Моим будущим биографам трудно будет накропать что-нибудь объёмное, чтоб гонорар побольше срубить. Бедна событиями жизнь сетевого графомана. Но вот насчёт обучения на военной кафедре я им материала подкину. Для затравки постараюсь создать литературные портреты преподавателей, которые из распиздяв-студентов пытались сделать что-то хотя бы наполовину военное.     


Начнём с классного папы. Тем паче, что с ним взводу повезло. Подполковник Мичков его фамилия. Начальник цикла бомбометания. Кстати, должность-то полковничья. Весь цикл состоит ещё из одного подполковника, старшего лейтенанта, ответственного за тренажёр ОПБ и штатского дядьки, мастера на все руки, починяющего приборы и наглядные пособия. Заебись устроились. У полковника (Мичков получил очередной чин к окончанию нашего обучения) в подчинении двое военных и один штатский. Наша армия непобедима, это ясно.


    Папа мужик невредный, даже полезный. Помогает закрыть двойки у других преподов, отмазывает прогульщиков и всё такое. На лекциях ничем, правда не порадовал, разве что вот. Как-то нудит что-то про бомбометательные девайсы. Если, говорит, нажать вот эту кнопочку, бомбы будут сброшены (тут Мичков приседает, как пацак, растопыривает толстые короткие ручонки, выпучивает глаза и замогильным голосом заканчивает) ВСЕ ВДРУГ! Потом ещё одна кнопочка нарисовалась со схожими функциями. Сцена повторилась. В других взводах поинтересовались – та же картина. Что-то у него такое связано с аварийным сбросом. Личное.


    Кстати, о сбросе бомб. Однажды, на очередном бомбометании с тренажёра, наш Коля после заветного нажатия на кнопочку, отрапортовал об этом событии. Причём, вместо положенного: "бомбы сброшены, отдаю управление", весь такой на нервах, заявил: "бомбы сброшены, взлетаю". Нам-то, тёмным, похуй, может, оно так и надо. А вот лейтенант с Мичковым почему-то упали со стульев и задёргались. Пять баллов Коле поставили, невзирая, что бонбу он плюхнул за триста метров от мишени. При нормативе двадцать пять.


    Следующий кадр – специалист по авиационной технике. Представился так:
"Моя фамилия – майор Козлов", - в наших рядах – гыгыгы. "И я нихуя смешного не вижу в звании майор!" Чтобы снискать уважение студентов, он пытался отыгрывать все армейские штампы, какие мог вспомнить. На политзанятиях он говорил: "товарИщество", "СаудОвская аравИя" и "в перепИтиях классовой борьбы". Одно полезное действие Козлов всё же произвёл. Нарисовав крыло в разрезе и всякие стрелочки, он таки обосновал, почему самолёт летает, а крыльями не машет. Респект ему.


    Подменный препод по самолётовождению майор Малкин. Или Маркин. Никто так и не узнал его настоящую фамилию. Трудное послевоенное детство, авитаминоз и пренебрежение услугами логопеда не позволили майору (майолу) освоить произношение фонемы "Р". Сижу на его лекции, борясь со сном, пытаюсь записывать основные понятия. Майор диктует: "Записывайте: абблевиатула, одна буква Л и тли буквы Л". На автопилоте записываю: "ЛЛЛЛ". Думаю себе: что за еблан, нельзя что ли сразу сказать – четыре буквы "Л"?! Препод продолжает: "Линия Лавных Лазностей Ласстояний". Тьфу, блядь, точно – еблан картавый.


    The Best of преподы – майор Бортник. Основной по самолётовождению. Постоянно болеет, именно поэтому мы имеем приятственность знакомства с Маркиным-Малкиным. А хули ему не болеть, когда он списан из лётного состава по здоровью. Подцепил в Афгане лихорадку или ещё какой сифилис неизлечимый. Дважды подбит моджахедами на своём Ан-12, но всякий раз добирался до аэродрома посадки. Студенты Бортника уважают, начальство позволяет всякие вольности – бухать на кафедре, в хуй не ставить устав и учебную программу. Лекции читает, сопровождая примерами из практики. Однако, самолётовождение – такая скучная хуйня, что даже у Бортника более половины слушателей засыпают. Тогда майор использует нехитрый лекторский приём. Не меняя нудной интонации, произносит: "Те, кто меня слушают, продолжают сидеть. Всем остальным, кто считают себя пидарасами, не достойными приобщаться великих таинств вождения самолётов – ВСТАААТЬ!!!!" Пятнадцать заспанных мудаков вскакивают и замирают столбиками. Остальные десять (и я в их числе) радостно ржут.


    Рассказывая о полётных ситуациях, Бортник прибегает к не вполне уставным, но очень точным определениям.
    "Полной потерей ориентировки называется полётная ситуация, когда все КИ разбиты, спирт из них выпит, и экипаж до конца полёта категорически отказывается опознавать друг друга".
     "Ситуация, когда количество блядей на борту воздушного судна превышает количество членов экипажа, называется обляденением".
    Ещё один перл. На практических занятиях наш Гоша полчаса сражался с ветрочётом, но угол сноса так и не вычислил. Вырисовывая в журнале красивую "пару", Бортник констатирует (с некоторым сочувствием): "Да, Захаров, не знаете Вы самолётовождения. Трудно Вам придётся в жизни".


