Прозвеневший будильник заставил Федора проснуться, и, подчиняясь столь неприятным по утру  звукам, он открыл глаза. Дабы окончательно пробудиться, Федор подошел к окну, по стеклу которого стекала свежая струя голубиного гавна, и открыл его. Утро. Лучи солнца разогнали ночной мрак, только еще начинающая цвести зелень, утренняя свежесть после ночного дождя – сегодня будет неплохой денёк! Напевая незатейливую песню группы Ленинград «Хуй в пальто», Федор сходил в толчок, принял утренний душ, побрился (черт, порезался! Ну и хер с ним), почистил зубы и отправился на работу. Пятница, последний рабочий день на неделе, ну а вечером можно с друзьями употребить бухла.

Придя на работу, он обнаружил, что все его коллеги также как и он находятся в весьма хорошем настроении. Весна, тепло, май на дворе, последний рабочий день, сегодня получка плюс премия – маленькая радость, но все же настроение подымает.
Анечка… Аня устроилась сюда работать пару недель назад, но вся мужская часть коллектива сразу заприметила её. И конечно же, эта симпатичная, общительная девушка не оставила Федора равнодушным к себе. «Да, нужно подойти к ней, пригласить в кафе или в кино, ведь сегодня такой чудесный день!» - подумал Федор.
- Анечка, здравствуй! – поприветствовал её Федор.
- Здравствуйте, - ответила девушка.

- Аня... - начал было Федор, но вдруг с ним произошло нечто необъяснимое. А именно: его жопа издала страшный громогласный звук, который своей неповторимой тональностью из анальности оглушил Аню. Следом за сей симфонией громового пердежа последовал букет резких сероводородных запахов.
- Вы мудак и пидарас! – зажимая нос пальцами, и от того гундося, заорала на Федора девушка.
- Но Аня, я… Я не это… Я не это хотел сказать!.. – промямлил Федор.
Но он не мог остановить себя. Постепенно от, так сказать, шалостей, его жопа перешла к серьёзному сранью жидким и мощным. Хозяин данной жопы никак не мог остановить поток стремительного гавёного безумия, он просто обсирался. Кал стекал по ногам, по ботинкам, вытекал на пол. Коллеги Федора в шоке наблюдали за происходящем, еще и директор подошел… Это был ужас!

Прозвенел будильник.
- Сон? Всего лишь сон… Да ну нафиг такое! Гавно… Ах да, сегодня же деньги дадут! Ну, все правильно.
Он поднялся с кровати, принял душ, начал бриться… Опять порезался! И причём так же, как и во сне. Совпадение? Или нет? Смутные сомнения охватили Федора. Наспех побрившись, он побежал на работу.

Все так же, как и во сне, народ находился в хорошем настроении, все шутили, веселились понемногу, и все так же на работу пришла Аня.  Федору уже не хотелось говорить с ней, и он просто поздоровавшись с Аней, направился к своему рабочему месту.

- Федор! – окликнул его директор.
И тут Федор оглушительно перданул.
- Д…Да?.. – по дурацки вымолвил Федор.
- Хмм… Вроде еще не девятое мая, и салютов пока не было. Откуда же тогда донесся сей громкий звук? – попытался пошутить директор, - О, а запах! Насколько мне известно, салют не пахнет пердежом.
И тут последовал салют. Коричневый салют. Брюки Фёдора вздулись со стороны жопы, и вдруг резко, в одно мгновение, швы разошлись по сторонам, и поносная срань оказалась за пределами брюк своего хозяина. Яркие светло-коричневые струи гавна летели на волю, заливая собой все, что стояло на их пути, рикошетя при этом маленькими, но частыми каплями по всей комнате – мебель, коллеги Федора и его директор в том числе – все были забрызганы забавными коричневыми каплями.
С ужасом Федор смотрел на своего начальника – ему явно не понравился салют. И в забрызганных гавном глазах читалось всё – и злость, и месть, и вставка в жопу Федору шефовского хуя, и никакой премии с зарплатой, и увольнение, и… И пиздец в общем!

