Уезжать надо было завтра. Город был небольшой и грязноватый, и хотя в нем, несомненно, были и лучшие гостиницы, та, которую они выбрали, явно оставляла желать лучшего. Она и так стояла где-то на отшибе, и, когда впечатление было уже и так безнадежно испорчено от склизкой от дождя и почему-то вонючей дороги, а также достававшего их праздными разговорами таксиста, открывшийся из окна номера вид сразу же довершил эстетическое наслаждение. Вниз, этажа в три, уходил глубокий овраг, по дну которого протекала речка со сточными водами, и по ее берегам были разбросаны различные продукты жизнедеятельности обитателей гостиницы, а также "продвинутого" населения городка. Тут были и просто классические мусорные кучи, и обрывки всякой утвари, а также предметы одежды, очень напоминающие ватные телогрейки, а в темноте, подумал Женя, и укороченные режущими инструментами тела.
Жиденький мутно-розовый свет заката вызывал неясное беспокойство, и Женя не сразу привык к сумеркам обстановки комнаты. Вика, со свойственной ей легкой брезгливостью, промолчала и присела на перекошенную кровать, пока дежурная по этажу пыталась протереть пыль с ободранной мебели, полуисправного телевизора времен двадцатилетней давности и каких-то совсем странных предметов, стоявших на столе.
- Горячая вода сейчас есть, но ее может не быть через час, - предупредила она противным тонким голосом, больше похожим на писк, смахнув облачко пыли с чучела какой-то собаки размером с кошку на столе, - будете выходить - ключ оставлять мне. Приятного отдыха.
Все. Больше ни слова. Дежурная, тетка лет пятидесяти, с мрачной улыбкой боком выплыла из комнаты. Видимо с огромным удовольствием удовлетворила бы свое любопытство, если бы можно было подсматривать в замочную скважину, подумал Женя, - она еще одарила меня взглядом таким, похотливым.
Взгляд был действительно похотливым, но еще от него так и разило какой-то затхлостью. Или затхлой сыростью. Почему у него возникла такая ассоциация, Женя объяснить не мог. Взгляд не укрылся и от Вики. Ну конечно, еще бы. Ее взгляд, которым она проводила в спину жаждущую приключений одуревшую от скуки тетку, мог бы насквозь прожечь ее грязный и потертый костюм.
Женя начал поворачиваться к Вике от окна, а она одновременно к нему. Но до того, как их глаз встретились, он вдруг услышал ее пронзительный крик. Классический крик испугавшейся женщины, в котором присутствовало столько омерзения, что его можно было бы сравнить лишь видимо с похмельным пробуждением в чужой квартире и походом в туалет с желтым растрескавшимся унитазом с навеки застывшим на нем мочевым камнем. Лучи заката сместились н предметах, находившихся на столе, и они вдруг поняли, что за собака размером с кошку застыла там в своей вечной стойке.
- Убери ее!!!!!!!!!! - орала Вика, и Женя снял гадость со стола и поставил на шкаф, туда, где ее нельзя было видеть.
От крысы жутко несло сыростью. Почему-то она никак не вязалась с пропахшими нафталином чучелами, которых ему довелось видеть. Если бы не ее явно стеклянные преувеличенно ярко-красные глаза, можно было и вправду подумать, что она живая. Крыса усмехнулась и застыла высоко на шкафу. Вика уселась на постели, закуталась в одеяло и закурила.

