издалека.
Я же, собственно,  – о лете. 

А именно – о том времени, когда друг моей юности Саша К., будучи сотрудником античного отдела Эрмитажа, регулярно каждым летом отправлялся в окрестности Керчи с археологической экспедицией. Раскапывали тогда древнегреческий город Нимфей (и сейчас, возможно, продолжают, увы – я не в курсе из-за известных печальных перемен).
Как-то от праздности, а больше – от желания свидеться со старым другом, я отправился через море к нему в палаточный лагерь на берегу Керченского пролива.
Не буду описывать эти десять дней ПОЛНОЙ СВОБОДЫ ОТ ВСЕГО – от так называемой «цивилизации» с её суетой, автомобилями, электричеством, горячей водой, телефонами-телевизорами и прочим. Скажу лишь одно – оказалось, что бриться «жиллетом», промывая его прямо в морском прибое, – ЗД0РОВО. А еще было фантастическое ночное небо с огромными непривычно яркими звёздами. И этим звёздам вторили мириады загадочных морских светлячков, разлетавшихся с брызгами из-под рук, когда плывёшь по лунной дорожке, купаясь ночью. Были удивительные первозданной чистотой своей находки тысячелетней давности в раскопах… О них напоминают подаренные мне тогда античные фрагменты керамики, молча стоящие по сей день в книжных полках… Много чего было. Самое интересное – не было (уж не взыщите, господа падонки!) привычного городского разгула, блядства и пьянства. И даже курили мы, кажется, не декадентское «мальборо», а бесхитростный «беломор», ибо привычные в «цивилизованной» повседневности сигареты казались там как-то неуместными…
А может, отдыхали мы попросту от этих благ?

И еще остался мимолётной зарисовкой, хрупким образом того сказочного, уж не побоюсь этого банального эпитета, времени – вот такой стишок. Записал я его уже дома, вернувшись к «нехитрым радостям» обыденной жизни.


                      ***
                                              А.К.

Оконце вечности – античный черепок,
уснувший на ладони давним летом.
Спираль веков. Небрежная примета.
Тугой песок.

Светильник догорел. Молчит гончарный круг.
Комочек терпко-обнаженной глины
сто сотен лет неторопливо стынет
на берегу.

Пророчество руки. Посланье без имён.
Шершавый символ. Таинство находки.
Всплеск мифа – приглушённый и короткий.
Как сон.


Что касается друга моего Саньки – мы не виделись уже много лет. Поглотил его нелюбимый мною город Нью-Йорк. Этих жизненных перестановок я так и не смог понять, о чём и шла речь в последнем с ним разговоре. Перед его отъездом.
Поменять Питер на какой-то Ново-Орк?! «Мессир, мне больше нравится Рим» (с).

…

С наступающим летом, господа! И – хорошей погоды.
А под конец в качестве иллюстрации  – акварелька из тех лет.