И вновь Федор открыл глаза. Все так же звенел будильник, все так же сияло солнце, все также стекало по оконному стеклу только-только высранное пернатым гавно, все также… Неужели это никогда не закончится? И что же делать? Остаться дома? Да все равно он обосрётся, даже дома. Рассказать друзьям? А кто в это поверит? Да и как вообще такое рассказать? Да и успеет ли он им это рассказать до того, как опять обосрется? А если и расскажет, то что с того? Ничего. Но он не сдавался!
Федор спустился в подвал. Там, среди прочего хлама, он нашел его. Да, он самый. Давным-давно, еще когда Федор был маленьким, он спер горшок из детского садика, так сильно он ему нравился. Горшок, большой металлический горшок советских времён, зелёного цвета снаружи и желтовато-белого (от времени и былых трудов) изнутри. И конечно же, как и положено, снаружи, на зеленом, белой краской, кисточкой была написана цифра… На его горшке это была цифра 18. Федор, понимая, что и сегодня (или сегодня это вчера? Или позавчера? А может быть завтра или же - навсегда?) он не успеет до туалета, а если он и сразу с утра сядет на толчок – то ничего из него, скорее всего не пойдет, а пойдет именно в самый неожиданный момент, к которому нужно быть готовым. И Федор приготовился, он положил горшок в пакет и отправился на работу.

Он знал, что сейчас это настанет. Он был в этом уверен. Да, ему не хотелось срать, но он был абсолютно уверен в том, что сейчас это случится. И он не терял своё драгоценное время. Он привлек к себе всеобщее внимание, вокруг него собрался весь коллектив организации.
- Федор, в чем собственно дело? – поинтересовался начальник.
- Сейчас вы все увидите, сейчас! – Федор вынул из пакета горшок, поставил на пол, стянул с себя штаны и трусы, начал садиться на горшок и… И тут, после мощного пердежа, из него полилось. Директор, Анечка («Ну до чего же она прекрасна!» - подумал Федор, глядя на неё), и все коллеги были просто в шоке. И вдруг, время остановилось, а жопа перестала срать.

- Неужели ты думаешь, что вот сейчас посрёшь в горшок, изобразишь что-то типа весеннего обострения, встанешь, и всё будет хорошо? Этого не будет.
- Кто говорит? – вопрошал Федор, озираясь по сторонам, но видел лишь застывших на месте, словно статуи коллег видел он.
- Какая разница, для тебя уже все потеряно.
- Но… Неужели это происходит именно со мной? Неужели это возможно? Неужели эти реально?
- Реально? Знаешь, что такое реальность? Нет? Хааах, реальность – это то, что видишь, слышишь, чувствуешь. Вот что такое реальность.
- Прекрати, заткнись! Я посру – и все будет нормально! Все будет хорошо! День пойдет дальше, как и должен идти, и наступит завтра! Не это поганое однообразие, а настоящее завтра!
- Для тебя, Федор, завтра не наступит никогда. Помнишь, лет пять назад ты работал на макаронной фабрике? Помнишь, как ты срал в тесто для макарон? Как ты по пьяни блевал него? Как ты дрочил на фотографию Михаила Шуфутинского и кончал в это тесто? Или твое сранье возле квартир соседей? Помнишь? Ты все сваливал на шестилетнего Ваню с пятого этажа, мол Ваня ездил с родителями в Египет и теперь такие пирамиды строит. Но это был не он, а ты. Ну и конечно же, твой коронный номер! Ты срал в презервативы и продавал потом это как колбасу! Слишком твёрдое гавно ты пропихивал в гондон своим кривым хуём, «колбаса» получалось тоже как бы дугой – её ты называл «Краковская». Ровные «колбасы», что аккуратно в длину наполняли гондон, ты называл «Сервелат», или же если много из тебя не выходило, то «Салями». Ну и конечно же, твоя любимая, не всегда правда она у тебя получалась – «Венская с кровью»...
- Заткнись! Заткнись!! ЗАТКНИСЬ!!! – во всю глотку орал Федор, пытаясь встать с горшка, но у него ничего не получалось.
- А потом ты все это дело продавал в разных районах города, и ведь люди покупали… Ну а  твоя любимая Анечка никогда не будет с тобой. Зачем ты ей нужен? Её каждый вечер пердолит директор. И она этим несказанно довольна. Чёрт, да вообще, кому ты нужен? Тебе под сороковник, и чего? Ни семьи, ни жены, ни детей, только «колбаса», которую ты высераешь в презервативы. Он еще тут, видите ли, за Аней решил поухаживать! Хахаха!
- Нихрена у тебя не выйдет!
- Это у тебя и из тебя больше ничего не выйдет. Ты умер несколько дней назад, пыжась высрать очередную колбасу. И уже который день твой труп тухнет на унитазе с гондоном и невысранным гавном в очке. И знаешь что? Никому до этого нет дела. Ты бездарно прожил жизнь, тебя даже похоронить-то некому. Ты просто гавнюк, а у каждого гавнюка свой ад! Для остальных людей жизнь идет своим чередом, для тебя же – нет. И еще, посмотри вниз, Федор!
Федор посмотрел вниз и обомлел… Штаны были одеты! И ширинка застегнута, и ремень тоже… Но как же так, он ведь точно помнил, что снял штаны!