Через час мрачное настроение немного улучшилось, когда они уже допивали принесенную Женей непонятного происхождения бутылку водки, аппетитно закусывая ее вызывающими изжогу колбасой и рыбными консервами - все, что удалось достать в еще не успевшим закрыться на этом отшибе магазине. Тусклая лампочка не доставала до вершины шкафа, чуть больше света придавал бормочущий телевизор. Викин голос обрел краски, интонацию и громкость, страхи и омерзение уступили место неким другим эмоциям, и Женя доверительно повернул ее спиной к себе, а она встала на четвереньки, опираясь о деревянную спинку кровати. Алые бусинки-глазки блеснули из темноты верха шкафа, как Женя снял штаны и трусы и приступил к тому, к чему ему и надлежало приступить. Тварь скалилась, но пока наблюдала. Как будто еще одна девушка, вот и все, подумал Женя, и представил, как она тоже постанывает вместе с Викой, занимаясь обильным самоудовлетворением. Это даже почти захватывало. Глазки стали то появляться, то исчезать, и даже подернулись каким-то матовым блеском. Вика стонала все сильнее, и когда по ее телу пробежала последняя судорога, Женя встал, обошел кровать, и с особым наслаждением кончил ей на лицо. Такого оргазма он не испытывал довольно давно, он мысленно поблагодарил бусинки-глазки и их хозяйку. Она ведь тоже женщина, подумал Женя. Впрочем он так и не рассмотрел половую принадлежность хозяйки номера, когда перетаскивал ее на шкаф. Но сейчас было уже все равно.
- А ведь с нами была третья, - сказал он Вике. Она блаженно улыбнулась, но улыбка медленно сползла с ее лица. Женя указал на шкаф.
Викина рука медленно потянулась к бутылке.
Сон навалился как-то сразу, видимо сказалось мерзкое качество водки. Или усталость. Вика начала немножко похрапывать, когда Женя услышал тихое чавканье.
Она сидела там, где ей полагалось сидеть - на столе, аппетитно поедая остатки ужина, и совсем не обратила внимания на брошенный в нее ботинок, которые смел со стола стакан. Она даже не подняла глаза, потому что животные, даже мертвые, не обращают ни на что внимание, когда едят. Они следят за возможным нападением только в непосредственно близости врага от их пищи, их добычи. Они смачно поглощают мясо, продукт роста человеческой плоти. Они едят. Женя это хорошо понимал. Крыса доела колбасу и долакала остатки водки и воды. Женя обратил внимание на ее раздувшийся живот. Кругом было тихо. Замогильная тишина, подумал Женя - ни из коридора, ни из-за окон не доносилось ни звука. Однако глупо было проверять себя на сон или бодрствование тривиальным уколом в ногу или в руку, потому что нажравшаяся самка подняла вдруг голову и сказала резким пронзительным голосом дежурной по этажу:
- Мы, как ты знаешь, народ живучий. И всегда приходим. И ты наверно догадался почему, - она улыбнулась и взяла сигарету из пачки Лаки Страйка, - Возможно, даме полагается поднести зажигалку, хотя я затрудняюсь определить свой статус…..
Второй ботинок угодил ей точно в морду, выбил из зубов сигарету и заставил подпрыгнуть на высоту своего роста. Писк пробуравил всю комнату, и спящая Вика заворочалась. Обычно после водки она намертво вырубалась, и сейчас это было благом, потому что иначе она тут же отключилась бы снова - от разрыва сердца.
- А ты знаешь, это только возбуждает. И аппетит тоже, кстати, - донеслось уже из темного угла. Она запрыгнула обратно на стол, держа в зубах копченое сало, про которое они с Викой, набегавшись за день как-то забыли.

Тварь стала запихивать себе в рот огромные куски, и, хотя само зрелище трудно было назвать привлекательным, она ничуть даже не насвинячила на столе.
Тяжелая резиновая дубинка, эффективная и не оставляющая синяков, но способная сломать кость, которую Женя постоянно таскал с собой в рюкзаке во время поездок, казалось, сама прыгнула ему в руку и, опустившись на голову собеседницы, впечатала ее в стол. Пара следующих ударов выбили из ее глотки полупережеванный кусок сала, а затем в руку прыгнула уже вилка - первый попавшийся металлический предмет, и из четырех маленьких отверстий засочилась кровь. Странно, подумал Женя. Он почему-то ожидал, что крыса лопнет, как раздавленная двухвостка, гусеница, жук или другое насекомое, и из нее брызнет белая жидкость, которой, судя по ее размерам, хватило бы на то, чтобы "намылить" все тело и пойти в душ - мыло они как всегда забыли дома - и использовать вместо жалкого гостиничного брусочка хозяйственного мыла. Однако из дырок потекла кровь, и поскольку крыса не хотела разрываться пополам и даже не пищала - видимо подавилась салом и потеряла сознание после первого же удара дубиной, он жутко разозлился, пришел в бешенство, и с остервенением маньяка стал наносить новые и новые удары. Брызги крови залили лицо и блестели в слабом свете уличного фонаря. Он скинул ее на пол и стал топтать ногами. Еще и еще. Брызгая слюной и приговаривая "на тебе гадина!!!" Еще и еще, а свет фонаря почему-то проникал в глаза и становился ярче и ярче, пока не превратился в………….………….………….………….………….………….………….………….………….………….………….………….………….………….………….………….