    Ещё был полковник в отставке Курочкин, ветеран ВОВ. Он окучивал студентов военной историей. Из военной истории в исполнении полковника запомнились "немецкие окопы глубиной сто-сто пятьдесят километров". Отбарабанив обязательную лабуду о роли КПСС, Курочкин иногда радовал мемуарами. Рассказал о своём ранении. Начштаба армии, некий Фролов, находясь в блиндаже под обстрелом противника, разрабатывал в присутствии множества подчинённых план контрнаступления. Сыграв очередной мизер (подчинённые поддавались), Фролов заявил: "Почему коньяк закончился? Что за хуйня? Невозможно работать!" Запас напитка имелся в землянке комдива, метрах в двухстах от штабного блиндажа. Приказ на совершение подвига скатился с властной пирамиды и у её подножия упёрся в лейтенанта Курочкина, комдивовского адъютанта. Наш герой вылез из блиндажа и снова залез обратно. Снаружи было нехорошо. Плановый гаубичный артналёт сопровождался налётом полка Ю-88, которого наша ПВО не пустила куда надо, и фашисты решили стратить бомбы, где попало. Генерал удивлённо, а потом очень удивлённо посмотрел на Курочкина, отчего тот свои опасения и тревоги сразу позабыл. Повторный бросок лейтенанта за боевым питанием завершился успешно, разве что на последних метрах дистанции здоровенный осколок авиационного боеприпаса излётом настиг Курочкина и снёс ему полжопы. Бутылки не разбились, адъютант получил "Боевое Красное Знамя" и год на лечение.


    В процессе излечения во фронтовом госпитале (Туапсе) Курочкин встретился с Ниной Руслановой. Та посетила с концертом генеральский санаторий под Адлером. Госпитальеры тоже захотели насладиться искусством народной любимицы. Была собрана серьёзная сумма денег, и старший уже лейтенант Курочкин, успешно отрастивший новое румяное  полужопие, отправился к певице предлагать ангажемент. Добрался он только к вечеру. Русланова приняла просителя в своём номере. Одетая в парчовый халат, дива благосклонно восприняла предложение о корпоративном концерте. Однако, ознакомившись с содержимым пухлого конверта, певица вдруг переменилась. "Я не все выражения запомнил, но впечатление было сильное", - рассказывал нам Курочкин. "В жопу засуньте свои рубли,  голодранцы хуевы" и "За такие гроши мне и пёрнуть впадло", - самые мягкие высказывания народной артистки по поводу гонорара. Филя Киркоров – плюшевый зайка по сравнению с настоящей звездой советской эстрады. 


На четвёртом курсе наш штурманский профиль подвергся удару судьбы. С инспекцией на кафедру прибыл генерал-лейтенант, ответственный за подготовку штурманов ВВС в гражданских ВУЗах страны. Я хуею, товарищи. Три-четыре кафедры на весь Союз, а в главкомате авиации сидит целый двухзвёздный генерал на этой теме. Нашему взводу в момент инспекции выпала сдвоенная пара по самолётовождению. Практическое занятие. Полная отрисовка  карты, маршрут, цели, наземные РТС, аэродромы, все дела. Рассевшись, мы достали цветные карандаши (натовцев рисуем синим, себя, естественно, красным) и принялись прокладывать маршрут. Маршрут проходил по Турции, район Измир. В те годы в туретчину не ездили ни за шмотками, ни позагорать, поэтому бомбить было не жалко (и сейчас не жалко). Через час Бортнику маякнули, что генерал вот-вот придёт. Майор осмотрел класс и остался недоволен. Передние столы пустуют, все расселись поближе к "камчатке". Генералов, говорят, это почему-то злит. Бортник пересадил войско с заду наперёд и успокоился. А зря, ибо за первым столом оказался Игорь Порошин, паренёк своеобразный и тугодум.


Генерал-лейтенант, морщинистый старый пердун, вошёл в класс. Мановением руки не велел себя приветствовать, работайте, мол, крепите обороноспособность страны. Пошептавшись с Бортником, старичок подошёл к Игорьку и выжидательно замер. Порошин поднял голову и преданно уставился в глаза генералу. Возникла тяжёлая пауза. Гоша, сидящий позади Порошина, пару раз тыцкнул ногой по табуретке Игорька и зловеще прошипел: "Представься, еблан". Еблан заискивающе улыбнулся двумя золотыми фиксами и парой десятков остальных зубов и, не вставая с места, доверительно сообщил генералу: "студент Порошин, Ша-4-17". Военачальник немного прихуел. Гоша вновь тыцкнул Игорька ботинком: "Встань, сука". Порошин вскочил и со словами: "Здравствуйте, товарищ генерал-майор (sic!)" протянул старичку потную ладошку. Генерал-лейтенант, в одночасье лишённый воинского звания, машинально взял протянутую ладонь своей ручонкой в коричневых пятнах. Понимая, что творит хуйню, Порошин постарался исправить положение, выдавив: "Игорь. Очень приятно познакомиться". "Чем занимаетесь, товарищ студент" – спросил генерал, высвободив руку и на всякий случай отступив на два шага. "Летаем, товарищ генерал-лейтенант (Игорёк милостиво реабилитировал разжалованного), турок бомбим…"


Всё это время Бортник за спиной высокого гостя корчил страшные рожи и разыгрывал пантомимы. Первая состояла из движений, совершаемых лыжниками при одновременном отталкивании. Эта сценка обозначала действия гомосексуального характера, которые Бортник намеревался произвести с Порошиным после завершения визита. Вторая пантомима изображала харакири (или, согласно мнению японоведов-любителей, сеппукку), каковую процедуру Бортник собирался учинить над собой. А и верно, воспитав такого самурая, как Игорёк, сенсэй выполнил своё предназначение и должен уйти из жизни. Как только за генералом затворилась дверь, взвод во главе с преподавателем упал падмебель.


Вот такие люди сделали из меня штурмана дальней бомбардировочной авиации, и похуй, что запаса. Если будет на то воля Небес, поведаю вам вскоре о военных сборах, во время которых происходило множество беспесды занимательных событий. До новых встреч.


Мочканём!                                                                        Апрель 2008 г.