В результате, Федору все же удалось встать с горшка. Время снова пошло своим чередом, люди стали двигаться и охуевать от того, что происходит. А происходило вот что…
Из задницы Федора, разрывая штаны на части, полезло что-то кривое, и, высунувшись, стало заходить обратно, потом опять из жопы, и снова обратно…
- Краковская.. – произнес все тот же голос незримого собеседника.
Рядом с краковской, расширяя анус, полезла еще две. Из сраки Федора обильно хлыстала кровь.
- Сервелат и салями!
И рядом четвертая…
- Венская с кровью! – к тому времени из жопу Федора, что так дико орал от анальной боли, натекло на ноги и на пол уже немалое количество крови.
- Когда по ногам текло гавно, так больно не было. Верно, Федор? Хахаха! Ну что же, вот они все четыре! И находятся они, там где и положено – в твоей жопе! Забирай-не хочу, забирай-не хочу, забирай-не хочу... – повторял одни и те же слова голос.
Причем при слове «Забирай» колбасы все как одна залезали Федору в жопу, а при «не хочу» вылезали назад.
- НЕЕТ!!!! – от дикой боли ноги подкосились и Федор непроизвольно упал жопой на горшок. Колбасы резко устремились наружу, да так сильно, что Федор готов был взлететь! Однако, незримая сила не позволяла ему сделать это, и он сидел, сидел и высерал бесконечно длинные, как его кошмар, «колбасы» до тех пор, пока горшок не был переполнен ими, и в конце концов, под Федором что-то взорвалось. Горшок… От взрыва Федора разорвало на части, полужопия жопа с ногами улетели в одну сторону, причем из полужопий продолжали вылезать колбасы, а верхняя часть тела соответственно в другу. Перед лицом умирающего упал весь в гавне металлический осколок горшка, на котором проглядывалась цифра «18».
- Вот ты узнал истину, Федор! Она с тобой, здесь, сейчас, всегда! И… Ах да, чуть не забыл! С добрым утром, Федор!

Прозвеневший будильник заставил Федора проснуться, и, подчиняясь столь неприятным по утру  звукам, он открыл глаза. Федор подошел к окну, по стеклу которого снова стекала свежая струя голубиного гавна. Впереди его ждал новый старый день, а за ним еще такой же, и еще, и еще…