Солнечный, яркий апрельский день, небо в лужах и желтоватые дома, когда все вызывает восторг, и жить хочется кому угодно, особенно если тебе всего четырнадцать лет, когда некоторым уже приходит светлое чувство первой влюбленности. Крыса была прижата ногой. Затоптана в ставшее вдруг зыбким небо в луже. Она пускала пузыри и все слабее и слабее дергалась, пытаясь вырваться из-под толстой резиновой подошвы ботинка пухленького и радостного четырнадцатилетнего мальчика, уже познавшего радость первой любви и даже поцеловавшего предмет своего обожания. Она смотрела на него снизу вверх мутнеющими глазами, и глаза это все равно наливались злобой. Передние зубы выпячивались вперед, и в конце концов у него возникло впечатление, что перед ним учительница биологии и по совместительству библиотекарь, Альбина Ивановна, лицо которой порою тоже внезапно мертвело. Позже Женя неоднократно видел трупы людей, умерших не своей смертью - в живую и по телевизору, когда кого-то откапывали после того, как сойдет снег, и вот те же самые передние зубы - резцы - прочно отложились в его памяти. Это было очень характерно, создавало впечатление беззащитности, и одновременно пробуждало дикое желание эту беззащитность растоптать и смять. Возможно, именно это желание является двигателем всего человеческого рода.
Однако глаза в конце концов полностью угасли, и лужу занимало уже не небо, а грязно-серый комок шерсти и голый розовый хвост. Только спустя годы Женя понял это чувство - сладостный трепет, охвативший его при виде того контраста, который представлял собой этот хвост. Розовый, цвета плоти, даже крайней плоти - уже вполне оформившейся и налитой кровью, готовой выскочить из недр твердокаменной эрекции озабоченного прыщавого подростка или вьющегося вокруг сучки весеннего кобелька. Цвет соска, случайно подсмотренного в пляжной раздевалке. Гораздо позже, цвет восторга от раздвинутого в первый раз влагалища, гостеприимно открытого для захлебывающейся в восторге помутненной головы от первых оральных ласк. Цвет бесстыдства первых снов, предшествующих поллюциям, когда безостановочно трахаешь всех попадающихся на твоем пути женщин, почему-то вдруг ставшими доступными и безотказными. И просыпаешься радостным и счастливым, что порою в корне противоположно такому пробуждению в подобной реальной ситуации. Цвет жизни….
Хвост был мокрым, как и вся крыса, но Женя знал что у него дико вспотела рука, которой он извлек зверька из лужи и понес назад, в школьный двор. Ему казалось, что он - упитанный и преданный кот, который несет хозяевам убиенную крысу для демонстрации своей преданности и благодарности за насущный хлеб. Однако, в данном случае Женей двигала всего лишь бравада, и на следующий день хвост был временно забыт, а крыса, спрятанная в школьном дворе, была превращена одноклассниками в футбольный мяч, и уже через минут пять игры угодила прямо в лицо только что пришедшему и потому ничего не соображавшему Леше Кузнецову, с которым Женя спустя годы, после армии, играл в одной рок-группе. Леша тогда очень обиделся, и может быть поэтому потом его группа постоянно меняла состав. Женя играл на разных инструментах, на всем понемногу, был он и перкуссионистом - стучал по конгам и звенел на всяческих бубенчиках под некоторые песни, тихо и печально, тихо и печально так, что иногда долго отдавалось в ушах………..………….………….………….………….………….………….………….………….………….………….………….………….………….………….………
Также как сейчас отдавался звон настольной лампы, которая ходила ходуном он топота, впрочем как и все предметы в квартире, и также, как и сейчас отдавался в ушах пронзительный полукрик-полуплач Вики, которая была в глубокой истерике и на грани потери сознания. Она подвывала уж давно, проснувшись почти сразу же после первых ударов, и Женя бросил окровавленную крысу и поспешил обнять и успокоить Вику.
- Ну что ты, это просто сон такой у тебя… а я это раздавил тут таракана огромного, - лепетал он и целовал жену, но знал, что она ему ничуть не верит.
Вика всхлипывала и дышала на него сивушным перегаром, и конечно же была еще пьяная, и следовательно, еще существовала возможность, что она все забудет. Просто сон. Плохой сон. Он поглаживал ее по голове и спине, и его пальцы вдруг почувствовали, что на спине находится слишком много потерянных ей волос. Только были они какими-то короткими, и почему-то распределились по всей спине, но сейчас Жене было не до того мыслей о волосах. Как кошку гладишь, подумал он.
И действительно, минут через десять Вика затихла в тревожном сне, и Женя тоже собрался лечь рядом, но вдруг словно сотня солнц из апрельских луж окатили его холодным потом.
- Это конечно достойно самой извращенной садомазохистской игры, милый, но уверен ли ты, что ты это понял?
Окровавленная крыса с полурасплющенной головой уже успела вскарабкаться на стол. Глаза и передние зубы у нее были целы, и красный огонь глаз горел очень и очень недобро. Женя, который и сам был весь забрызган кровью и в поту, попытался ринуться вперед, однако мерзкий визгливый голос теперь внезапно принял грудной оттенок. В нем пробудились нотки игривости.
- Ничего не даст при любом количестве попыток. Можешь отнести все насчет небывалых способностей к регенерации, однако тут другое… Неужели ты еще не понял, что я была с тобой всю жизнь??? До того, как пришла Она? И я буду после того, как Она уйдет!!!! Разве я ее хуже? Впрочем, мы можем проверить…
Сучка явно издевалась, но Женя этого не замечал. Сучка менялась и начинала испускать флюиды. И только когда она изогнулась в полутьме, Женя сначала увидел округлые и аппетитные ягодицы, а потом лапы, нет - уже ноги, свесившиеся со стола.

Голос выл и стонал грудными интонациями, кожа была гладкой, крыса была вся в крови, а Женя с остервенением - с таким же, как и недавно топтал, входил и входил в нее сзади стоявшую на четвереньках на полу, сидя на кровати. Входил и слышал ее вопли бесчисленных оргазмов, перемешанных с болью и ей стимулированных. Потому что в руке он держал натянутый, толстый и упругий, аппетитный и сводящий с ума от возбуждения розовый хвост. Он держал его и в тот момент, когда острые резцы обдирали кожу с его члена, и когда принялся неистово кусать суку по всему телу, оставляя кровоточащие раны величиной с кулак. У него сводило челюсти, а она все выла, стонала кричала. И кричала.
Она на секунду очнулась и снова заговорила. Она предложила - нет - предупредила о своем намерении "попробовать втроем". И полезла к Вике под одеяло. Что происходило под одеялом, Женя не видел - оттуда слышались приглушенные стоны, а ему приходилось довольствоваться только все теми же телодвижениями по отношению к выглядывающей из-под одеяла аппетитной, но теперь искусанной, всей в крови, задницы. И держать натянутый хвост.

Сколько продолжалось такое состояние, он не знал. Как и не знал числа испытанных оргазмов, за которыми мгновенно следовала новая эрекция. Однако очнулся он только когда под одеялом послышалось чавканье - гораздо громче и мощнее крысиного. Он отпустил хвост и отодвинулся, потому что вдруг заметил, что ягодицы перестали двигаться ему в такт, а крысиное тело вдруг как-то обмякло и наконец резким толчком ушло под одеяло. Он откинул одеяло с криком:
- Вика, что происходит????, - и осекся, почти падая в обморок.

Огромная белоснежная кошка дожевывала остатки крысы, из ее пасти торчал только лишь кусок розового хвоста, который она проглотила через минуту-две на глазах у остолбеневшего Жени. Уже не в силах ничего предпринять, он словно провалился в пушистый белый ковер, мурлычущий со всех сторон и ничуть не запачканный кровью. Потом она чуть отодвинула его лапами от себя и принялась вылизывать - всего, и Женя больше не вспоминал ни про розовый хвост, ни про то, что с кем и как он делал. Они заснули вместе, и Женя впервые за долгие годы заснул по-настоящему глубоко и безмятежно. Они спали допоздна, и солнечный свет, проникший в номер, осветил его грязь и убогость, но не вызвал омерзения. Лишь под утро ему приснился шум и суматоха в коридоре, и всхлипывающий женский голос, проходивший мимо их двери, горестно произнес:
- Ужас!!!!! Прихожу, Лариса спит, трогала ее, тормошила, тормошила, а потом смотрю - глаза у нее открыты!!!! Инфаркт!!!!! Ужас!!!!! Господи - что ж такое творится….
И донесся мужской, издалека:
- За ноги бери, говорю!…..

За окном бушевал апрель, и небо текло в грязных водах речки на дне оврага. Еле заметная зеленая дымка окутывала далекие деревья. Везде присутствовали четырнадцать лет и буйство. Буйство всего, что только может бушевать.
Проснувшись, они с Викой не спеша, но страстно отдались друг другу, и когда отдышались, Вика сказала:
- А ты знаешь, все-таки дураки вы мужики… не надо их приносить в благодарность….. -

- ИХ НАДО СРАЗУ СЖИРАТЬ!!!